Маллет вернулся к документу. По форме это было письмо, адресованное сэру Питеру, но на конверте отсутствовали признаки отправки по почте. Содержание оказалось достаточно любопытным — автор признавался в ряде мошенничеств, совершенных им по отношению к компании сэра Питера. В каждом случае указывались точный метод и улики, подтверждающие признание. Документ был настолько подробным и скрупулезным, что мог бы послужить веским аргументом для обвинения. Если бы кто-то, обладающий такой информацией, захотел подать на Снайда в суд, тому для доказательства вины Снайда другие улики были бы уже не нужны. Инспектор одобрительно улыбнулся. Тот, кто вдохновил автора на это послание, знал свое дело. Признание, добытое с помощью обещаний или угроз, неприемлемо для суда. Но в этом деле прокурор мог бы доказать вину, не прибегая к признанию.

То, что на автора оказывали определенное давление, легко просматривалось в окончании письма. Это было извинение перед сэром Питером за вред, причиненный ему автором, вкупе с благодарностью за его снисходительность, высказанное в столь униженных выражениях, что читателя могло стошнить. В письме упоминалась семья Снайда и, в частности, «та, которая дорога нам обоим» (смысл этой фразы так и остался неясным). Маллет, дочитав это письмо, покончил с ночной работой.

Чувствуя интерес, смешанный с отвращением, инспектор собрал бумаги и отправился спать.

Во вторник утром десять добропорядочных и законопослушных обитателей графства прибыли по повесткам в Дидфорд-Парву и принесли присягу, торжественно поклявшись провести, согласно возложенным на них его величеством обязанностям, добросовестное расследование всех фактов, касающихся смерти Питера Пэкера, баронета, и вынести без страха и пристрастия справедливый вердикт на основании свидетельских показаний, а также их опыта и знаний. Спустя час они расстались, проведя под руководством хитрого коронера, которым в свою очередь руководила полиция, скорее быстрое, нежели добросовестное расследование и не приложив к нему почти никакого опыта и вовсе никаких знаний. Что касается показаний, то они были достаточно скудными. Вдова официально подтвердила опознание тела, доктор сообщил о причине смерти, после чего выступило еще несколько свидетелей, в том числе Джимми Рендел. Ни справедливого, ни какого-либо иного вердикта не последовало, и в итоге процедура была отложена.

Джимми покинул здание муниципалитета, где проходило дознание, вместе с матерью, которая, к его досаде, настояла на своем присутствии. Процедура дачи показаний оказалась не такой мучительной, как он себе представлял, — во всяком случае, она была куда легче, чем недавний разговор с суперинтендентом. Самым худшим моментом стал тот, когда на место свидетеля вызвали Мэриан. Он с трудом подавил нелепый импульс крикнуть, чтобы она соблюдала осторожность, и ощутил колоссальное облегчение когда Мэриан вернулась на прежнее место, ответив на несколько простых вопросов коронера.

— Бедная женщина, — промолвила миссис Рендел, стоя на ступеньках ратуши среди толпы зевак. — Я должна ней поговорить.

— Не надо, мама, — всполошился Джимми. — Ее кто-то сопровождает, очевидно поверенный. Мы будем только мешать.

— Но я думала, Джимми, что вы с ней близкие друзья! Конечно, после ее замужества я редко с ней виделась, но раньше она часто у нас бывала. Неужели ты забыл?

Разве можно такое забыть!

— Верно, — согласился он. — Но это не значит, что нам следует беспокоить ее сейчас.

Миссис Рендел уступила и предложила отправиться на ленч в ближайший отель. Джимми покачал головой:

— Лучше закусим в Крэбхэмптоне, на обратной дороге. Все вокруг буквально кишит репортерами и полицейскими. Я хочу выбраться отсюда как можно скорее.

— Так как ты умеешь водить машину, а я — нет, мне придется идти на ленч туда, куда захочется тебе, — философски заметила его мать. — Но должна заметить, Джимми, что ты знаешь, как испортить удовольствие. Впервые в жизни я сталкиваюсь с загадочным убийством, а ты хочешь увезти меня отсюда.

— Если бы ты столкнулась с этим так же близко, как я, тебе бы тоже хотелось отсюда убраться.

— Кажется, это та персона из Скотленд-Ярда? Интересно, удастся ли ему в этом разобраться?

— А мне абсолютно неинтересно.

— Ты способен довести до белого каления, Джимми! Неужели тебе не хочется узнать, кто это сделал?

Джимми помедлил с ответом.

— Не вижу, каким образом ленч в здешнем отеле поможет нам это узнать, — сказал он наконец.

Но им не удалось ускользнуть так легко, как надеялся Джимми. Когда они садились в машину на рыночной площади, их окликнула миссис Лардж.

— Здравствуйте, миссис Рендел, — сказала она, горячо пожимая руку матери Джимми. — Рада видеть вас снова! Полагаю, вы приехали послушать, как Джимми дает показания? По-моему, он отлично справился. Вы должны им гордиться. Только, Джимми, тебе следовало держать подбородок повыше, а то твой голос не доходил до задних рядов. Я всегда говорю моим девочкам из воскресной школы: держите голову выше и обращайтесь к последнему ряду.

Джимми сердито уставился на нее. Только что он уверенно возражал матери, но в присутствии миссис Лардж утрачивал дар речи.

— Похороны состоятся завтра в Магне, — продолжала миссис Лардж. — Я сказала пастору, чтобы он держал на замке ворота кладбища и пропускал только членов семьи и, конечно, людей из образованных классов. Он болтает чепуху о правах прихожан, но я не собираюсь терпеть там толпу зевак. Ведь с кладбища ничего не стоит пройти в наш сад. Я помню, что произошло в позапрошлом году, когда хоронили старого Хармена, который покончил с собой. Тогда я говорила пастору, что его не следует хоронить на освященной земле, но он не послушал — и вот вам результат. С той стороны моего сада не осталось ни одного яблока!

— Не думаю, что кому-нибудь захочется воровать ваши яблоки в июне, — мягко заметила миссис Рендел.

— Какая разница? Дело в принципе! Почему это люди не могут не брать то, что им не принадлежит?

— Полагаю, такова человеческая натура, — сказала миссис Рендел.

Миссис Лардж не обратила на это внимания, обшаривая острыми глазками площадь во всех направлениях.

— Это машина миссис Дженкс, не так ли? А вон идут Фостеры! Должно быть, приехали автобусом. Кажется, все сегодня прибыли в Парву. Удивительно, Джимми, что нет никого из твоих друзей-рыболовов.

— Возможно, они нашли себе лучшее занятие, — отозвался Джимми.

Если миссис Лардж и оценила сарказм, то не подала виду;

— Я думала, что Мэтесоны приедут обязательно, — продолжала она. — Мне говорили, что Юфимию Мэтесон сильно расстроила смерть сэра Питера, даже слишком сильно. Вы не догадываетесь почему?

— Нет, — ответил Джимми.

— Разумеется, в этом ничего нет, но ее муж очень стар, а сэр Питер...

— Право, миссис Лардж, — запротестовала миссис Рендел, — вам не следует говорить такие вещи! Я уверена, что сэр Питер...

— Ну, мы-то знаем, что собой представлял Сэр Питер, верно, Джимми? Думаю, миссис Рендел, сын рассказывал вам, что в тот день, когда убили сэра Питера, одна из деревенских девушек родила ребенка. Помнишь, Джимми, я говорила тебе об этом как раз перед тем, как ты... его обнаружил?

Блестящие от возбуждения глаза миссис Лардж были прикованы к лицу Джимми. Он почувствовал, что краснеет. Черт бы побрал эту женщину!

— Мама, — заговорил он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее, — если мы хотим успеть на ленч в Крэбхэмптон, нам лучше выехать сразу же.

— До свидания, миссис Рендел, — любезно попрощалась миссис Лардж. — Передайте привет вашему супругу. Полагаю, ему все так же скверно? Вы должны отвезти его в Дройтуич — правда, в его возрасте это едва ли поможет. До свидания, Джимми. Не забывай, что я говорила тебе о подбородке.

— Странная женщина, — заметила миссис Рендел, когда они выехали с площади. — Ты заметил, Джимми, что она ни разу не упомянула бедняжку Мэриан?