— И что дальше?
Извиниться! Убраться отсюда! Поблагодарить его за то, что проделал такую основательную работу!
— После уроков, — говорит Скиппи, изо всех сил стараясь, чтобы голос у него не дрогнул. — За бассейном. Ты и я.
По толпе, стоящей вокруг, пробегает шумок. Карл реагирует не сразу, а потом у него медленно опускается челюсть и изо рта вылетает какой-то свинцовый смех. Ха! Ха! Ха! Ха! Это гулкий и пустой смех робота, который смеется, но не понимает, отчего что-то бывает смешным. Потом он осторожно кладет руку на плечо Скиппи и, нагнувшись, шепчет прямо ему в ухо:
— Я же просто убью тебя, придурок.
Через пару минут новость облетает всю школу: теперь пути назад уже нет, даже если Скиппи и передумал бы. Всеобщая реакция — полное недоумение.
— Ты будешь драться с Карлом?
Скиппи кивает.
— Ты — с ним?
Скиппи опять кивает.
— Да он от тебя мокрого места не оставит, — говорит Титч, или Винс Бейли, или еще кто-то.
Скиппи только плечами пожимает.
— Ладно, удачи тебе, — говорят ему ученики и уходят.
На уроках все постоянно оглядываются на Скиппи и смотрят так, будто он гигантская ящерица, сидящая за партой; и день, который пока что тянулся томительно медленно, вдруг начинает мчаться во весь опор, как будто само время тоже желает как можно скорее поглазеть на драку. Скиппи пытается слушать, что говорят учителя, — хотя бы для того, чтобы замедлить время. Но напрасно: похоже, слова сами знают, что не предназначены для ушей Скиппи, и потому пролетают мимо. Вот каково, наверное, быть мертвецом и являться к живым, думает Скиппи. Все как будто сделано из стекла, все слишком скользкое, не дает зацепиться, так что когда просто стоишь на месте, то кажется, будто падаешь вниз.
Через две минуты после последнего звонка первые зеваки начинают сходиться на пятачок, засыпанный гравием, за Пристройкой. Этот кусок территории, с одной стороны заслоненный бассейном, а с других — котельной и разрастающимися колючими кустами, не виден больше ни из одной части школы. С незапамятных времен именно сюда приходят драться, когда с кем-нибудь нужно свести счеты. Вскоре весь пятачок уже забит народом, и, судя по болтовне, совершенно ясно, что в исходе боя никто не сомневается: толпу привлекло сюда не столько желание посмотреть на драку вблизи, сколько возможность воочию увидеть, как наносятся серьезные телесные повреждения.
— Это же полное безумие, — хмуро говорит Марио. — Карл сотрет его в порошок. Скиппи еще дешево отделается, если когда-нибудь снова сможет глазеть на баб.
— Думаешь, нам стоит что-то предпринять? — спрашивает Найелл.
— Предпринять? — переспрашивает Деннис. — А что?
— Ну, вмешаться, как-то остановить его.
— Да? И пускай этот неандерталец спокойненько уйдет себе, довольный своей жизнью, а? — Подобно многим пессимистам, Деннис проявляет особую энергию, когда дела принимают наихудший оборот. — А Скиппи, значит, пускай сидит тихо и еще четыре года позволяет себя запугивать и пинать, да? А потом, когда он станет каким-нибудь бухгалтером и женится на какой-нибудь дурнушке, на которую не позарились хулиганы, — вот тогда пускай отомстит Карлу и компании, устроив им строгую проверку, — так, что ли?
— Но какой смысл драться, если заранее ясно, кто победит?
— Да не знаю я, какой смысл, — признается Деннис. — Но нас тут пинают как хотят, в этой помойке, вот уже девять лет, и раз уж хоть один человек решился с этим бороться, то я не собираюсь его отговаривать. Может, наоборот, это вдохновит всех остальных, и мы наконец перестанем быть забитыми неудачниками. Вот, кстати, как раз об этом и писал Роберт Фрост в своем стихотворении.
— Да ты же сам нас уверял, что это про анальный секс!
— Стихи же пишутся не о чем-то одном, а о многих вещах сразу. Ребята, говорите что хотите, но я со Скиппи. Он знает, что делает. Вот увидите.
Скиппи заперся в кабинке уборной. В руке у него трубочка с таблетками. Он сам понимает, что, наверное, не надо. Но у него такое чувство, что сейчас его голова оторвется и улетит, и, может быть, хватит всего половинки, чтобы комната перестала вращаться вокруг него…
Звонит телефон. Это она!
— Дэниел! Ты что, собираешься драться с Карлом?
Откуда она знает?
— Я — что? — говорит он, торопливо запихивая таблетки в задний карман брюк.
— О боже, — стонет она. — Дэниел, это правда?
— Это не из-за тебя, — отвечает он.
— О боже, — повторяет она и тяжело дышит.
Судя по голосу, она волнуется даже больше, чем он сам, и это, несмотря на все остальное, вдруг как-то согревает его.
— Дэниел, Карл опасен! Ты даже не представляешь себе, на что он способен…
— Можно тебя спросить кое о чем? — Ему не хочется спрашивать, но он уже не может себя остановить. — А у тебя с ним… Ты с ним… э…
Она вздыхает так, что это скорее похоже на стон.
— Послушай, Дэниел… — Она умолкает и снова вздыхает; он ждет, затаив дыхание, и все его нутро сжалось в одну невыносимо плотную пружину, которая утягивает его подбородок книзу… — В последний раз я видела Карла еще до дискотеки. Но мало ли что у него в голове происходит. Он буйный, Дэниел. Лучше держись от него подальше.
— Не волнуйся за меня, — отвечает Скиппи — просто и мужественно.
— А-а-а! Я говорю серьезно! Это же глупость — драться с ним. Тебе не нужно этого делать. Понимаешь? Просто приходи ко мне в гости, как договорились, ладно? Держись подальше от Карла и приходи прямо ко мне.
— Ладно.
— Обещаешь?
— Обещаю, — говорит он, скрестив пальцы, и отпирает дверцу кабинки.
За бассейном продолжают собираться мальчишки; там уже совсем мало места. В воздухе стоит густой сигаретный дым, летают туда-сюда невидимые сообщения, так что почти не остается кислорода, чтобы дышать; боевой дух в лагере сторонников Джастера подорван новым открытием: оказывается, Дамьен Лолор записывает ставки на драку и даже сам заключил пари, что Карл одержит победу в первые двадцать секунд или раньше, и ставит десять против одного, что Скиппи понадобится вызывать “скорую”, с оговоркой, если “скорая” действительно приедет, что его унесут на носилках. На неодобрительные замечания он реагирует своим натренированным хладнокровным взглядом.
— А что такого? — говорит он.
— Это чушь, Лолор.
— Да что тебе Карл хорошего сделал? Я сам видел, он тебя тоже сто раз в зад пинал.
— Послушайте, — говорит Дамьен, прерываясь, чтобы взять пять евро у Хэла Хили, ставящего одиннадцать против двух на то, что Карл одним ударом нокаутирует Скиппи, — я сам на сто процентов на стороне Скиппи. Я твердо верю в него, сердцем я за него. А это — это совершенно другое дело, просто спекуляция, которую ведет моя голова. Эти две вещи абсолютно не связаны друг с другом. — Он переводит взгляд с одного на другого: у всех недружелюбные, скептические лица. — Вам, я вижу, еще надо учиться четко разделять понятия, — наставительно говорит он.
— Ну и каковы шансы, что Скиппи победит? — спрашивает Джефф.
— Что Скиппи победит… сейчас посмотрим… — Дамьен делает вид, будто изучает записи ставок. — Ну, скажем… сто против одного.
— А я ставлю пять евро на то, что Скиппи победит, — твердо говорит Джефф.
— Ты уверен? — удивленно спрашивает Дамьен.
— Да, — отвечает Джефф.
— И я, — заявляет Марио, тоже доставая деньги. — Пять евро — что Скиппи победит.
Их примеру следуют Деннис и Найелл, а потом и Рупрехт, хотя, похоже, не слишком-то охотно, потому что он произвел собственные вычисления и у него получились какие-то астрономические числа.
— Пять евро на то, что Скиппи победит при шансах сто против одного, — весело повторяет Дамьен, выдавая Рупрехту расписку. — Удачи вам, джентльмены.
— Что такое “сто против одного”?
Никто не видел, как подошел Скиппи. Здесь, на холоде, в окружении ребят постарше, он кажется еще более бледным и щуплым, чем всегда, и почему-то насквозь промокшим, хотя он совершенно сух.
