— Да. Похоже, пришло время взяться за дело с другого конца.

Возможно, суперинтендент и был удивлен, но не показал этого.

— Если вы спешите, то можете воспользоваться поездом в шесть двадцать из Крэбхэмптона. Я могу прислать машину сразу же, но придется поторопиться.

— Предпочитаю обойтись без суеты.

— Я упомянул об этом поезде, так как в нем есть вагон-ресторан, а в семичасовом...

— Ладно, присылайте машину, — решил инспектор.

Джимми Рендел писал письмо. За последние несколько дней он написал ряд писем, но не отправил ни одного. На сей раз Джимми решил довести дело до конца. Работа требовала едва ли не дипломатических способностей Талейрана. Существуют руководства для написания писем практически по любому случаю, однако едва ли можно найти удовлетворительный прецедент воплощения на бумаге тех чувств, которые пытался выразить Джимми. Возможно, отчасти причиной его затруднений было то, что, не обладая методичным складом ума, он никогда не пытался четко классифицировать подобного рода чувства. Если бы он этим занялся, то получил бы следующий перечень:

1. Он глубоко сочувствует Мэриан, понесшей тяжелую утрату.

2. Тем не менее ее муж был пренеприятным субъектом и заслужил подобную кончину.

3. Он — Джимми — обожает Мэриан.

Перечень оставался бы неполным, если бы Джимми не включил в него еще два пункта:

4. Он полностью осознает то, что она может оказаться убийцей.

5. Если это так, он готов помочь ей избежать последствий своего поступка.

При этом Джимми понимал необходимость передать упомянутую информацию в форме абсолютно ясной для получателя и в то же время достаточно завуалированной, чтобы оставаться недоступной для детектива или другого лица которое может ее перехватить.

Джимми приступил к выполнению этой задачи, вернувшись вечером с работы в свою квартиру на Ибери-стрит, и, покончив с ужином, все еще сидел за столом, исписывая лист за листом в надежде найти магическую формулу. Он только что начал пятую попытку, когда его прервала квартирная хозяйка — властная усатая леди, которую Джимми втайне побаивался.

— Вас хочет видеть какой-то мужчина, — сообщила она.

— Что за мужчина, миссис Меггс?

— Весьма крупный мужчина, — ответила хозяйка и, обернувшись к лестнице, крикнула: — Поднимитесь, пожалуйста!

Когда миссис Меггс исчезла из дверного проема, Джимми спрятал неоконченный набросок письма под папку с промокательной бумагой и, краснея от смущения, повернулся, чтобы встретить посетителя. Его первой мыслью при виде «весьма крупного мужчины» было, что тот, очевидно, поднялся по лестнице абсолютно бесшумно, так как он не слышал его приближения. Затем Джимми с тревогой узнал в визитере «персону из Скотленд-Ярда» на дознании. Чувствуя, что обнаруживает все признаки вины, он молча уставился на него, все еще придерживая рукой папку.

Однако инспектор как будто не придал значения столь наивной демонстрации эмоций. Казалось, он пребывал в отличном расположении духа и считал, что Джимми должен его разделять.

— Какая удача! — весело улыбаясь, воскликнул Маллет. — Я только сошел с поезда и подумал, что, может быть, успею побеседовать с вами сегодня вечером. Между прочим, я еще не представился. Вам известно, кто я?

Джимми молча кивнул.

— Понимаете, в этом деле немало моментов, которые легче прояснить в Лондоне, чем в Дидфорде, и мне для этого нужна ваша помощь.

— Я уже дал показания полиции, — рискнул напомнить Джимми.

— Совершенно верно — и весьма недурные показания. Но мне бы хотелось немного большего. В поезде я читал газету, — неожиданно добавил Маллет, — которая каждую неделю устраивает конкурс на решение детективной проблемы. В этот раз они предложили то, что именуют «проблемой исключения». Я ни за что на свете не смог бы ее решить, но она напомнила мне это дело, хотя оно значительно проще. Короче говоря, я намерен заняться исключением.

Он опустился в лучшее кресло и стал набивать трубку.

— Естественно, я хочу исключить самого себя, — кисло улыбнулся Джимми.

— Само собой. Но мне бы хотелось пойти несколько дальше — исключить других людей или же обвинить их.

— Не понимаю.

— В субботу во второй половине дня вы встретили достаточное количество людей, чьи передвижения могут оказаться важными. Сначала — мистера Мэтесона, под конец — миссис Мэтесон, а между ними — миссис Лардж, доктора Лэтимера и леди Пэкер. Мне пришло в голову...

— Но я никогда этого не говорил! — прервал Джимми.

— Не говорили чего?

— Что я встретил леди Пэкер! Более того, она тоже никогда не говорила...

— Да, — спокойно сказал инспектор. — Я знаю, что ни вы, ни она этого не говорили, но сейчас я имею дело только с фактами. В конце концов, вы были не под присягой, и я вас не виню. Как я уже упомянул...

— Но она этого не делала!

— Чего именно? — Маллет склонился вперед. Черенок его трубки был направлен на Джимми, словно указующий перст.

— Не... не убивала его... Она не могла... Это невозможно! — И Джимми, к своему крайнему стыду, разразился слезами.

Маллет внезапно стал самим сочувствием.

— Боюсь, все это слишком вас расстроило. Здесь нет виски? Есть? Вот и отлично. Да, спасибо, я тоже выпью... Вам не кажется, что лучше всего рассказать мне обо всем? С самого начала — с того момента, как вы вышли из «Герба Полуорти», и до вашего возвращения туда? Я чувствую, что вы можете сообщить мне многое, чего я еще не знаю. В конце концов, это в интересах вас обоих.

Неизвестно, под влиянием виски или спокойного властного голоса инспектора, но Джимми неожиданно почувствовал колоссальное облегчение. Он начал подробно описывать все события роковой субботы, на сей раз ничего не опуская. Каждый инцидент оживал в его памяти — форель, едва не сорвавшаяся с крючка Мэтесона, клесты на верхушках деревьев, разговор с миссис Лардж, встреча на дорожном углу с доктором Лэтимером. Джимми не запнулся, даже описывая встречу с Мэриан Пэкер. Он говорил быстро и уверенно, словно повторяя заученный урок. Коль скоро ему все равно пришлось обмануть доверие Мэриан, то лучше рассказать обо всем как можно тщательнее. Джимми даже описал ее взгляды и движения, упомянув о том, как она схватила его за руку, когда мимо пролетела дикая утка. Перейдя Рубикон, он с легким сердцем завершил рассказ, как возвратился в гостиницу в машине доктора и как он по дороге едва не переехал миссис Мэтесон.

Маллет выслушал его до самого конца, не задавая вопросов и не делая комментариев. Когда Джимми умолк, инспектор осушил свой стакан и поднялся.

— Благодарю вас. Пожалуй, теперь нам обоим неплохо бы поспать. — Он задержался у двери. — Еще одна вещь. Мне придется расспросить леди Пэкер, когда я вернусь в Дидфорд-Магну. Было бы хорошо, если бы вы до тех пор не писали ей. Если она будет знать о том, что вы мне рассказали, это уменьшит ценность ее признания.

— Понимаю.

— Отлично. Я вас увижу там на следующий уик-энд?

— Не знаю. Я собирался поехать туда в пятницу вечером. В офисе мне предоставили полностью выходную субботу в качестве компенсации за прошлую. Но теперь я едва ли хочу...

— Нет никаких причин, по которым вам стоило бы отказаться от поездки. Думаю, вы заслужили отдых за рыбалкой. Спокойной ночи.

Когда он ушел, Джимми вынул из-под папки неоконченное письмо и разорвал его на мелкие кусочки. То, что теперь его незачем было дописывать, вызывало хоть какое-то удовлетворение.

Следующим утром Маллет нанес второй визит, который запланировал для себя в Лондоне. На сей раз он не пытался прийти без приглашения, как на Ибери-стрит. Детектив, пусть даже незаурядный, не может являться с расспросами к старшему партнеру видной адвокатской фирмы, поэтому инспектор заранее договорился по телефону о встрече, на которую нехотя дал согласие неестественно хриплый голос. В результате в одиннадцать утра Маллет уже шагал по Нью-сквер в Линкольнс-Инн. Подойдя к дому 46, он передал свою карточку и был немедленно препровожден клерком в душную комнату, уставленную полками с книгами и меблированную креслами с потрескавшейся от времени кожаной обивкой. Через пять минут его освободил из заточения обладатель хриплого голоса и проводил в кабинет старшего партнера.