— Так, — подтвердил Бархатов. — Только говорите попроще.

— Хорошо, — обиженно ответил Малинин, — могу и попроще. Так вот... Титан — это удивительный металл, сочетающий в себе множество замечательных качеств. Будучи в два раза легче железа, он значительно превосходит его по прочности, плавится при температуре более высокой, чем сталь, и в несколько раз прочнее алюминия. Титан может находиться в воздухе, на земле или в воде годами и не теряет при этом ни одного из своих качеств, на него совершенно не действуют сильнейшие разъедающие вещества, даже такие, которые растворяют золото и платину. Можно перечислить и многие другие достоинства титана, но скажу в заключение лишь об одном из самых важных: он не поддается коррозии, или, говоря популярно, не подвержен разрушению. А ведь от коррозии ежегодно гибнут миллионы тонн металла...

— Что же, его залежи очень редки? — воспользовавшись паузой, поинтересовался Осередко.

— Наоборот, — ответил Малинин, — ученые считают, что это один из самых распространенных металлов в мире, он имеется и в горных породах и в обыкновенных песках. Но вся беда в том, что в рудах титана огромное количество всяких примесей и получить из них чистый металл пока еще весьма трудно.

— Вот чем объясняется слабое его применение в народном хозяйстве, — добавил Бархатов. — Но в природе имеются залежи, которые содержат высокий процент титана. Перед второй мировой войной главным источником служили месторождения на Триванском побережье Индийского океана, содержавшие шестьдесят процентов двуокиси титана. Сейчас известны и другие источники добычи титановых руд, например, рудник Макинтайр в Соединенных Штатах Америки, в Канаде, Японии и на территории нашей Родины, которая обладает неисчерпаемыми запасами титановых руд. Однако такой концентрации чистого титана, о какой говорится в дневнике Полынова, мир еще не знал. И если нам удастся найти полыновское ущелье, наша Родина сумеет добывать самый дешевый металлический титан и применять его буквально во всех отраслях промышленности, особенно в химической. Наши ученые проделывали интересный эксперимент. В химический реактор ставили деталь из нержавеющей стали. Эту деталь приходилось заменять два раза в год, азотная кислота полностью разъедала ее. Сделали ту же деталь из титана, и она беспрерывно работает вот уже больше шести лет.

— К этому можно добавить еще одно, — неожиданно проговорил Кожухов.

Все обернулись в его сторону. Кожухов сидел в самом углу палатки, и свет от настольной лампы скупо освещал его лицо.

— Думаю, не ошибусь, если скажу, что титан сыграет исключительную роль в освоении космоса.

— А вы откуда знаете о титане? — удивленно спросил Малинин.

Кожухов замялся с ответом, а потом уклончиво сказал:

— Да так... Кое-что читал...

— Друзья, спать, — поднялся Бархатов. — На сегодня хватит.

Молодежь пыталась протестовать, но безуспешно. Вскоре все разошлись по своим местам.

Перенести лагерь выше не удалось. Опасения Бархатова оправдались. Несколько дней в горах бушевала непогода. Альпинисты были вынуждены отдыхать, а геологи тем временем сортировали, укладывали в специальные ящички и мешочки накопившиеся образцы горных пород. Когда прошла непогода и снова засияло солнце, лучшего места для лагеря отыскать не удалось, и Бархатов решил оставить его в котловане. По утрам Василий Яковлевич со своими помощниками уходил на геологические поиски, методически обследуя долины и ущелья, пробираясь все дальше в горы.

Щербаков и Осередко прокладывали им путь, ведя разведку подступов к вершине, на которую указал им старик-колхозник. В этих вылазках неизменно участвовал и Рашид, увлеченный альпинистским спортом.

Опытный глаз Михаила определил, что взобраться на вершину будет трудно. Со стороны лагеря она выглядела абсолютно неприступной, в сплошных обрывах, и лишь желоба-пути лавин спускались к леднику. Дорогу к гребню вершины следовало искать в другом месте.

В эти дни произошел случай, снова заставивший Щербакова насторожиться.

Возвратившись однажды в лагерь, Михаил заглянул в палатку, где хранились образцы минералов, и застал там одного Кожухова. Тот сидел за столом и, рассматривая образцы, что-то быстро записывал, не сразу заметив Щербакова. Молодой человек имел возможность несколько минут наблюдать за ним.

Михаила поразило лицо Кожухова. На нем не осталось и следа от обычного добродушия. Оно было необыкновенно строгим; на лбу собрались морщинки, а щеки не казались одутловатыми.

Заметив Щербакова, Кожухов смутился. Начал собирать разбросанные по столу листки, но тут же остановился, небрежно сказал:

— А-а, Михаил Георгиевич... А я вот решил кое-что записать из нашей жизни... Ведь это интересно, может быть, даже книгу сочиню... Я уж и название придумал: «Лагерь в горах». Или еще лучше: «На крыше мира».

Щербаков сделал вид, что поверил:

— Ну, тогда не буду мешать, — заявил он и вышел из палатки.

Вечером, оставшись наедине с Бархатовым, Михаил поделился с ним своими подозрениями.

— А знаете, Василий Яковлевич, — сказал он, — я все больше убеждаюсь, что ваш школьный приятель далеко не так прост. Вы обратили внимание на его замечание о титане? Для счетного работника, за кого он себя выдает, это не совсем обычно. Подозрителен и его интерес к образцам горных пород...

И Михаил рассказал о встрече с Кожуховым в палатке.

— У меня сложилось впечатление, что он не просто ходит на прогулки в горы, чтобы похудеть, а что-то ищет, — закончил Щербаков.

Реакция Бархатова удивила Щербакова. Торопливо, словно извиняясь, он сказал:

— Да, да... При первом же удобном случае я его отправлю в санаторий. Но вы пока никому ничего не говорите.

...В отношениях между Щербаковым и Малининым не проявлялось открытой неприязни. Напротив, Михаил, казалось, забыл о памятном разговоре с Виктором и держался с ним ровно, стараясь не вызывать новых осложнений. И Малинин не выдавал своего состояния. С Леной он был предупредителен, не преследовал ее излиянием своих чувств, но в один из вечеров, когда возвращались к палаткам с прогулки, Малинин, сдерживая волнение, сказал:

— Лена, я ведь все вижу... Что ж, желаю тебе счастья.

— Погоди, Виктор... О счастье говорить еще рано.

— Но друзьями мы с тобой можем быть? — тихо спросил Виктор.

— Конечно...

— Помни, Лена, — продолжал Малинин, — что бы с тобой ни случилось в жизни, ты всегда можешь рассчитывать на меня, — и добавил: — Я ведь однолюб...

Лена думала о своем.

— Я не виновата, Виктор, это сильнее меня, — ответила девушка... — Можно ничего не пожалеть для другого человека, но только не чувства, если их нет...

— Да, я понимаю, ты не виновата... Хоть, может быть, и ошибаешься.

— Возможно.

— А если он не такой, каким тебе кажется?

— Не нужно, Виктор. Прошу тебя, ничего о нем не говори. Он, действительно, нравится мне, хоть и не знаю, как он сам ко мне относится.

— Спасибо за откровенность, — глухо проговорил Малинин.

— Обманывать тебя не хочу. Ты не сердись, а пойми...

На этом разговор кончился. Малинин не возобновлял его больше.

Приближалось воскресенье — день, когда Михаил должен был испытать свое изобретение. В пятницу, воспользовавшись свободным вечером, Щербаков достал из чемодана свой парашют. Около него собрались остальные участники экспедиции. Всех интересовало устройство парашюта. Посыпались вопросы, и Михаилу пришлось подробно рассказывать о нем.

...После трагической гибели Лиды Щербаков в течение трех лет самозабвенно работал над конструкцией высокогорного парашюта. Он перечитал все, что было написано о парашютах и изучил десятки их видов. Оказалось, что еще в далекие времена люди пытались, и небезуспешно, прыгать с высоты, используя для этого приспособления, наподобие зонта. В читальном зале библиотеки имени Ленина, где он по вечерам занимался, Михаил с увлечением прочел роман французского писателя Ретиф де Ла Бретон, написанный еще в XVIII веке, в котором рассказывалось о юноше Викториусе, прыгнувшем со скалы с помощью зонта и крыльев. Это была фантастика, но летопись человечества повествовала и о действительных фактах. В одной древней рукописи, относящейся к началу XIII века, Михаил нашел свидетельство о славянах, совершавших спуски с высоты на крыльях, сделанных из какого-то материала. Истории известен «холоп» Никита, который на самодельных крыльях пытался лететь, за что по приказу царя Ивана Грозного был жестоко наказан.