Литмир - Электронная Библиотека

— Врешь! — зло вскинулась Кристина.

Муж молча сунул ей под нос счет из «Нескучного сада».

Со слезами на глазах Кристина внимательно изучала его, то и дело шмыгая носом, и вдруг радостно закричала:

— А здесь ничего не сказано про гонорар Абд аль-Кадиру! Про Юлия Цезаря сказано, а про него нет! Значит, он был настоящий!

— Такой же настоящий, как и российский посол, — скептически заметил супруг-реалист.

Обиженная в лучших чувствах Кристина гордо удалилась в свою комнату — наверное, мечтать о прекрасном эмире с мужественным шрамом через все лицо.

Детский восторг жены задел Парнова. Поглаживая окрепший за время отсутствия супруги объемистый животик, он вдруг подумал: «А что, если мне вот так? А? В самом деле, что это я живу, не зная ни отдыха, ни развлечений… Уж за свои-то кровные могу я себе позволить в конце концов? — и тут же он храбро решил: — Конечно могу!»

В грязном портовом кабачке Стамбула, набитом дешевыми проститутками, загулявшей матросней, грязными бичами и оборванцами со всего света, за кружкой мутного пива, цветом и запахом напоминавшего ослиную мочу, сидели два мрачных молодых человека европейской наружности. Они заметно вздрагивали, едва только распахивалась входная дверь и в прокуренный темный зал вваливалась новая веселая компания, гомонящая на всех языках мира.

К молодым людям никто не подсаживался, проститутки, липнувшие как мухи даже к небогатым югославским матросам, не обращали на приятелей ни малейшего внимания. Бармен же с явственной гримасой осуждения косился в их сторону, ожидая малейшего предлога, чтобы вышвырнуть их из своего заведения. На лицах молодых людей, казалось, было написано большими буквами, что у них нет ни денег, ни документов и что они очень боятся полиции. Такие люди совершенно не интересуют проституток и добропорядочных содержателей портовых кабачков, поскольку лишь создают лишние хлопоты.

На город спустилась душная южная ночь. Тускло светились фонари на набережной, как трубный глас слона в брачный период доносился далекий рев судов, проходящих Босфорский пролив. На столиках портовой забегаловки все больше было пустых липких стаканов, все громче становился многоязыкий гам, все меньше оставалось незанятых дам и полных бутылок виски. Кое-где в заведении уже вспыхивали очаги спонтанной поножовщины. Вдруг Андрей поймал на себе пристальный взгляд немолодой, ярко накрашенной проститутки, одиноко сидевшей перед пустым стаканом мутного стекла. Это была потрепанная особа из тех, о ком говорят, что на их лицах сохранились следы былой красоты. Ее очень округлые формы были обтянуты каким-то невероятно пестрым мини-халатом, навевавшим мысли о восточной экзотике, зато туфли на высоченной шпильке явно свидетельствовали о близости к европейской цивилизации.

Заметив ответный взгляд Андрея, проститутка достала откуда-то из глубины халата тюбик губной помады и, призывно прищурив темные глаза, обвела губы. Андрей отвернулся, но через секунду ощутил на своем плече острые кошачьи коготки, на него пахнуло приторно-сладким запахом плохих духов.

— Пойдем со мной, красавчик, не пожалеешь, — услышал он и от удивления вздрогнул. — С соотечественника недорого возьму.

— Сколько? — пересохшим внезапно ртом спросил Губкин, хотя совершенно не собирался никуда идти.

— С тебя только тридцать, а с твоего приятеля дороже, — подмигнула дама в Сашину сторону.

На это Саша мрачно огрызнулся:

— Отвали! Бабок нет.

— Чтобы такие парни да без денег? — не поверила проститутка и еще ниже наклонилась над столом, так что в вырезе пестрого халата заколебалась дряблая грудь.

Андрей горестно вздохнул.

— Тогда угостите девушку стаканчиком, — произнесла дама с легким разочарованием в голосе и тяжело рухнула на свободную табуретку.

Ее настойчивость была вознаграждена. В надежде на добрый совет ей поднесли порцию самого коричневого, самого вонючего и самого дешевого пойла, которое в грязных кабаках Стамбула успешно выдается за французский коньяк.

«Девушка» оказалась в самом деле русской — кандидатом философских наук Тамарой из города на Неве. Польстившись на перспективу легкого заработка за рубежом и на любовь турок к русским красавицам, она лет семь назад выпорхнула из дремучей питерской коммуналки на просторы свободного мира в надежде на карьеру фотомодели и теперь не очень успешно воплощала ее в среде разноязыкого сброда в Стамбуле. В трудной борьбе с превратностями существования ей сильно помогал философский взгляд на вещи и понимание, что деньги, как говорил добряк Веспасиан, non olet, то есть не пахнут. На жалобы и скулеж соотечественников она ответила пренебрежительным пожатием пышных плеч.

— А если денег нет, надо заработать, — заметила она, глубоко затягиваясь сигаретой.

— Как? — уныло спросили ее беглецы.

— Ну мало ли, — оценивающим взглядом окинула их кандидат философских наук Тамара. — Даже время — деньги, а вы здесь торчите весь вечер как приклеенные. Что, нет документов?

— Нету, — признались друзья.

— Подумаешь проблема, — хмыкнула Тамара. — Ладно, дам я вам адресок… Но не за так, не думайте. Не люблю благотворительности, ясно? Не унижайте человека жалостью, сказал, кажется, Горький… Короче, утром пойдете в Средний порт, там найдете лавку Биляля, он торгует старыми телевизорами. Скажете, что от меня. А вечером я здесь буду вас ждать, ясно? И чтоб как штык! Только учтите, ребятки, цена увеличится до пятидесяти долларов с учетом услуг…

— Хорошо, — покорно согласились приятели.

— Да вы, случайно, не голубые? — подозрительно прищурилась Тамара.

— Нет! Нет! — заверил ее Саша. — Мы просто вместе путешествуем. Так получилось…

Дальше они не стали распространяться.

Белозубый чернявый Биляль заверил русских, что через три дня документы будут готовы, а пока у него есть для них нетяжелая работа у одного приятеля. Он привел друзей в небольшой рыбный ресторан на набережной, где им вручили по клеенчатому фартуку, огромному ножу и заставили целый день до позднего вечера чистить вонючую рыбу. Подавляя в себе периодические позывы к рвоте, приятели три дня провели среди перламутровой рыбьей чешуи, кишок, напоминавших мотки толстых разноцветных нитей, селедочных голов с удивленно вытаращенными глазами. Казалось, даже поры кожи впитывали в себя противный рыбий запах. От жары и кухонного чада кружилась голова, от непривычной монотонной работы плыли круги перед глазами и страшно ломило спину. Спали работники тут же, в ресторане, на тонкой подстилке, брошенной прямо на земляной пол. Хозяин их злой, подозрительный турок, ни бельмеса не знавший по-русски, взял дурную манеру поступать с ними наподобие Ваньки Жукова из известного рассказа Чехова — тыкал рыбьей тушкой прямо в морду, если ему вдруг казалось, что она плохо вычищена.

Только через неделю, наконец, появился Биляль и выдал приятелям их новые «паспорта». Под паспортом подразумевался не очень чистый листок желтоватой бумаги с мутной фотографией, где по-турецки и по-английски было написано, что эти справки выданы взамен утерянных документов. От такой липы, которой не поверил бы ни один даже самый невнимательный или пьяный пограничник, у приятелей вылезли глаза на лоб. Однако Биляль, рассыпая направо и налево улыбчивые фразы «ошень караша» и «русски караша», прибавил к ксивам еще сто пятьдесят долларов, честно заработанных на чистке рыбы, вручил какую-то серую брошюру, отпечатанную на ксероксе, и, приветливо скаля зубы, сделал ручкой.

Пропахшие рыбой, как заправские моряки, приятели вновь оказались в порту. У них опять было полно времени, совсем немного денег и абсолютная неизвестность впереди. Они зорко поглядывали по сторонам, опасаясь появления Тамары, поскольку ждали от нее претензий на некоторую часть кровавым потом заработанных денег.

Андрей Губкин вспомнил было, как в какой-то давнишней песенке он с романтической тоской выводил что-то про «шумный порт — ворота в океан, и запах рыбы — запах дальних стран» и чуть не расплакался от воспоминаний. В последние дни он вообще старался запрятать в самый дальний уголок головного мозга всю свою благополучную прошлую жизнь. Теперь ему хотелось лишь в бессилии опустить руки и сдаться на милость победителя. Только неизвестно было, кто победитель.

37
{"b":"213416","o":1}