Счастлив, бесконечно счастлив тот, кто любит и любим…
Во втором номере Артем помещает лирический этюд:
КАРУСЕЛЬ СЧАСТЬЯ
Ты — политработница женотдела. Я — комсомолец. Это в настоящем. В ближайшем будущем — весна — море (?) пустыня (?).
Дальше — туман, сквозь который вырисовываются и кабинет, и канцелярия, и квартира с теплой уборной, и горы интересных книг.
Солнце мое — Фрина!
Безумие — лучшие годы солнечной юности проводить в каменных мешках, заплеванных канцеляриях, устланных пошлыми коврами.
Мы должны пойти бродяжить.
А если мы не решимся этого сделать, то это будет значить, что мы устали жить (не живя!), что нам не знаком вкус хмельного и пьянящего меда жизни! что мы не способны проложить свой оригинальный путь жизни! что мы не можем вырвать из зубов жизни то, что называется счастьем, это будет значить, что мертвящее дыхание буржуазной культуры коснулось нас, сварило наши души, что мы расслабли, размякли, расшнуровались, что в нас нет ни костей, ни мускулов, ни воли, ни сильных желаний, ни пламенных дерзаний, ни, ни, ни, ни.
Мы должны пойти бродяжить в ближайшую весну!
Далее в тексте несколько отдельных записей, обведенных рамками:
Поверь! Нам не захочется лезть с кулаками на всех богов и чертей, когда потускнеют наши сверкающие безумьем глаза, слиняют брови, поблекнут лица, когда наши сильные мускулистые тела засохнут как луковицы.
ПОВЕРЬ!
Наша дорога — все дороги. Наш путь — все пути и наше жилище весь МИР.
Мои ноги тоскуют по росе.
Мои глаза тоскуют по просторам.
Я тоскую по широким сильным движениям…
ДУРАКАМ ПУТИ НЕ ЗАКАЗАНЫ.
Всесильная любовь, как божество, воистину царишь ты над сердцами! Нет жизни в том, кто твоего величья не признает!..
В этом же номере — под шапкой фельетон «Письмо правоверного комсомольца»:
Моя дорогая!
Шлю тебе и всем т.т. коммунистический привет.
Только сейчас воротился с заседания ячейки. Повестка дня была чрезвычайно интересная. Еще интереснее было само заседание. Я выступал содокладчиком по вопросу о новой экономической политике. С чувством глубочайшего сожаления приходится констатировать печальный факт глубокой политической отсталости некоторых членов партии […]
«Азбуку коммунизма» 3 перечитал раз сорок, некоторые страницы выучил наизусть и теперь не хвалясь могу сказать, что я стал очень сознательным […]
Обыватели по-прежнему инертны, агрессивны. Духовных запросов — никаких. На днях на моей лекции на тему «На грани двух миров» присутствовали только пять человек. По правде сказать, все пятеро они мне и не особенно понравились: слишком уж мелкобуржуазные физиономии, и только один, который все время спал около двери на скамейке, был в синей рабочей блузе, с лицом, прокопченным удушливым дымом фабрик.
— Вот типичный индустриальный рабочий, — радостно думал я. Однако после лекции пришлось разочароваться. Оказалось, что это сторож нашего клуба. […]
Проснувшись к концу лекции, он все-таки горячо аплодировал, что является психологически несомненным показателем того, что в глубине его деклассированной натуры заложены здоровые коммунистические инстинкты […]
С ком. приветом.
Да здравствует ком. революция!
Дальше следует «Газетная смесь» (в первом номере этот раздел назван «Перья из собачьего хвоста»).
В СВЕТЕ НАУКИ
Член РКСМ. Ношу брюки галифе. Пробор всегда аккуратно расчесан. Через день на углу чищу ботинки. Обедаю один раз в два или три дня. Завтраков и ужинов не признаю принципиально. Необычайно умен. Собираюсь… Что я собираюсь делать?
ФИНАНСЫ
Абсолютное равновесие, чего со мной уже давно не было.
Через пару дней отнесу Смирнову последний долг, и у меня не останется ни копейки, зато и никому не буду должен тоже ни копейки.
Перспективы, конечно, как всегда, самые великолепные, многообещающие.
ОБРАЗОВАНИЕ
Прочитал:
Мопассан. Милый друг.
Чернышевский. Что делать?
№№ 1–10 «Пролет. Культура».
Стихи, журналы.
С пяток газет.
Лонгфелло. Песнь о Гайавате.
Собираюсь засесть
За (?)
За разное. На столе целый ворох беллетристики, и публицистики, и политики.
Прослушал с пяток лекций, в голове осталась только одна: Арватова[16].
В театр, скот, не хожу.
СПОРТ
Занимаюсь аккуратно гимнастикой. Я глажу свои мускулы, рождается (вот дурак: хотел написать безумное, потом — страшное) желание: и мозг развить так же хорошо, как развиты мускулы. И я уже иду к достижению этого.
Сейчас очень много занимаюсь, читаю, читаю, сплю не больше 5 часов.
ПАРТИЙНАЯ ЖИЗНЬ
Чрезвычайно скудный запас политических знаний не дает мне возможности критически относиться ко многим жизненным явлениям. (Видишь, каким стилем пишу). […]
Записался в КСМ[17].
ИЗВЕЩЕНИЕ
Купил примус. Не хватает гитары и граммофона. Ух, и заживем мы с тобой!
Адрес для писем, телеграмм — Пролеткульт.
Когда приедешь, ищи:
1) Пролеткульт [общежитие на Воздвиженке].
2) Б. Дмитровка, 15, МК КСМ, вход с переулка, верхний этаж. Отдел печати.
Но жить вместе никак не получалось. Жозеф, брат Фрины, удерживает ее в Туле, где есть работа и жилье, в Москве — ни того, ни другого. В Справочном отделе «Фрининой газеты» Артем писал:
Квартира: нема. Несмотря на все старания не продвинулся ни на один шаг.
Паёк — то же самое.
Деньги —.
Из письма Артема 21 ноября [1921]
Жозеф зовет меня в Тулу. Не еду вот почему.
Сейчас бешеным темпом штурмую твердыни литературной крепости. Работаю над собой лихорадочно, бешено!
Знаю, что скорой победы не достигну, но зато несомненно научусь бороться, наберусь сил, закалю силы мускулов, рассчитаю меткость ударов.
И знай, что на стенах крепости будет виться Мое знамя — одно из наиболее ярких и роскошных знамен.
Это неизбежно, потому что у меня есть
СИЛЬНОЕ желание, которое, как вспенившаяся река, прорвет плотину моего невежества и косности […]
Весь январь Артем жил в Туле, но в отношениях с Фриной произошел разрыв.
В письме Анатолию Глебову 20 января 1922 года из Тулы в Анкару Артем пишет, что «уже готов порубить золотые якоря любви».
Месяц спустя Артем уходил добровольцем во флот.
Однако «якоря любви» держали крепко.
Из письма Артема 24 февраля 1922 г.
Милая милая родная Фрина люблю тебя так сильно как раньше как всегда как никогда
Родная прости меня прости за все […]
Я мечусь в смертельной тоске
Умоляю приезжай немедленно — перед моим отъездом необходимо увидеться.
Прошло четыре года.
Из письма Артема 11 декабря 1925 г.
Фрина, разреши приехать в гости: хочу посмотреть тебя и твоего ребенка.
Николай
В Москве буду примерно до 18, потом уеду в чужую дальнюю сторонушку.