Из всех заводей акваторий в районе Полуорти члены синдиката чаще всего говорили и думали о той, которую именовали «заводью у дорожного угла». Во-первых, она была выдающейся с чисто рыболовной точки зрения. С каждым годом рыба в ней увеличивалась как по количеству, так и по весу. Соперничать с этой заводью могла разве только ивовая, находящаяся в двух-трех сотнях ярдов выше по течению, в самом низу третьего участка. Впрочем, отрезком между двумя заводями рыболовы тоже не пренебрегали. Во время сезона ловли на искусственную наживку или погоды, благоприятной для вечернего клева, вода там просто кишела форелью. Визитер из элитного клуба «Уолтон» в Дидфорд-Парве как-то сказал, что эти воды почти не хуже клубных — более высокой оценки трудно было себе представить.

Другим плюсом этой заводи являлось то, что только здесь, за исключением самого нижнего участка, дорога подходила близко к реке. Здесь возвышался массив Дидбери-Хилл, увенчанный окруженным буками доисторическим лагерем Дидбери-Кемп, — шоссе тут зажато между склоном холма и огибающей его рекой. Поэтому у рыболовов, направляющихся к верхним участкам, вошло в обычай доезжать до этого места, оставлять машину на поляне вблизи шоссе и дальше идти пешком вверх по течению. Так как продвигаться вдоль берега означало делать солидный крюк, а кроме того, было чревато риском помешать другому рыболову, они, естественно, пользовались тропинкой, ведущей от угла шоссе к ивовой заводи. Эта тропинка, которую местные называли «гать», фактически представляла собой узкую земляную насыпь через болото, ранее, несомненно, бывшее частью русла. В это время года гать походила на зеленый туннель, прорубленный через камыши и ивы выше человеческого роста, где щебетали многочисленные птицы, устанавливать личность которых было постоянным развлечением Мэтесона.

Последняя и наиболее досадная причина знаменитости дорожного угла подробно обсуждалась в «Гербе Полуорти» вчера вечером и во многие предыдущие вечера. Лесопилка, установленная сэром Питером и быстро поглощающая красивейшие деревья его поместья, была, мягко выражаясь, чудовищной помехой. К тому же шум, едва слышимый издалека, вблизи становился поистине ужасающим. Холмы, преграждающие звукам путь в другие части долины, усиливали его для каждого оказавшегося в их окружении.

Джимми Рендел услышал звуки лесопилки, приближаясь к месту, где изгиб реки образовывал знаменитую заводь. Сначала это были тяжелые удары водоподъемной машины, затем пронзительный визг пилы, который по мере погружения в ствол постепенно превращался в гортанное рычание, потом следовали грохот падающего дерева и сравнительно мирная пауза, нарушаемая только монотонным стуком машины, покуда пила не вгрызалась в очередную жертву. На момент Джимми испытал некоторое облегчение, так как шум не позволял ему предаваться тягостным мыслям, но вскоре он вспомнил, что это варварское нарушение покоя речной долины является очередной демонстрацией порочности Пэкера. Черт бы его побрал! Неужели он не в состоянии хоть что-нибудь не испортить?

Борясь с тошнотой, Джимми твердил себе, что его не удастся победить. Он пришел ловить рыбу и будет это делать, даже если его голова расколется надвое. Заткнув уши, чтобы не слышать шум, усиливающийся с каждым шагом, он медленно шел по берегу, с надеждой ища признаки плещущейся в воде форели, но вскоре понял, что миссис Лардж была права. Ветер прекратился, и река казалась спящей. На ее гладкой поверхности не было видно ничего, кроме редких обломков стеблей. Ни одна муха не приближалась к воде и не искушала рыбу всплыть кверху. Дойдя до края заводи, Джимми посмотрел вперед, где берег изгибался влево. Он знал, что под ольхами напротив есть шанс поймать форель даже в самые неудачные дни. Джимми медленно двинулся вдоль изгиба, глядя на противоположный берег, потом посмотрел на ту сторону, по которой шел, и внезапно застыл как вкопанный.

То, что он увидел, было всего лишь парой грубых светло-коричневых башмаков, переходящих в вязаные клетчатые носки, которые торчали на тропинке менее чем в десяти ярдах. Остальные детали фигуры и одежды их обладателя скрывали заросли тростников. Чтобы увидеть все, достаточно было сделать два-три шага, но Джимми и так знал, кому принадлежат ботинки и носки. Он видел их слишком часто, чтобы ошибиться.

Джимми простоял достаточно долго, глядя на неподвижные конечности, так как лесопилка успела расправиться с двумя стволами. Очевидно, думал он, сэр Питер Пэкер сидит на маленьком клочке сухой земли, которую члены синдиката именовали «пригорком». Это было излюбленное место ланча для рыболовов на втором участке, так как отсюда открывался превосходный вид на реку в обоих направлениях. Никто не слышал, чтобы сэр Питер вообще когда-нибудь появлялся на берегу, поэтому первой реакцией Джимми было удивление, тем более что из всех мест на реке это наименее подходило для спокойной сиесты. Затем он осознал весь ужас ситуации. Двигаясь дальше по берегу, он будет вынужден столкнуться лицом к лицу с Пэкером, вступить с ним в беседу (чего вряд ли удастся избежать) и снова услышать этот мерзкий покровительственный тон. Джимми покраснел, вспомнив, как в начале его знакомства с Пэкерами ему льстило снисходительное внимание светского человека. Уже некоторое время спустя для Джимми было тяжким испытанием сохранять вежливость в разговоре с сэром Питером, а сегодня, после услышанного от миссис Лардж, он чувствовал себя не в состоянии даже смотреть на него.

Внезапно как будто тихий голос зашептал ему в ухо: «Кто говорит, что нужно быть вежливым с этой скотиной? Разве ты не клялся, что если когда-нибудь доберешься до этого типа, то... Что? Сейчас не составляет труда до него добраться, верно? Он не услышит твоих шагов, если ты выберешь момент, когда лесопилка будет шуметь громче всего. — Голос сделал паузу. — Конечно, если ты боишься...»

Джимми медленно двинулся по берегу в обратную сторону. Его руки сильно дрожали. Он чувствовал облегчение и стыд, ибо внезапно осознал то, что стояло за всеми его героическими устремлениями. Он ненавидел сэра Питера и в то же время боялся посмотреть ему в глаза.

Джимми возвращался к дорожному углу, намереваясь пройти через гать к своему участку. Хотя еще некоторое время на успешную рыбалку рассчитывать не приходится, он, по крайней мере, сможет отдохнуть в тени. В данный момент ему были нужны только отдых и одиночество. Джимми с трудом волочил ноги в тяжелых рыбацких сапогах, а пустая сумка на его плече казалась наполненной свинцом. Но эмоциональный стресс не ослабил его ощущений. Он оставался чувствительным к зеленому буйству деревьев и травы, к голубизне неба и ласточкам, рисующим на нем быстро исчезающие черные арабески. Слух больше не притуплял постоянный шум лесопилки. В паузе между визгом пилы Джимми четко услышал сквозь стук водоподъемной машины звук автомобиля, сворачивающего с шоссе на поляну в углу.

Его заинтересовало, кому может принадлежать автомобиль. Это место обычно посещали только члены синдиката, а те, кто находился сегодня на верхних участках, едва ли в это время ездили на машине. Чтобы добраться до гати, Джимми нужно было подойти к воротам, выходящим на шоссе, и он удовлетворил свое любопытство, бросив взгляд через плечо. Два автомобиля стояли рядом, и Джимми сразу узнал оба. Новый и блестящий принадлежал Ригли-Беллу, а потрепанный ветеран — доктору Лэтимеру. Очевидно, Ригли-Белл оставил свою машину, направляясь к третьему участку, а доктор только что приехал. В данный момент Джимми не хотел встречаться с ними или с кем-либо еще, поэтому он быстро зашагал в сторону, гати. Но его надежды не сбылись. Не успел он сделать несколько шагов, как сзади послышался голос.

— Эй! — окликнул его доктор Лэтимер.

Добродушие Джимми сыграло роковую роль. Он остановился и повернулся. Доктор проходил через ворота широко улыбаясь, отчего на его румяной физиономии появилась тысяча морщинок. Джимми заметил, что он держит в руке медицинский саквояж.