— Вот, пожалуйста, — заглядывая в нее, проговорил Крюков. — Указательный палец правой руки. Взят у человека, умершего после продолжительной болезни восемь месяцев назад. Обратите внимание, взят у трупа и живет...
— Не может быть! — воскликнул Полынов.
— Татьяна Александровна, продемонстрируйте...
Женщина зажгла спиртовку, близко поднесла к пальцу, и вскоре на его коже показались крошечные капельки пота.
Александр Иванович смотрел, как зачарованный.
— А ноготь, — опросил Крюков Татьяну Александровну, — когда вы его подрезали последний раз?
— Три дня назад.
— Живет палец — это уж поверьте, — резюмировал директор лаборатории. Впрочем, в этом заслуга не наша.. Мы просто повторяем опыт, впервые проделанный одним советским ученым еще в 1920 году. Лет-то прошло сколько, нам было бы грешно не пойти дальше... Обратите внимание на почку собаки... Сколько она у нас уже живет после смерти животного?
— Третий месяц...
— А вот здесь, — подвел Петр Николаевич к одной из колб, — находятся клетки головного мозга, которые были предварительно высушены... А мы их оживили...
Трудно передать, что испытывал Полынов, знакомясь с экспонатами этой чудесной лаборатории жизни. Если бы он не видел все своими глазами, просто не поверил бы в это.
— Глядите-ка сюда, — подвел его Петр Николаевич к стеклянному сосуду, в котором помещался темноватый комочек, — вот сердце белого кролика — мертвое. Мы его еще высушили... Может оно работать после этого?
— Не может, — уверенно ответил Александр Иванович.
— Сейчас поглядим...
Татьяна Александровна смочила комочек светлым раствором, и случилось невероятное: сердце начало сокращаться.
Потрясенный увиденным, Полынов не знал, что сказать. Петр Николаевич был чрезвычайно доволен произведенным впечатлением. Глаза его лукаво сузились:
— Как видите, отдельным органам и тканям мы способны возвратить жизнь. Ну, а можно ли оживить целый организм после его смерти?..
Он не успел закончить. Дверь отворилась, и на пороге появился мужчина в белом халате.
— Петр Николаевич, прошу извинить, — взволнованно проговорил он. — Доставлен больной с острой почечной недостаточностью... В клинике считают положение безнадежным... Нарастают явления общего отравления организма... Больной без сознания...
— Где он?
— В операционной...
— Иду...
Петр Николаевич торопливо направился к двери, приглашая Полынова следовать за ним. Почти бегом они спустились вниз. Там их уже ожидали ассистенты, которые подали Крюкову другой халат и маску.
— Халат, марлевую повязку Александру Ивановичу...
— А я не помешаю? — спросил Полынов.
— Вы врач и имеете право присутствовать.
В операционной среди многочисленных приборов на белоснежном столе лежал мужчина лет сорока, а может быть и старше, густые волосы его отливали проседью. Глаза были закрыты, дыхание не чувствовалось. Возле больного безмолвно застыли ассистенты. Петр Николаевич жестом приказал включить рефлектор. Крюков словно преобразился. Движения его были четки, от добродушия не осталось и следа, глаза стали строгими, сосредоточенными, даже немного злыми.
Сколько времени продолжалась операция, Полынов не мог бы сказать. Видимо, долго. В комнате зажгли дополнительный свет.
Честно говоря, Александр Иванович не понимал, что около него делалось.
К крупным кровеносным сосудам больного Петр Николаевич присоединил две длинные трубки от небольшого блестящего аппарата, находившегося рядом.
Полынов, однако, понимал и видел, что состояние больного становится лучше. К нему вернулось дыхание.
Видно, непосредственная опасность смерти миновала. Усталые до изнеможения, они возвратились в кабинет Петра Николаевича.
— Чаю... и покрепче, — приказал он секретарше.
Молча выпил два стакана. В глазах опять появился озорной огонек.
— Я понимаю, вы ждете от меня объяснений, — весело проговорил Крюков. — Пожалуйста, я готов... Состояние доставленного из клиники было очень тяжелым, пришлось применить искусственную почку.
— Искусственную почку! — воскликнул Полынов. — Неужели это возможно?
— Да, представьте себе... Вы видели аппарат, к которому присоединены две полиэтиленовые трубки... Его создала группа советских ученых в научно-исследовательском институте экспериментальной хирургической аппаратуры и инструментов.
— Вы рассказываете чудеса.
— Нет. Вы ведь сами все видели. Почки оперируемого были уже неспособны очищать кровь от отработанных продуктов и ядовитых веществ. Это сделала искусственная почка. Каждую минуту от больного в аппарат поступало около четырехсот кубических сантиметров крови, которые возвращались обратно, очищенные от ядовитых веществ. Не хвастаясь, могу сказать, что мы возвратили человеку жизнь... Но, Александр Иванович, я вас не измучил?
— Что вы, я вам очень благодарен... Вы мне открываете новый мир...
— О, это еще далеко не все... Вы узнаете много такого, что врачу до революции показалось бы просто фантастикой... Медицина в нашей стране идет рука об руку с промышленностью и химией. Электронные микроскопы и наркозные аппараты, ультрацентрифуги и электроножи, созданные отечественной промышленностью, сейчас на вооружении врачей... Созданы механические приспособления, которые позволяют пока, правда, временно заменять больные и поврежденные органы... Искусственные почки вы видели... Создано и искусственное сердце. Это позволяет совершать операции и лечить врожденные и приобретенные пороки сердца. Мы будем воскрешать людей, умерших от внезапной остановки сердца.
Петр Николаевич вызвал секретаршу...
— Клавдия Алексеевна, приведите, пожалуйста, сюда Пушка.
Через несколько минут в комнату ворвался белоснежный пес с умной мордочкой и со всех ног бросился к Крюкову.
— Ах ты, разбойник, — подняв его к себе на колени, проговорил Петр Николаевич, ласково проводя рукой по гладкой шерсти... — Соскучился... Ну, ну, только без поцелуев, — увертываясь от пытавшейся лизнуть его в лицо собаки, добродушно добавил он... — Ты ведь, брат, знаешь, что я этого не люблю... Лучше познакомься... Дай-ка лапу...
Пушок послушно исполнил приказание. Темные блестящие глазенки его смотрели удивительно умно.
— Молодец, — похвалил его Петр Николаевич и дал кусочек сахару. — Ассистенты его всяким фокусам научили, хоть в цирке выступай... Вот ведь собачина, сколько операций перенес, ненавидеть меня должен, а он ластится...
— Собачье сердце отзывчиво, — с улыбкой проговорил Александр Иванович.
— В том-то и штука, что не собачье... Уж я над ним помудровал... Стенки у сердечка искусственные, из капрона. Электростимулятор — это прибор, который заставляет биться остановившееся сердце...
Только теперь Полынов заметил светлый широкий пояс из прозрачного материала, плотно облегавший собаку, поддерживающий под грудкой небольшую прямоугольную коробочку.
Александр Иванович уже перестал чему-либо удивляться и ожидал дальнейших пояснений ученого.
— Долго мы бились над этим прибором... Сначала аппарат был громоздкий, хоть вози его с собой на тележке, а теперь не больше карманных часов, видите в какой небольшой коробке помещается... Сейчас Пушку не грозит смерть, если перестанет биться сердце... Остановится — электрические импульсы аппарата воздействуют на сердце и заставят его вновь сокращаться... Я Пушка в Париж возил, демонстрировал на конгрессе физиологов... Представляете, какие огромные возможности открываются, перед медициной... Уже десятки людей были вновь оживлены после наступившей так называемой клинической смерти... Вот ради чего, друг мой сердечный, — обратившись к собаке и погладив ее, закончил Петр Николаевич, — перенес ты столько страданий...
В благодарность за ласку Пушок лизнул Крюкова в щеку.
— Опять целоваться? Ну, ступай, побегай, хватит на коленях сидеть.
Он опустил Пушка.
— Беда только в том, — продолжал Петр Николаевич, — что не всегда можно вовремя прийти на помощь. Природа тут пока неумолима. Всего несколько минут не бьется сердце, погибают клетки головного мозга, и конец. Такого уже не воскресишь. Поэтому выход один: надо лечить сердце, освобождая от различных пороков, заменять износившиеся мышцы. И уже кое-где это успешно делают... Не за горами время, дорогой мой борец за долголетие, когда у нас будут специальные клиники по ремонту и замене сердца, почек, легких... Долголетие так долголетие... Даже, когда захочешь умереть, машины «не дадут».
