— Будьте уж до конца моим спасителем, — обратилась девушка к Михаилу и улыбнулась. — Пригласите, пожалуйста, носильщика.

— Зачем же, — заторопился Михаил, вконец смущенный этой улыбкой. — Я сам, только не отставайте от меня...

Щербаков и его спутница почти бегом направились к вокзалу. С трудом пробрались они сквозь толпу, выбежали на платформу.

— Какой номер вагона? — на ходу спросил Щербаков.

Девушка не успела ответить. К ней подбежал высокий, курчавый парень в светлой рубашке.

— Наконец-то! — обрадованно воскликнул он. — А мы уже думали, что ты отстанешь.

Парень искоса взглянул на Щербакова. Михаил почувствовал себя неловко.

У шестого вагона их встретили шумные возгласы:

— Смотрите, Лена!..

— Лена, Леночка!..

— Скорее садись, поезд отходит!

Курчавый первым вскочил на подножку вагона и поднял чемодан. Девушка на секунду задержалась. Она протянула руку Щербакову.

— Спасибо вам, большое спасибо...

Михаил на мгновение задержал ее узкую ладонь в своей руке.

— Надолго уезжаете?.. Когда возвратитесь?

— В августе.

— Я вас обязательно разыщу...

Она улыбнулась в ответ.

И вот уже качнулись вагоны. Щербаков стоял в стороне и смотрел, как состав, чуть вздрагивая на стыках рельсов, медленно уплывал вдаль и вскоре исчез из виду.

Михаил почему-то вздохнул, посмотрел на часы. «Без двадцати семь». Надо спешить. Николай Семенович, по старой военной привычке, терпеть не мог, когда опаздывали...

Но увы, в Москве, расстояния преодолеваются не так-то быстро. Когда, запыхавшись, Михаил входил в крохотный кабинет руководителя секции высокогорного спорта, помещенного где-то на задворках физкультурного комитета, минутная стрелка неумолимо перемахнула за назначенный срок.

Хозяин кабинета, плотный, с хорошо развитой грудной клеткой, привыкшей к военному мундиру, встретил Щербакова с таким ледяным спокойствием, что тот поспешил оправдаться:

— Извините... Честное слово, я не хотел... Но случилось непредвиденное...

— Хорошо, — перебил Николай Семенович. — Не будем терять времени. Вот, знакомьтесь, — представил он сидевшего за столом человека. — Доктор геологических наук, Василий Яковлевич Бархатов. Он ждет вас уже десять минут...

Щербакову стало вдвойне стыдно за свое опоздание. «Бархатов, неужели тот самый?» Правда, Михаил слышал о нем, как о неутомимом исследователе, отважном альпинисте, и по его книгам учился трудному искусству восхождения на горные вершины. Михаил виновато взглянул на поднявшуюся ему навстречу худощавую, юношескую фигуру Бархатова.

«Сколько ему лет? — невольно подумал Щербаков. — Такой молодой и уже сделал столько...»

Этот вопрос невольно задавал себе каждый, знакомясь с Василием Яковлевичем. Не верилось, что человек, которому на вид нельзя было дать больше тридцати, являлся доктором наук, автором многих книг.

Загоревшее, без единой морщинки лицо, темные глаза, пышная шевелюра, в которой были почти незаметны тронутые сединой волосы, — все это молодило Бархатова, которому на самом деле было за сорок.

— Рад познакомиться, — приветливо сказал Бархатов. — Слышал о вашем любопытном парашюте. Приглашаем вас принять участие в экспедиции.

Они уселись. В комнате тихо шелестел резиновыми крыльями вентилятор.

— Николай Семенович, — обратился Бархатов к руководителю секции, — я вас не задержу, если вкратце расскажу о целях нашей экспедиции, чтобы Михаил Георгиевич был в курсе дела?

— Пожалуйста.

— Вам знакома фамилия Полынов? — спросил Бархатов у Щербакова.

— Нет.

— Николай Семенович, а ведь это уже ваша вина! Давно нужно было издать книгу об этом интереснейшем человеке.

— Вот вы бы ее и написали, — с улыбкой ответил Николай Семенович.

— Выходит, мы оба виноваты...

Глаза Бархатова засветились, но тут же стали серьезными.

— История России богата талантливыми людьми, но, к сожалению, далеко не о всех мы знаем. Полынов еще до революции работал врачом в Царицыне. Одним из первых побывал на Алайском хребте Памира в местах, до сих пор не исследованных. Человек высокообразованный, он увлекался геологией, путешествиями. Интересны и смелы для того времени были его работы о человеческом долголетии. В одном напечатанном труде он утверждал, что нормальный срок жизни человека сто пятьдесят — двести лет...

Щербаков слушал внимательно, хотя и не понимал, какое все это имеет отношение к предстоящей экспедиции.

Бархатов между тем продолжал:

— О Полынове можно долго рассказывать. В 1904 году за свое публичное выступление против русско-японской войны царское правительство на два года упрятало его в тюрьму. А одиннадцать лет спустя жизнь Полынова оборвалась. Он исчез...

— Как исчез?

— Самым загадочным образом, вместе с молодой женой.

В газете «Царицынский вестник» за апрель 1915 года была напечатана чья-то статейка, в которой со злорадством сообщалось, что наконец-то город избавился от никудышного врача и опасного жителя... И это писали о человеке, который сотни людей лечил бесплатно, боролся с антисанитарией, отдал почти все свое небольшое состояние на расширение единственной в городе больницы.

— Что же случилось с Полыновым и его женой? — спросил Щербаков.

Бархатов ответил не сразу:

— Не знаю... Я много думал об этом... пытался узнать, но ничего неизвестно... Видимо, с ними тайно расправились.

Наступила небольшая пауза. В раскрытое окно доносился шум улицы.

— Извините, я отклонился от главного, что нас в данном случае интересует, — снова заговорил Василий Яковлевич. — В 1947 году, в Сталинграде, разбирая завалы у одного разрушенного дома, строители обнаружили среди кирпичей тетрадь в пергаментной обертке, которая оказалась, как нам удалось установить, личным дневником Полынова, относящимся ко времени его поездки на Памир в 1910 году. Было установлено также, что Полынов жил в этом доме до своего загадочного исчезновения. Врач, очевидно, забыл дневник; где он хранился — неизвестно, возможно, в чулане, а может быть, и в подвале. Дневник этот находится сейчас в архивах Академии наук. Полынов путешествовал по западной части Алайского хребта. Вы там бывали? — обратился рассказчик к Щербакову.

— Нет.

— Огромный район, протяженностью в двести пятьдесят километров, и очень плохо изученный... Так вот, в дневнике описывается ущелье, открытое Полыновым среди гор. К сожалению, местонахождение ущелья не указано, путешественник случайно наткнулся на него во время снежного бурана и пробыл там несколько дней. Два года назад по следам царицынского путешественника прошла группа альпинистов спортивного общества «Спартак», но никакого ущелья не обнаружила. Между тем, «Ущелье Полынова» представляет исключительный интерес не только в географическом отношении. Судя по записям дневника, оно богато залежами руды, содержащей очень высокий процент титана, удивительного металла, с необыкновенной судьбой и великим будущим. Циолковский в свое время сказал, что для успешного осуществления запуска ракетных двигателей надо еще ждать значительного продвижения вперед техники новых металлов. Теперь это время наступило!..

Из рассказа Бархатова Щербаков узнал много интересного. Открытый еще в конце XVIII века, титан почти полтора столетия находился под спудом. После окончания второй мировой войны его было произведено во всем мире только три тонны. Сейчас нашей стране этот металл крайне необходим. Он незаменим при строительстве ракетных двигателей, скоростных пассажирских самолетов, химических реакторов, гидротурбин, скорорежущих инструментов. И наконец, титан нужен для атомной промышленности. Академия наук заинтересовалась записями Полынова и снарядила на Памир специальную экспедицию, в которую пригласили и альпинистов.

— Всесоюзный комитет, — сказал Бархатов, — рекомендует вас, Михаил Георгиевич, как мастера высокогорного спорта. Что касается места для испытания вашего парашюта, то лучшего и желать нельзя! Отвесных скал, откуда можно слететь, сломав себе шею, там более чем достаточно, — пошутил Бархатов. — Мы надеемся на вашу помощь. Слово за вами, Михаил Георгиевич.