— Ты в машине скорой помощи, рядом с музеем. Ты потерял мизинец на левой руке, его не смогли найти… и потому не пришили. Другие два пальца удачно пришили, они приживутся, — сказал я, даже не пытаясь посмотреть на него.

Райан попытался одновременно поднять голову и искалеченную руку, чтобы посмотреть на свои пальцы, но тут же скривился от боли и в бессилии опустил голову на кушетку.

— У тебя там все замотано, ты ничего не увидишь, — я с жалостью посмотрел на его руку.

— Что с Хауэром? — почти шепотом спросил он.

— Сбежал. Весь квартал оцеплен, все силы брошены на его поиски… но уже прошло много времени, не верю я, что мы его найдем теперь.

Райан снова попытался поднять голову, но закашлялся и вновь сдался.

— Так, слушай, — не выдержал я, — буду откровенен: какого хера? Я… я даже не знаю с чего начать, мать твою!

— Придумай что-нибудь, — безразличным шепотом отозвался он.

— Ладно… Что с тобой не так?! Серьезно, Райан, какого черта? Что было сложного в том, чтобы сообщить мне, куда ты направляешься? Я что, стал бы тебе мешать выслеживать Хауэра? Я что, по-твоему, не хочу раскрыть дело? На кой хер было угонять машину и лгать мне?!

— Я хотел сам…

— Чушь собачья! Какой на хер сам? Ты вообще соображаешь, что сегодня наделал? Ты ослушался приказа! Ты угнал машину, ты заварил всю эту кашу в музее!

— Я просто следил за…

— Да у меня только твои слова! Слова! И ничего больше! Какого черта я должен тебе верить, что это Хауэр первым начал стрелять, что ты его не спровоцировал, что это он во всем виноват? Из-за тебя сегодня подстрелили ни в чем неповинную девушку! Ты понимаешь, что она может умереть и ты будешь в этом виноват, потому что ослушался приказа?! Тебя за такое не просто выгонят из ФБР, тебя даже посадить могут!

— Я… знаю… как… как она?

— В критическом состоянии, в реанимации. Доктора не могут ничего сказать наверняка…

— Слушай… я… я не знаю, что сказать… так вышло.

— Так вышло?! — повторил я. — Ты себя слышишь? Ты совсем выжил из ума?! Райан, что с тобой? Ну ты же бываешь адекватным, ты же хороший агент, у тебя же хороший послужной список, но иногда ты как выкинешь что-то безумное… я не знаю что и думать! Ты же вытворяешь такое… ладно уже остальные, черт с ними, но ты же себя под удар ставишь, ты за эти два дня в Нью-Йорке уже чуть два раза не умер! Ты же сегодня чуть руки не лишился! Тебе еще повезло, что только мизинец потерял. Ты сдохнуть хочешь?!

Он напрягся, его лицо перекосилось от боли, но все же он смог приподняться. Затем он помог себе правой рукой, поднялся, и, свесив ноги, уселся на кушетке. Какое-то время он просто сидел, понемногу кривясь от боли и не обращал на меня никакого внимания. Я же пытался совладать со своим гневом и ждал от него какой-то реакции. Наконец он одарил меня своим взглядом, будто вспомнив, что я тут сижу:

— А если я хочу сдохнуть? Попробуешь меня остановить?

— Не знаю… если бы я был уверен, что ты прикончишь себя без вреда для окружающих, то, может быть, и не стал бы тебе мешать. Но ты что-то выбираешь слишком изощренные методы самоубийства. Посмотри туда, — я указал пальцем в сторону музея.

— Ну и что там? — Райан нехотя проследил за направлением моей руки.

— Ты представляешь, что наделал сегодня?! Ты хочешь мне сказать, что весь этот погром только из-за того, что тебе жить надоело?!

— Нет…

— Что «нет»?! Ты вообще слушаешь меня? Всего этого можно было избежать! Тебе надо было всего лишь рассказать обо всем мне! Из-за тебя невинную девушку подстрелили! Ты считаешь, она тоже сегодня хотела сдохнуть как ты?

— Нет… наверно не хотела, — нахмурился он, немного виновато опуская голову.

— Я вижу, до тебя с трудом доходит вся серьезность ситуации. Хорошо, это тебе поможет. Я сомневался, стоило ли это делать, но теперь я понимаю, что другого выхода просто нет. Ты официально отстранен от расследования. Можешь собирать манатки и валить в свой чертов Лос-Анджелес.

Услышав это, Райан посмотрел на меня быстрым злым взглядом и безмолвно повесил голову.

— Ты этого добивался?! — продолжал давить я.

— Что?! Что ты от меня хочешь?! — почти закричал он, давая понять, что в некоторой степени мне все же удалось достучаться до него.

— Понять человека, с которым мне приходится работать. Понять, какого черта один из лучших агентов ФБР, коим ты являешься на бумаге, вытворяет такую херню в реальности. Я вообще не понимаю, как тебя в Лос-Анджелесе держат.

— Я… я не знаю… не знаю, как тебе это объяснить, — с трудом он выдавил из себя.

— Скажи мне, ты понимаешь, что из-за тебя может погибнуть невинная девушка? Это ты понимаешь?

— Понимаю.

— Я уяснил уже, тебе плевать на то, что будет с тобой, но тебе есть хоть какое-то дело до человека, который может из-за тебя умереть?

— Да… думаю есть.

— Ты можешь хоть ради нее попытаться объяснить мне какого хрена с тобой не так? Если она завтра умрет, то я хочу знать, ради чего она получила эту пулю вместо тебя. Райан, я тебе клянусь, если она не выживет, я сделаю все чтобы засадить тебя и надолго. И если Хауэр тебе не отшиб все мозги сегодня, ты должен понимать, насколько легко мне это будет сделать. Райан, я могу превратить твою жизнь в ад и я, черт возьми, сделаю это!

— Да и я так в этом гребаном аду уже несколько лет! — вдруг сорвался он. — Ты себя даже представить не можешь, каково это!

— Что именно? Вести себя как мудак?! Или ширяться герычем в свободное время?! Я это не могу себе представить?!

— Заткнись или я сейчас сделаю последний безрассудный поступок в своей жизни относительно тебя! Ты что, мать твою, думаешь, я сам захотел стать наркоманом?! Думаешь, я такой идиот, что по собственному желанию решил подсесть на самый страшный наркотик в мире?!

— А это не так? На тебя посмотреть, так ты только и ищешь острых ощущений в жизни! И тебе на все и всех плевать, тебя не волнует, как твои действия могут отразиться на других!

— Это на меня всем плевать! — взревел он. — Никому нет дела, что когда-то я провалил свою самую первую операцию под прикрытием, что тогда меня насильно один ублюдок Тони Эспозито накачал героином и что этот же ублюдок влил в девушку, на которой я собирался жениться, столько этой гадости, что она захлебнулась в своей блевотине мгновенно! Это на меня всем похер, а не мне на всех!

— Ты… тебя когда-то подсадили на иглу против твоей воли? — опешил я. — И девушку твою…

— Да, черт возьми! Теперь доволен?! — огрызнулся он, гневно смотря мне в глаза. — Или тебе еще рассказать, как героин влияет на организм человека?! Рассказать, что это на всю жизнь, даже если ты вылечился от физической зависимости?! Твои жалкие угрозы с тюрьмой ничто в сравнении с этим! Вот это ад! Психологическая зависимость — ад! У меня в голове словно выжжена эта зависимость, я помню только те времена, когда был под этим чертовым кайфом! Для меня не существует ничего лучше героина и ничто кроме него неспособно мне теперь доставить хотя бы каплю удовольствия!

— Все… так… это действительно так ужасно?

— Ты даже себе представить не можешь насколько. Я перепробовал уже все, что только мог, чтобы хоть как-то заместить эти въевшиеся в меня ощущения от героина… чтобы хоть как-то заполнить эту пустоту. Черт, я как-то себе целых пять шлюх снимал в надежде ощутить хоть что-то… но… все бестолку. Почти все…

— То есть… хочешь сказать… что опасность тебе помогает? Адреналин?

— Именно. Ты думаешь, меня сильно беспокоит, что Хауэр сегодня меня чуть не прикончил? Что я потерял палец? Я наоборот рад, что все эти события хоть немного затмили эту… эту психологическую зависимость.

Немного обдумав все, рассказанное Райаном, и совместив это с его типичным поведением, я сложил все кусочки пазла воедино. И от этого мне стало как-то совсем нерадостно.

— Слушай… я… я же не знал…

— Никто не знает.

Райан устремил свой взгляд прочь из машины скорой помощи. Он посмотрел на спецназовцев с автоматами, мокнущими под дождем, на Дэвида, все еще одетого в бронежилет и одиноко курящего у входа в музей, на потемневшее от дождя здание музея, где совсем недавно он чуть не расстался с жизнью. Затем он правой рукой дотронулся до бинтов, плотно покрывающих его искалеченную левую руку, потрогал ее и отчаянно понурил голову.