— Не первый раз и не последний спасаю твою задницу… хотя такого я с твоим участием еще не видел, — он посмотрел, как Райана затаскивают на каталку и тоже собираются увозить отсюда. — Думаешь, этому Виктору Хауэру подходит кличка Жирорез?

— Я… я не знаю.

— Ну и погром вы тут устроили, интересно, кто теперь это все будет возмещать, — Дэвид окинул окружающую обстановку оценивающим взглядом.

— Погром, — ухмыльнулся я, — это не погром, это культурный шок.

Под музеем имени Соломона Гугенхайма вперемешку с полицией, сотрудниками ФБР и машиной скорой помощи толпились сотни людей, среди которых были, как вольные зрители, так и все еще перепуганные посетители, для которых приятное времяпровождение в выходной день чуть не обернулось смертельным кошмаром. К счастью, пострадавших не было, если не считать подстреленной Виктором Хауэром девушки. Многие были перепуганы, особенно дети, но самое главное, что жертв удалось избежать.

Музею был нанесен серьезный материальный ущерб, который все же был поправим. Что сложнее было исправить, так это репутацию безопасного места, куда люди приходили, чтобы полюбоваться предметами искусства со всего мира и хорошо провести время. Теперь же люди станут на инстинктивном уровне опасаться этого музея, а когда в СМИ раздуют, устроенный тут погром, многие и вовсе начнут обходить его стороной.

Управление музея постарается все как можно быстрее возобновить, наймет три десятка охранников и будет проводить рекламную кампанию по восстановлению репутации музея. Им придется потратить уйму времени и сил на абсолютно бесполезные мероприятия. Ведь музей это не место боевых действий, просто так уж сегодня вышло. Это единичный случай. Такое может произойти где угодно и когда угодно, нет никакого смысла ограждать тут все колючей проволокой и устанавливать комендантский час. Одно жуткое происшествие не означает, что здесь теперь каждый день будут стрелять и громить стенды. Но против людского страха не попрешь. Здравомыслие здравомыслием, а осадок-то от произошедшего надолго останется в сознании людей и теперь они, сами не понимая почему, будут опасаться этого места. Пройдет еще много времени, прежде чем люди перестанут бояться.

Весь квартал был оцеплен силами ФБР и полиции. Отряды правоохранительных органов продолжали прочесывать всю местность в надежде поймать Виктора Хауэра, но до последнего момента все поиски не приносили никакого результата. Я сидел в машине скорой помощи, уже полностью перевязанный бинтами и зашитый всюду, где только можно.

Теперь у меня были забинтованы обе руки. Правая, как и положено была перевязана в районе мизинца и сделано это было уже профессиональным медработником так, что бинты не ограничивали движение всех пальцев. Левая же конечность теперь оказалась в худшем положении, рентген мне делать было негде и некогда, но выслушав мое «где болит», парамедик сделал вывод о возможном закрытом переломе между локтем и кистью. Руку мне перевязали, но оставили вполне дееспособной кисть с пальцами. Далее шли два-три сильно ушибленных или даже сломанных ребра с правой стороны, благодаря которым весь мой торс покрыли бинтами, и зашитая губа с наложенным на нее небольшим пластырем. Челюсть, к счастью, оказалась в порядке, хотя и все еще болела. Так же я имел пару хороших синяков над бровью и под глазом.

Я молча сидел под крышей машины скорой помощи и поглядывал на то, как под неутихающим ливнем Дэвид перемещается из одного конца улицы в другой, раздает команды, кричит. Хотя сейчас раздача команд и крик для него были нераздельными понятиями. Он старался этого не показывать, но я знаю, я видел это в его глазах, видел, как он перепугался, узрев сегодняшнюю картину. Когда-то давно, на заре своей службы он потерял сразу двух напарников. Боясь повторения этой истории, с тех пор он либо работал в одиночку, либо занимал руководящий пост, где в напарнике не нуждался. Нельзя сказать, что мы были напарниками, официально это было не так. Как мы иногда шутили, я был его официальным начальником, а он был моим неофициальным начальником. Но вернее все же будет сказать, что он был мне учителем и правой рукой в одном лице. За четыре года совместной работы мы прониклись глубоким уважением друг к другу. Не могу сказать, что он был мне как отец, мой отец и так был мне непосредственным начальником, а вот Дэвид был кем-то вроде отчима.

У меня случилось еще одно горе. Хауэр своим громадным кулаком разнес в щепки мой любимый водонепроницаемый смартфон. Когда я полез в карман пиджака за ним чтобы позвонить отцу, то обнаружил только осколки металла, пластика и стекла. Это все, конечно, были восполняемые потери, но пришлось просить смартфон у Дэвида.

В разговоре с шефом, я детально изложил все пережитое мною в музее и мягко говоря, потребовал, чтобы он немедленно позвонил своему коллеге Стивену Мартинезу в Лос-Анджелес и вытряс из него всю возможную и невозможную информацию о Викторе Хауэре. Шеф со мной спорить не стал и уже буквально через десять минут перезвонил мне. Не знаю, на что я надеялся, но ничего особо нового Мартинез нам не поведал. В большинстве это было повторение слов Райана: Мартинез подтвердил, что весь последний месяц Хауэр находился в неоплачиваемом отпуске и предоставил информацию о передвижении Хауэра по стране.

Опять же, ничего нового: во время первых двух убийств Хауэр находился в Лос-Анджелесе, где никому на глаза не попадался, а затем, за два дня до убийства Стивена Горэма, прилетел прямым рейсом в Нью-Йорк, где тоже никому не попадался на глаза. Подозрительно, особенно если учесть устроенное Хауэром сегодня, но никаких улик указывающих на то, что он имеет хотя бы косвенное отношение к нашим пяти убийствам, не было.

Когда Роберт напрямую спросил Мартинеза о слухах про грязные делишки Хауэра, тот честно признался что да, он слышал о таком, он слышал, что Хауэр вроде как торгует оружием на стороне, но в тот же момент сказал, что никаких доказательств этому все равно нет, да и знает он Хауэра лично и не верит, что он может быть нечист на руку. Мартинез убеждал, что, несмотря на свою грубую репутацию, Виктор Хауэр ни разу не превышал своих полномочий и всегда действовал в рамках закона. Не верил шеф Лос-Анджелесского управления и в то, что Хауэр устроил сегодня в музее.

Тем не менее, решение было принято. Отныне специальный агент контртеррористического отдела ФБР Лос-Анджелеса Виктор Хауэр находился в федеральном розыске за свои действия в музее имени Соломона Гугенхайма в Нью-Йорке, за покушение на жизнь двух специальных агентов ФБР и за причинение вреда здоровью в виде огнестрельного ранения одной из посетительниц музея. Раненная девушка была все еще жива, но находилась в критическом состоянии.

Обсудили мы с Робертом и дальнейшую судьбу Райана. Впрочем, перед принятием окончательного решения, я хотел еще раз лично поговорить с истинным виновником сегодняшнего погрома в музее и услышать от него хоть какие-то объяснения.

Пока я говорил по смартфону, одним глазом я наблюдал, как у меня за спиной в машине скорой помощи парамедики корпели над Райаном. По-хорошему, его следовало бы отвезти в больницу, но когда я узнал, что острой необходимости в этом нет и оборудованная по последнему слову техники скорая помощь оснащена всем необходимым для помощи Райану, то запретил его увозить. У меня были к нему вопросы, которые были важнее милосердия. На моих глазах ему пришили средний и безымянный пальцы и плотно замотали искалеченную левую руку. К сожалению, мизинец его где-то потерялся, возможно, провалился в вентиляционную решетку музея и пришить его уже было невозможно. Райан потерял сегодня мизинец.

Парамедики вкололи ему очередную дозу обезболивающего, замотали бинтами похлеще меня и по моей просьбе оставили нас одних. Я развернулся, залез вглубь машины и сел рядом с ним. Он и так уже понемногу приходил в сознание и мне пришлось прождать совсем немного, прежде чем он полностью пришел в себя и прищурено посмотрел на меня своим единственным зрячим правым глазом. Второй глаз он не мог открыть из-за гематомы.