Унтер-офицер Бретшнейдер следил за тем, чтобы солдаты отделения держались вместе. Лейтенант Винтер достиг верхней оконечности склона, вытянул правую руку в сторону и стал делать ею круговые движения. Этот сигнал означал «Сбор» и заставил солдат поспешить. Но вдруг один из них внезапно остановился, будто согнувшись под грузом стокилограммового мешка и тяжело дыша.

— Так это же Михаэль Кошенц, великан!

Андреас Юнгман и Эгон Шорнбергер подошли к нему с двух сторон, взяли за руки и потянули дальше вверх.

Взвод вышел на лесную дорогу. Лейтенант Винтер вопрошающе посмотрел сквозь стекла противогаза на командира роты, но тот отрицательно покачал головой: «Отравленная зона еще не кончилась! Продолжать движение в противогазах!»

Недалеко от того места, где лесная дорога выходит на шоссе, стояла желтая легковая машина марки «шкода». На расстоянии казалось, что в ней никого нет, однако солдаты третьего отделения, первыми вышедшие туда, остановились у машины, внимательно ее осмотрели и начали с видимым усердием махать руками остальным: все сюда, смотрите, что здесь происходит! К числу тех, кто, несмотря на усталость, вновь обрел легкость шага, относился и Йохен Никель. Ему оставалось сделать несколько шагов до машины, когда внутри ее раздался пронзительный крик. Не первой молодости блондинка и темноволосый парень испуганно уставились на необычные фигуры, которые заглядывали в машину и при этом издавали странные глухие звуки. Пассажиры автомашины выглядели ошеломленными. Их спугнули в самом укромном месте.

Обер-лейтенант сделал знак командиру взвода.

— Снять противогазы! Построиться на дороге! — приказал лейтенант Винтер.

Унтер-офицеру Бретшнейдеру потребовались немалые усилия, чтобы отвести Йохена Никеля и еще двух солдат из третьего отделения от «шкоды». Солдаты вытирали платками вспотевшие лица, протирали маски противогазов, складывали их и убирали в сумки. Михаэль Кошенц проковылял к придорожному, высотою с табуретку, камню и хотел на него усесться, но взгляд унтер-офицера настиг его прежде, чем он успел подогнуть ноги.

— Не садиться! — приказал командир отделения. — Вас это тоже касается, солдат Кернер! Кто сейчас сядет или ляжет на землю, не сможет встать!

Лейтенант Винтер разрешил сделать перекур. Даже унтер-офицер Бретшнейдер достал свой кисет, продолжая следить за тем, чтобы никто из солдат его отделения во время этого короткого отдыха не вздумал усесться на обочину дороги.

Андреас Юнгман не курит. Собственно, он начинал курить еще в девятом классе, в то время этот факт казался ему столь же важным, как и пользование два раза в неделю электробритвой. Решение бросить курить он принял благодаря своей первой любви. Ее звали Гизела, она училась в последнем классе специальной школы с дополнительным обучением. Гизела научила его целоваться, но изо рта ее пахло как из старой прокуренной трубки.

Стоя рядом с курящими товарищами, Андреас смотрел в сторону «шкоды». Парочка вновь скрылась в машине. Андреас невольно подумал о своей жене. У них все это бывает совершенно по-другому. Реальность, окружающая его, в этот миг исчезает, смешивается с воспоминаниями и превращается в видение. Дорис лежит в его объятиях. Она прижимается к нему своим горячим телом. Он чувствует ее дыхание.

«Ты…» — шепчет она. Ее глаза закрыты. Его пальцы нежно выписывают какие-то знаки на ее плече.

«Дорогая…» — «Слушай, я… хочу ребенка! — Его губы закрывают ей рот. Она отвечает на его поцелуй, но потом отворачивает голову в сторону. — Ребенка! Анди… ребенка!» — «Я тоже хочу, Дорис…» — «Но не когда-нибудь… сейчас!» — «Нам нужно быть благоразумными, дорогая… дорогая моя!» — «А если мы будем ждать тебя вдвоем, разве это не прекрасно и не разумно?»

Андреас Юнгман опирается на локти. Он играет ее волосами, улыбается.

Дорис осторожно кусает его в плечо. «Куй железо, пока горячо! — говорит она нежно. — Я люблю тебя, и поэтому все разрешается, понятно?.. Ты бродяга, вот ты кто!»

«Ведьма!» — говорит он.

Кто-то толкнул его кулаком в бок. Это Эгон Шорнбергер. Он кивнул в сторону «шкоды».

— Лучше не смотри в ту сторону, парень, — говорит он и добавляет иронически, в рифму: — Пусть слова мои звучат печального сказания сильней, служить нам все же остается поболее четырехсот дней. И то в том случае, если ты будешь вести себя прилежно, а то может получиться куда дольше!

Прозвучала команда заканчивать перекур. Дорога, по которой солдаты двинулись дальше, вела через лес. Золотые солнечные лучи пробивались сквозь плотную листву. Щебетали птицы. Вдали прозвучал гудок паровоза.

— Левой, левой, левой, два-три-четыре! — устанавливал лейтенант Винтер ритм марша.

Темп задавался довольно высокий. Низкорослые солдаты, шагавшие в хвосте колонны, вынуждены были прилагать усилия, чтобы не отстать. Желтая «шкода» обогнала колонну. Блондинка за рулем и молодой парень, сидевший рядом, напряженно смотрели вперед. Несколько оскорбительных выражений прозвучали вслед машине, затем солдаты начали тихо переговариваться между собой.

— Экзамены приходится сдавать везде, куда бы ты ни сунулся, — слегка в нос говорил Бруно Преллер. — Экзамены за десятый класс, при получении рабочей специальности, при получении водительских прав. Собираешься ты заняться парусным спортом или гонять на мопеде, тебе все равно необходимо получить на то разрешение. Даже простейший сварочный аппарат ты сможешь взять в свои руки лишь после того, как выдержишь экзамен…

— А ты что, провалился? — спросил Хейнц Кернер ухмыляясь.

— Чепуха! — Бруно Преллер шмыгнул носом с видом превосходства. — Я что хочу сказать: только жениться у нас имеет право каждый! Для этого не требуется никакой квалификации. Моя тетка ведет бракоразводные дела. Вот ты бы ее послушал! Иногда у нее сразу по три развода в день. Если бы у нас на производстве был такой процент брака, то дело дошло бы до министерства, ей-богу!

— Прекратить разговоры в строю! — подал команду командир взвода: по его мнению, разговор стал слишком громким.

Некоторое время солдаты молчали. Лишь скрип сапог да легкое бряцание оружия и снаряжения сопровождали движение.

— Мне, во всяком случае, также пришлось сдавать экзамены, — пробормотал Хейнц Кернер, возвращаясь к прерванной теме.

— Это с твоими-то коровами? — спросил Бруно Преллер тихо.

— С моей малышкой!

— Скорее всего, нечто вроде краткосрочных курсов, — высказал свое мнение Эгон Шорнбергер.

Хейнц Кернер ответил ему на это с видимым удовольствием:

— Как бы не так! Бальные танцы! Смена прокладок в водопроводе! Ремонт пылесоса! Стиральная машина…

— Игра в кроватке! — добавил Йохен Никель с издевкой.

— Конечно… — подтвердил Хейнц Кернер на полном серьезе. — Пятнадцать предметов по меньшей мере! И моя малышка представляла собой всю экзаменационную комиссию. В течение четырнадцати месяцев. Наша свадьба явилась своеобразным выпускным экзаменом.

— А ваши ребятишки — курсовой работой, не так ли? — Шорнбергер делал невероятные усилия, чтобы не рассмеяться громко.

Лейтенант Винтер присматривался к взводу, пытаясь обнаружить очаг беспокойства. Бруно Преллер не замечал этого.

— Эй, Миха, а каково мнение твоей сестры в отношении женитьбы? — спросил он впереди идущего Кошенца.

— Придержи язык! — выпалил тот и скорчил сердитую физиономию. Ему сейчас не до шуток. Отныне — ни звука: необходимо отключить мозг и, сцепив зубы, продолжать движение. Не показать никому, что каждый шаг отзывается в нем подобно уколу сотен раскаленных игл.

— Второй взвод… кру-гом — марш! — подал команду лейтенант Винтер, после того как подозвал к себе командиров отделений.

Четко, как на строевом плацу, солдаты выполнили команду. И вновь над дорогой зазвучал голос командира взвода:

— Левое плечо вперед — марш! Пря-мо!

Поворот кругом вывел низкорослых солдат в голову взвода. Теперь они стали определять ширину шага. Гигант Кошенц оказался в хвосте взвода.