Громадные огненные шары обильно падают с иссиня черного неба, накрывая своими многотонными, раскаленными тушами кривые улочки города и великолепные архитектурные сооружения дворцового ансамбля.

Тут и там охотничьи угодья эмира занимаются пожарами — десятки столбов жирного, черного дыма уже объединились в союзы, грозя перекинуться в единый неостановимый пал. Егеря на страшных птицах пытаются тушить их очаги своими чарами, однако магический фон, если не исчез вовсе, то в значительной степени ослаб и остановить разгоревшееся пламя они не могут.

Окружающее пространство стремительно исчезает в реках жидкой лавы, льющейся с небес.

Багровые отблески от падающих с неба факелов, величиной с дом, выплясывают зловещий танец смерти по стенам, тонущей в сумраке трапезной. Предметы в их лучах потеряли свои четкие очертания, все они, казалось, куда-то двигаются, сжимаются, пропадают в темноте и появляются снова, чем непомерно перегружают нежный вестибюлярный аппарат старого мудреца.

— Исчезни, бесовское отродье — скрипит старик, прикрывая глаза и, как ни в чем не бывало, продолжает трапезу.

Сегодня придворный повар превзошел самого себя. Кебаб из цыпленка и нежнейший, хорошо прожаренный в оливковом масле, молодой картофель просто тают во рту. Первый визирь утер рукавом ручеек жира, коварно подбиравшийся к его бороденке и с вожделением уставился на полупустой поднос, раздумывая, стоит ли и дальше нагружать свой старый желудок.

— Очнись, глупец! — возопил эмир.

— Прочь, прочь с моих глаз, когда ни будь я точно спалю тебя в пепел — начал нервничать визирь.

Еще один яркий сполох прямо внутри покоев все же поколебал показную невозмутимость старого визиря, заставив того вздрогнуть, от чего кусочек нежнейшего цыпленка выскользнул из его пальцев и шмякнулся на белоснежный халат, оставив на нем смачное, жирное пятно.

Перед изумленным взором визиря соткались из воздуха еще две фигуры.

— Ого, сегодня ты превзошел самого себя — удивился визирь. — В этот раз тебе удалось раздвоиться и даже утроиться, и при этом, качество морока ни сколько не пострадало.

Старик прищурился, напрягая зрение, и даже привстал на одно колено, намереваясь подойти к застывшим фигурам.

— Приветствую тебя мой друг, мы, как видно прибыли не в самое подходящее время — произнес второй эмир, вернее первый и единственный, настоящий.

— Мы все же опоздали… Учитель, с вами все в порядке? Почему вы столь спокойно трапезничаете, когда в мире творится невесть что, когда гибнет наша столица? — гневно вторил эмиру Ганиш, с укором и недоумением вглядываясь в растерянные глаза визиря.

Сомнение появилось во взгляде Альхора Борджи — два эмира, да еще и Ганиш в придачу — это уже слишком, быть может на этот раз все же стоит применить магический взор?

— Ну, давай не медли, проверяй, если хочешь убедиться в том, что я не Мункис — догадался эмир, с интересом разглядывая свою точную копию — взор, взор, Альхор, времени не так много.

— О, я очень быстро, не сочтите это за дерзость или неуважение к вам, о мой повелитель — ответил старик.

И очень тихо добавил:

— Если это, конечно, вы.

— Времени еще достаточно — ответил эмир — дворец я накрыл куполом, у нас есть около пяти часов, за это время мы должны успеть вывезти от сюда все самое ценное, что не смогли бы восстановить потом.

Старик закрыл глаза и сделал пасс руками.

Так и есть, на этот раз — это не Мункис, это действительно эмир и Ганиш — собственными персонами.

— Но, но… — в критических ситуациях Альхор Борджи все чаще терял возможность внятно выражаться.

Теперь во взгляде старого визиря сквозил животный страх и паника. Его костлявая рука с вытянутым пальцем, словно стрелка компаса, поплыла к югу.

— Это же… — старик выпучив глаза, пялился в окно — там что, тоже все настоящее?

— Да, Альхор. Неужели же ты не видишь очевидного?

— О мой господин, о величайший! — запричитал старик, бухаясь на колени — этот Мункис, это несносное чудовище с гнилой душой обезьяны, в конец отравило мою жизнь. Это мерзкое порождение клоаки, этот смердящий сосуд греха, безо всякого угрызения совести пользуется вашим священным обликом.

За время вашего отсутствия он почти каждую неделю подчевал меня очередным «апокалипсисом». В первый раз он пришел ко мне в обличии ангела смерти, Азраила, а затем всенародно, на дворцовой площади, объявил о конце света. Тогда это было цунами до небес — старик всхлипнул и опустил плечи — наши главные парадные ворота едва не снесла толпа уличного сброда, требуя защиты. Мое сердце почти остановилось, господин, ваш главный лекарь едва сумел вернуть меня из за темных пределов. Клянусь аллахом, я уже отсчитывал монеты за переправу через реку мертвых.

Пальцы на руках и голова на тощей шее визиря ощутимо подрагивали, блуждающий тусклый взгляд делал его похожим на безумца.

— Затем были еще нашествие драконов, падение кометы, нападение вампиров и взрыв солнца, он окружил меня полной тьмой и держал в этом состоянии целый день, мой господин. Потом было ужасное землетрясение и провал в преисподнюю центра города, за землетрясением — смерч неимоверной мощи, сметающий дома словно песчинки.

Все эти концы света были иллюзиями, но мои нервы изрядно подпорчены, о повелитель. Мой гарем, все ваши подданные и даже челядь теперь предпочитают как можно реже здесь появляться. Дворец стал похож на пустыню.

То, о чем поведал визирь, невозможно было слушать без улыбки, однако ситуация не располагала к веселью.

В мгновение ока эмир заключил вредное создание в силовую клетку и подвесил ее к потолку. Мункис уныло свесил между прутьями свою белую кисточку. Ни на что хорошее он уже не рассчитывал.

— Разберемся потом, надо спасать свои жизни, через час здесь будет выжженная пустыня. Этот город, нашу великую столицу, нам уже не спасти, но империя стояла сотни лет, выстоит и на этот раз.

— Это результат нашего общения с великим оракулом, мой господин? — спросил Альхор Борджи.

— Не знаю, Альхор, быть может, это справедливая плата за наш слишком самонадеянный поступок. Мы потревожили то, что тревожить не стоит и проиграли свою битву — вздохнул эмир — Великий оракул показал все правильно, и наше толкование его пророчества тоже было верным, однако нам не дано знать всего — нам не было показано, что произойдет дальше. Знай я ВСЕ последствия, клянусь создателем, я бы отказался от своей затеи.

— Что же стало с камнями, о повелитель? — спросил Альхор Борджи.

— Камни, Альхор… мои камни… — казалось, эмир вот-вот заплачет — они до сих пор покоятся в земле — он сжал челюсти и хрустнул пальцами — не знаю как, но маги Селиуса смогли обратить вспять наше заклинание переноса, не иначе, сам Иблис и армия шайтанов помогали им в этом. Ни кто, слышишь, ни один маг в столь короткое время не смог бы расшифровать, да еще и вывернуть мои формулы наизнанку. Тот город нечестивцев, Москва, в данную минуту уже возвращается на свое место. То, что ты сейчас видишь в окно — откат того заклинания. Оно присосалось к нашему источнику магии и тянет из него энергию, тепло же, выделяющееся при этом процессе, маги Селиуса вывели в наш мир — эмир сжал кулаки и с грохотом опустил их на стол — нечестивцы, подлые твари!

— О великий, нам пора. — Ганиш согнулся в поклоне.

— Да, мы уходим, но мы не отступим. Вернуть камни я просто обязан, пусть даже сгорят в пламени войны оба наших измерения. Селиусу не будет покоя до тех пор, пока камни не вернутся ко мне — к своему истинному хозяину.

А потом… даст Аллах, мы вернемся и на Землю.

— О повелитель, быть может, мы слишком поторопились объявить им войну? — простонал престарелый визирь.

— После того, как я верну камни, Альхор, мне бы хотелось поближе узнать их измерение и, быть может, даже дать им шанс. Я еще не решил окончательно, собирайся, Альхор…

Кажется все семь небес обрушились на несчастную столицу Хурданта. Великолепный дворец, воздвигнутый из цельнотесанных глыб белого канасского мрамора еще некоторое время противится злой воле стихии. Пространство вокруг уже ни чем не напоминает благодатный оазис, коим оно являлось последние три столетия.