Вот тогда по всем местным радиостанциям и было отдано распоряжение — поиски прекратить, выброшенный во время шторма за борт человек найден... Именно об этом сообщалось в телеграмме, которую вручили Щербакову на пристани в Ярославле.

Несколько месяцев спустя, в пасмурный октябрьский вечер в обширном конференц-зале Академии медицинских наук СССР, заполненном до отказа, состоялось публичное выступление старого царицынского врача Александра Ивановича Полынова по проблемам долголетия.

Нужно ли говорить, что среди слушателей находились все наши знакомые, друзья Полынова, его сын, Нина.

На кафедру поднялся крепкий, на вид еще совсем не старый человек, с седой гривой волос и крупным лицом, на котором, правда, после пережитого, появилось куда больше морщин.

Он разложил перед собой бумаги и, оторвавшись от них, спокойно посмотрел в зал.

— Дорогие друзья! — начал он, не торопясь. — Вот здесь в президиуме сидит садовод совхоза Иван Кондратьевич Глазков, которому пошел уже 135 год...

Все невольно посмотрели туда, где в центре стола, среди маститых ученых, восседал высокий старик с длинной нарядной бородой, аккуратно расчесанной... Он с достоинством поднялся, когда зал разразился аплодисментами...

Снова наступила тишина, Александр Иванович продолжал:

— Разве этот факт не свидетельствует о том, что различные теории, определявшие недолговечность человеческого существования, не имеют под собой почвы? Жизнь человека, особенно в нашей стране, с каждым годом удлиняется, и сегодня, как мне думается, мы с полным правом можем утверждать о рождении новой науки, очень важной, волнующей каждого из нас, науки о человеческом долголетии...

В это время в зале послышался неясный шум, многие головы повернулись.

От дверей по проходу медленно шел невысокого роста человек в европейском костюме, с небольшой бородкой и в очках, а рядом с ним молодой, статный африканец с курчавой головой.

Председатель поднялся с места.

— Александр Иванович, простите, что я вас перебиваю...

И, уже обращаясь ко всем, взволнованно добавил:

— Дорогие товарищи... Я счастлив сообщить, что к нам прибыл выдающийся государственный деятель, борец за мир и демократию, высокий гость нашего правительства Кмаве Лумбонго...

Последние слова потонули в буре аплодисментов.

Аплодировал и Полынов. А тот, кого так радостно приветствовали, смущенно улыбался, отвечая приветствиями на приветствия.

Его усадили на почетное место, и доклад продолжался.

Мы не станем подробно пересказывать его содержание. Каждый, кого это заинтересует, может прочесть его в одном из номеров «Вестника медицинских наук».

Опираясь на огромный научный материал, старый врач убедительно показал, что, хотя процесс старения начинается в человеческом организме довольно рано и является физиологически закономерным, так что помешать живому организму стареть так же невозможно, как остановить бег времени, тем не менее современное состояние медицины позволяет успешно решать вопросы замедления процессов старения и удлинения человеческой жизни до ста пятидесяти — двухсот лет.

— Причем, нам нужно не просто заботиться о стариках, — заметил Полынов, — немощных и бездеятельных, которым и существование в конце концов не в радость, а стремиться к тому, чтобы люди и в восемьдесят и в сто лет могли заниматься общественно полезным трудом, — единственным, что может по-настоящему принести радость бытия.

Жить — значит трудиться! Я возьму на себя смелость утверждать, что существующий закон о пенсиях в нашей стране, сам по себе необычайно гуманный и благородный, дающий человеку в старости средства для существования, не сегодня, так завтра, через несколько лет будет пересмотрен по просьбе самих пенсионеров, многие из которых еще полны сил и здоровья, я подчеркиваю, здоровья, для того, чтобы заниматься не только общественной деятельностью, но и продолжать работать по своей профессии и призванию. Хотим мы или нет, но, лишая их этого, мы наносим им моральную травму, позволяем смириться с мыслью о старости.

Еще великий русский физиолог Иван Петрович Павлов подметил одно удивительное свойство, которое он назвал устойчивостью стереотипа.

«Какой-нибудь старичок-чиновник, — говорил он, — привык изо дня в день выполнять одну и ту же работу и за своим несложным делом непрерывно работает лет до 70. Вот он тянет и тянет эту лямку — и ничего. Но стоит ему выйти в отставку или перейти на другое место и тем нарушить свой жизненный стереотип, как организм оказывается несостоятельным, и старичок через полгода погибает».

Правда, теперь подобные явления наблюдаются значительно реже, чем во времена, о которых писал Павлов. Пенсионеры, как красноречиво свидетельствует статистика, живут и здравствуют; и объясняется это тем, что человек, даже уйдя с работы, не чувствует своего одиночества и заброшенности. Но не считаться с жизненным стереотипом нельзя. Поэтому человек, достигший пенсионного возраста, волен сам, но обязательно посоветовавшись с врачом, выбрать: или продолжать трудиться на избранном поприще, или, если его организм изношен, уйти на отдых.

Старый царицынский врач остановился на жизненном ритме и режиме питания.

И в заключение вдохновенно сказал:

— Я сравнительно молодой гражданин моей новой прекрасной Родины. Но то, что я уже узнал, дает право утверждать: все, что в ней делается — делается во имя человека и для него. И когда я говорю, что человек должен жить долго, — то это не бесплодные мечтания, а реальная сущность наших дней.

Это было сказано с такой уверенностью, что весь зал принялся рукоплескать. Михаил, Лена, Крюков, Павел, Нина окружили Полынова, поздравляя его с прекрасным выступлением. Незнакомые пожимали ему руки. А он смущенно стоял, окруженный друзьями.

Внезапно люди расступились. К Полынову шел Кмаве Лумбонго. Он обнял врача и крепко расцеловал.

— Я обязан вам жизнью, — тихо проговорил Лумбонго по-русски... — Мой молодой друг, — он кивнул в сторону стоявшего рядом негра, — который имеет счастье учиться в Москве, рассказал, что вы для меня сделали... Я бы пригласил вас к себе, но знаю, что родина для человека, как воздух для птицы и море для рыбы... Примите мою благодарность...

Для окружающих в этих словах не все было понятно. Они еще не знали, что в старой заброшенной алмазной шахте, которая досталась Полынову по наследству и которую обманом и насилием хотели приобрести колонизаторы, прятался от полицейских ищеек Кмаве Лумбонго. Именно об этом поведал старому врачу в весенний вечер молодой негр, член прогрессивной организации, борющейся за свободу Африки.

Нам осталось досказать немногое...

В один ясный ноябрьский день на перрон Волгоградского вокзала сошел наш старый знакомый, Александр Иванович Полынов. Врачи посоветовали ему отправиться на юг, чтобы подлечить здоровье, но он прежде решил побывать в родном городе, откуда тайком бежал более сорока лет назад.

Нет, он никогда не знал и никогда не видел этого удивительного города.

Светило солнце, яркое, но не жаркое, заливая потоками света центральную площадь с величественным монументом, оживленные улицы, еще не скинувшие свой пышный зеленый наряд, набережную, одетую в гранит и камень.

Куда-то спешили прохожие, проносились автомобили, шурша шинами по асфальту, а он медленно шел из улицы в улицу и думал о чем-то своем, одному ему известном.

Потом старый врач вышел к Волге... Серебрилась вода под солнцем, трехпалубные белоснежные красавцы толпились у пристани, синий горизонт сливался со светлыми просторами реки, изрезанной вдоль и поперек тяжеловесными буксирами, легкими, похожими на птиц, трамвайчиками.

Он ничего не узнавал, и, наверное, надо было радоваться тем разительным переменам, которые кругом произошли.

А по его крупному, хорошо сохранившемуся лицу почему-то медленно катились крупные, как звезды, слезы...