— Что именно? — Девушка неожиданно стала совершенно серьёзной, но только на мгновение, в следующую секунду, она рухнула с табуретки прямо на него, повалив на пол и колотя его кулаками по обнаженной груди, так как на рубашке отсутствовали пуговицы и её полы просто разошлись в сторону от резкого движения. — Ненавижу! За что вы так со мной?! Что я вам сделала?! — Юля сорвалась на крик, закрыв глаза, и из-под крепко сомкнутых век с новой силой брызнули слёзы, катясь по щекам. Её губы искривились в болезненной, злой и циничной усмешке. — Если бы я могла, я бы хотела вас никогда не знать и не помнить! Я готова вышибить себе мозги, если это гарантирует мне жизнь без вас или без памяти о прошлом! Вы этого хотите? Моей смерти?! Тогда вам просто надо было бы попросить!
Волков молчал. Он просто крепко обнял её, прижимая к себе и не давая возможности вырваться. Насколько он не любил женские слёзы, настолько хорошо и понимал Юлю. Девушке надо было выплакаться, просто жизненно необходимо. А потом они всё обсудят. Обязательно обсудят. И эти идиоты поплатятся. Уж что-то, а мстить он тоже хорошо умеет!
Юлия.
Не люблю плакать. Особенно много и с криками, напоминающими вопль смертельно раненного зверя. Такой способ выразить своё состояние — не для меня. К сожалению, я предпочитаю воткнуть в уши плеер, закрыться в комнате и сжаться в комок, смотря широко раскрытыми глазами в одну точку и беззвучно роняя скупые слёзы. Это всё, на что может расщедриться мой организм.
Но сегодня вышел особый случай, который заставил меня расплакаться впервые у кого-то на груди. И ладно бы это был кто-то из моих подруг, такое вполне нормально для нас, девочек. Только у меня видимо понятия «нормально» не существует ни в словаре, ни ещё где-то, потому что моей «жилеткой» на сегодня стал Волков.
Я прижалась к его груди и плакала, вздрагивая, всхлипывая и размазывая сопли по лицу. Ревела, как маленькая девочка, чувствуя, что он гладит меня по волосам, плечам и спине, крепко прижимая к себе. Алексей молчал, но так было даже лучше… Любое слово могло спровоцировать новый виток истерики, поэтому его молчаливое утешение, с надёжными и уютными объятиями были куда полезнее.
— Что я вам сделала? — Тонко всхлипнув, снова спросила, крепко зажмурив глаза и обхватив его руками за талию. — Зачем вы так со мной, а? Я же не всесильная… Я совсем не сильная…
— Тш-ш-ш, — тихо прошептал он, крепче обняв меня и уткнувшись носом в мои волосы. — Успокойся, малышка. Всё будет хорошо.
— Я устала быть спокойной, — тихо прошептала, уткнувшись носом в его шею. Рыдания сходили на нет, и у меня получилось более или менее успокоиться. Впрочем, легче после слёз мне не стало. Пресловутое заблуждение в который раз не сработало в моём случае. — Я устала быть всепрощающей и милой, доброй, отзывчивой! Я просто устала… Каждый раз, когда пытаюсь вас простить, случается что-то такое, что лишь укрепляет все негативные чувства в отношении бывших одноклассников.
— Юль, тебя никто не заставляет быть кем-то другим, — он глубоко вдохнул и невесомо прошёлся пальцами по моей спине, вызвав дрожь во всём теле и волну мурашек, радостно промаршировавших за его рукой. — Будь собой, а? Это же не так сложно, как кажется…
— А я, по-твоему, не пробовала? — Так же едва слышно спросила, решившись наконец-то поднять на него глаза.
Волков смотрел на меня чуть задумчиво, с долей нежности и ласки. На его лице блуждала лёгкая, немного печальная полуулыбка, в которой вроде было так много всего и в тоже время, прочитать по его виду, что же он думает, не представлялось возможным. Во всяком случае, сейчас у меня не было ни сил, ни желания о чём-то думать.
Как так вышло, что я потянулась к его губам — не имею понятия. Но почему-то мне жутко захотелось, что бы он меня поцеловал, почувствовать его тепло и надёжности, уют в крепких, сильных объятиях.
Он с готовностью перехватил инициативу, стоило мне нерешительно замереть в нескольких миллиметрах от его лица, глядя ему в глаза. Перевернувшись так, что я оказалась снизу, Алексей нежно коснулся моих губ, что бы спустя пару вдохов это прикосновение сменилось жгучим и страстным поцелуем, заставляющим гореть в огне лихорадочного желания. Но мы оба понимали, что кухня не самое подходящее место для того, что бы воплотить свои фантазии, да и не время сейчас. Поэтому горячее пламя сменилось тёплым, согревающим огоньком, дарившим тепло и ощущение безопасности, что было так мне необходимо в данный момент.
— Ты у меня как наркотик, — тихо рассмеялся Алексей, отстранившись и усевшись на пол. Он без видимых усилий усадил меня рядом и снова крепко обнял, позволяя прятать заплаканное лицо, с явно опухшими глазами и красным носом, у себя на плече.
— Такая же вредная? — Глухо спросила, а губы сами по себе расползлись в улыбке от его бархатистого смеха. Никогда бы не подумала, что эти звуки можно было бы назвать таковыми, но факт есть факт. Сейчас они напоминали отрез самого лучшего бархата, который обволакивал и пленил своим прикосновением.
— Я бы мог ответить да, и тогда ты начала бы спорить… В итоге, всё закончилось бы либо в спальне, либо в коридоре, где ты выставила бы меня на улицу, гневно возмущаясь на весь подъезд, — в его голосе слышалась лёгкая ирония, беззлобное подшучивание над всем, что с нами произошло. — Но я скажу другое. Не знаю, зачем ты мне сдалась и даже не хочу пытаться в этом разобраться. С фактами не поспоришь, а они говорят, что ты мне просто необходима.
На пару минут в маленьком помещении воцарилась тишина, нарушаемая только нашим дыханием и сумасшедшим ритмом сердца, отдающегося у меня в голове. Правда, сейчас он не имел никакого отношения к приступу, что несказанно радовало.
— Я не могу стать твоей девушкой, — глубоко вздохнула и попыталась выбраться из его объятий, но Волков даже не подумал меня отпустить. — Лёш, отпусти меня. Пожалуйста. Я хочу сделать себе ещё чаю… Наверное.
— Нет, пока мы не разберёмся между собой, уладив все недоразумения. К тому же, нам предстоит натянуть коего кого по самые уши… Впрочем, последнее тебя практически не касается. Так, поможешь немного, а после спокойно дождёшься результатов, — он говорил так уверенно, что я невольно согласно кивала ему в ответ головой. И только уяснив смысл его слов, удивлённо на него посмотрела, совершенно не понимая, к чему это всё. Я же вроде отказалась быть его девушкой… Или надо более доходчиво объяснять?
— Лёш, я не смогу быть твоей девушкой. Боюсь, я совсем не то, что тебе нужно, — глубоко вздохнула и продолжила. — Истеричка, подозрительная, страдающая паранойей и ненавистью к людям… Я вовсе не та, кем кажусь и поверь мне, тебе не захочется узнать что внутри.
— И чем же ты отливаешься по строению от остальных людей? — В его голосе слышался смех, Алексея забавляло моё поведение. Взяв пальцами моё лицо за подбородок, он заставил поднять голову вверх и встретиться с его загадочным взглядом, где в глубине серых глаз, сверкали отблески стали и какой-то тайны, разгадать которую, наверное, не под силу и самому Волкову. — Это сложно. Но иногда надо доверять людям, Юляша.
— Меня так только родители называют, — не понятно для чего отметила, пытаясь найти хоть один разумный аргумент, кроме тех, что уже привела, что бы он оставил меня в покое. Но в голову как назло не лезло ничего путного, только острое осознание того, что как бы я не сопротивлялась, всё равно буду с ним, потому что…
Потому что мне нравиться ему доверять и приятно чувствовать себя защищенной от всего мира в его руках.
— Значит, ты не хочешь, что бы я тебя так называл? — Деланно удивился он, словно почувствовав, что я уже сдалась и прекратила сопротивляться. — Может, мне звать тебя моя птичка? Или пташка, а? А может моя сизокрылая? Нет, это не подходит. У тебя же фамилия не Голубева или Голубкова. Да и на голубку ты не тянешь, уж извини. Так как же тебя прозвать?
— А называть меня по имени не пробовал? — Чувствуя, как губы сами по себе расползаются в улыбке, ткнула его кулаком под рёбра, не сильно, так просто прикосновение и отстранилась. — Ты же голодный, наверное… Надо приготовить что-нибудь.
