— Пропащая душа... Как вы себя чувствуете?

Михаил улыбнулся:

— Хорошо.

— Ну вот, Леночка.. Я еще на вашей свадьбе побываю. Отощал он, но ничего, вернем ему силы, будет еще по горам лазать.

В этот момент в палатку вошли Рашид и Галя.

— Еще бы! Обязательно будем по горам лазать!

— Так вот где эта пропащая душа!

Щербаков увидел их, радостно произнес:

— Рашид!.. Галя!.. Здравствуйте... И вы здесь.

Молодые люди бросились к кровати, расцеловали Михаила.

— Василий Яковлевич, а вы знаете, кто те двое? — сказал Михаил.

— Кто же?

— Полынов, которого вы разыскивали, и его сын.

— Полынов!?

Василий Яковлевич тревожно взглянул на Лену. Та улыбнулась: Михаил уже успел рассказать ей многое.

— Правда, Василий Яковлевич... Михаил нашел их в ущелье.

Но Бархатов никак не хотел в это поверить.

— Да. да, это они, Полынов и его сын... Я все расскажу... Лена сказала, что их состояние хорошее... Нас спасли, да... Я им сказал, что нас не оставят в беде... Они такие хорошие... Я им обещал показать, какой стала Россия... Ведь они ничего не знают... О, это просто чудо, что я с вами... с вами...

— Хватит, — решительно проговорил Бархатов, — вы много говорите, а вам это вредно... А ну, друзья, киш отсюда...

Михаил стал протестовать, но Лена укрыла его одеялом, нежно сказала:

— Я тут, рядом буду... Ты отдохни... А мы еще поговорим. Ведь все наше впереди...

Она наклонилась, поцеловала его и выбежала из комнаты.

— Да, впереди, — уже засыпая, прошептал Михаил. — И все наше...

И счастливо улыбнувшись, он закрыл глаза.

В Москве, по соседству с оживленным и шумным Арбатом, есть тихая улочка, изогнутая, как виноградная лоза, сплюснутая старинными купеческими особняками, стены которых причудливо украшены безвкусной лепкой и массивными карнизами. Редкие прохожие, случайно завернув сюда, торопливо ускоряют шаг, подавленные мрачностью высоких и крепких оград.

Здесь разместились некоторые иностранные посольства, которых так много в столице. Круглые сутки, в зной и холод, в слякоть и вьюгу у массивных ворот дежурят подтянутые милиционеры, отдающие честь комфортабельным машинам с национальными флажками на радиаторах.

Однажды в безветренный и холодный февральский день возле одного из зданий, построенного лет двести назад, остановился мышиного цвета лимузин. Из автомобиля вышел преклонных лет человек в зеленой, не по сезону, шляпе и бобриковом пальто, мешковато сидевшем на щупленькой фигуре. В руках незнакомец держал саквояж из желтой добротной кожи.

Старческой, неторопливой походкой он прошел по очищенной от снега асфальтированной дорожке в глубину двора и нажал кнопку наружного звонка.

Широкая дверь бесшумно открылась. Степенный швейцар с поклоном пропустил незнакомца, а затем помог ему снять пальто. Спустя некоторое время, приезжий, не выпускавший саквояжа из рук, был принят самим послом.

Это был высокий, сухощавый мужчина с впалыми, болезненного вида щеками, с горбинкой на носу. Большие очки в роговой оправе прикрывали глаза. Редкие, с проседью волосы обрамляли большой выпуклый лоб.

Вошедший простуженным голосом проговорил:

— Леви Кревкер, доверенный нотариальной конторы братьев Уатсон.

Посол приподнялся из-за громадного письменного стола, подал узкую руку. Неторопливым жестом пригласил мистера Кревкера сесть.

— Чем могу быть полезен?

— Я прилетел в Москву в связи с сообщением, появившимся в наших газетах.

Кревкер достал из внутреннего кармана солидный кожаный бумажник, вынул оттуда прямоугольную газетную вырезку и, развернув, протянул через стол.

Посол неторопливо поднес ее к глазам. Московский корреспондент одной солидной заграничной газеты в сенсационном духе расписывал историю царицынского врача Полынова, прожившего много лет в затерянном на Памире ущелье.

— Да, да, вспоминаю, — поднял глаза посол. — Об этом писалось и в русских газетах, по-моему, прошлой осенью. Но какое дело до всего этого нотариальной конторе братьев Даудсон?

— Уатсон, — корректно поправил посетитель.

— Простите, мистер...

— Кревкер.

— Могу я поинтересоваться, чем вызван ваш приезд в Россию?

Доверенный конторы, видимо, ожидал этого вопроса. Бесстрастным голосом ответил:

— Вот уже 30 лет нотариальная контора братьев Уатсон безуспешно разыскивает наследников нашего клиента, русского эмигранта, в прошлом царицынского обувного фабриканта и купца первой гильдии Афанасия Терентьевича Сердюкова, завещавшего все свое состояние единственной дочери Марии Афанасьевне Сердюковой, а в случае ее смерти — мужу Сердюковой — Александру Ивановичу Полынову или их детям.

— Понимаю. Значит, вы предполагаете, что Полынов, о котором сообщают газеты, и есть разыскиваемый вами наследник?

— Некоторые данные сходятся, но моя обязанность в этом удостовериться и, если не окажется других претендентов, ввести его в законные права.

Посол снял очки, медленно стал протирать их.

— И большое наследство? — близоруко прищурив глаза, поинтересовался он.

— Мистер Сердюков заблаговременно, еще до революции, перевел значительную часть своего состояния в заграничные банки. Удачно приобретя после эмиграции алмазные копи и земли в Южной Африке, он, кроме того, обладал ко дню смерти одним миллионом шестьюстами тысячами долларов, положенными в государственный банк на проценты.

— Так, — холодно констатировал хозяин кабинета. — А у нас что, нет никого, кто бы претендовал на это наследство?

— Жена мистера Сердюкова умерла еще в двадцатых годах, других близких у него не было, а волю покойного я уже имел честь вам сообщить.

Посол устало улыбнулся.

— Между прочим, вы ставите мистера Полынова в весьма затруднительное положение. Ведь он будет миллионером, а это в России не очень почетно.

Кревкер пожал плечами, словно желая подчеркнуть, что это уже не его забота, и заметил:

— Если мистер Полынов окажется законным наследником, он вправе распоряжаться деньгами и имуществом покойного, как ему заблагорассудится... А если нет...

Посол поднял голову:

— А если нет?

— Тогда, согласно воле клиента, в 1965 году все наследство будет передано русскому правительству.

— Надеюсь, не советскому? — иронически улыбнулся посол.

— По всей вероятности, мистер Сердюков не верил в прочность коммунистического режима и надеялся, что к 1965 году в России будет восстановлен прежний строй. Но в завещании никакой оговорки на этот счет не имеется, а только сказано, что все движимое и недвижимое имущество, ценные бумаги и капиталы передаются русскому правительству.

— О, это будет весьма неприятно. Не правда ли? — с той же иронией проговорил посол.

— К сожалению, тут мы бессильны что-нибудь сделать.

— Конечно, многое может измениться в мире... Но боюсь, что режим свободного предпринимательства в России и к 1965 году не наступит. Можете поверить мне, я как-будто неплохо знаю эту страну... Впрочем, это частное замечание... Так чем я могу вам помочь?

— Нотариальная контора братьев Уатсон обращается с просьбой помочь разыскать мистера Полынова и для переговоров с ним выделить переводчика, услуги которого, разумеется, будут оплачены за счет законного наследника.

— Хорошо... Такая помощь вам будет оказана.

Посол хотел подняться, считая разговор оконченным.

Но в это время в кабинет вошла секретарша, женщина уже в годах, с гривой крашеных волос. Бесшумно проскользнув к столу, она передала послу телеграмму.