Я в Сараево не имел случая видеть, чтобы в сербов открыто стреляли или над ними издевались. Там государственная политика была такая: не показывать нетерпимость в отношении этнического меньшинства, присутствие которого было выгодно для мусульман. Оставшиеся сараевские сербы, в основном, убирали улицы…

В заблокированном Сараево, где люди по талонам получали 150 граммов хлеба и сажали картошку на кладбищах, по ночам гремела музыка в дискотеках, а в ресторанах подавали рыбные деликатесы и парную телятину. Не был закрыт ни один ювелирный магазин. Здоровые сараевские мужчины, место которых было в то время в окопах, возили на гулянки в дорогих автомобилях роскошных женщин в мехах и бриллиантах. Кстати, в это время говорили, что главную тяжесть обороны несли те, кто был связан с криминальным миром.

Самые тёплые воспоминания я храню о тогдашнем командующем, генерале Башле, который страшно гордился тем, что, будучи парнем из деревни, получил две свои генеральские звезды без протекции… После всего того, что случилось, после того, как и он меня «топтал ногами» за моё расследование взрыва на рынке, он прислал мне письмо, написанное от руки, с признанием: «Дорогой господин полковник, оправдались все Ваши оценки ситуации, с которыми я всегда был абсолютно не согласен. Я Вам признателен за то, что Вы открыли мне глаза». Потом и Башле лишился своего поста и досрочно покинул Боснию за то, что на одном официальном обеде позволил себе усомниться в сербской беспринципности.

Я имел возможность встретиться с сербскими лидерами. Трудно найти лучшего командующего, чем генерал Младич. Он исключительно талантливый человек, необыкновенно грамотный и энергичный командир. Переговоры с ним были тяжёлыми: в моём лице всю Россию обвиняли в предательстве. Как мог, я объяснял, что мы охотно помогли бы, но никак не можем справиться со своими трудностями. Но при этом мне было стыдно.

— Как Вы так можете, — удивлялся Младич. — На протяжении всей Второй мировой войны великие державы-союзницы, разделённые океанами и морями, имели телефонные аппараты прямой связи. Черчилль поднимал трубку и говорил Сталину: «Джо, нужно решить такую-то проблему». Так почему мы сегодня в конце XX века разделены, как будто между нами какая-то пропасть. Мы, те, кто этнически и по менталитету, родственны! Почему меня, будто вшивую собаку, даже не пустят к вашему министру обороны, когда он приедет в Югославию? Объясни мне это всё, товарищ полковник.

А объяснить я ему, в сущности, ничего не мог, хотя сам хорошо знал, что политика государства, которое ведет себя достойно, не может служить всем направо и налево, извлекая и там и тут какие-либо дивиденды. Политика должна состоять в том, чтобы везде говорили: да, действительно существует народ, родственный нам, и с которым нас сблизила история…»

Разрывы снарядов и воздушные налёты на боснийских сербов практически заставили забыть о первой крупномасштабной акции НАТО: это был снаряд, убивший 20 августа 37 человек на одном маленьком рынке в центре Сараево.

Оправдание днём позже раздобыло командование СООНО во главе с генералом Рупертом Смитом, чьё расследование «вне всяких разумных сомнений» обнаружило, что смертоносный снаряд был выпущен с позиций боснийских сербов.

В отличие от взрыва снаряда 5 февраля 1994 г., когда в окрестностях Маркале погибло 68 жителей Сараево (и про который так и не было выяснено, чей он), в этот раз практически никто не задал вопрос — как преступление почти сразу могло быть приписано боснийским сербам? Сообщение генерала Смита, отправленное по телексу в Главный штаб ООН, было написано на одной странице. Напротив, сообщение ООН 1994 г. основывалось на специальных расследованиях на месте одиннадцати различных специалистов-баллистиков и состояло из 46 страниц (ООН объявила оба документа секретными).

И все же не менее четырех специалистов — один русский, один канадец и два американца — выразили серьёзное сомнение относительно заключения генерала Смита, выводы которого «вне всяких разумных сомнений» исключают возможность того, что этот снаряд могли выпустить силы мусульманского правительства, а не сербы.

В интервью, которое дал корреспонденту ИТАР-ТАСС полковник Демуренко 30 августа 1995 г., он утверждал, что практически невозможно поразить такую узкую, огуаниченную цель как улицу шириною 10 метров с расстояния 3,3 км, ведь «настолько удалена ближайшая артиллерийская позиция сербов». Вероятность такого попадания — «один к миллиону».

Честный полковник А. В. Демуренко с тех пор последовательно старался опровергнуть ложь гаагских обвинителей, свидетельствуя в делах обвиняемых генералов Армии Републики Сербской в гаагских процессах. Напрасно: преступление на Маркале в 1994 г. остаётся одним из самых ядовитых и прочных звеньев в цепи медийной войны против сербског народа на Балканах.

Канадский эксперт — офицер, долго живший в Боснии, — говорил, что, по его мнению, сообщение ООН «крайне сомнительно». Канадец считает, что подозрительна «нелогичность, связанная с запалом» снаряда, извлечённого из воронки на площади. В отличие от взрывателей других снарядов, выпущенных 23 августа, тот, что поразил площадь «вообще не был выпущен из миномёта», что означает, что он выпущен с крыши или взорван иным способом. Канадец добавил, что он и его канадские коллеги-офицеры, участвующие в операциях в Боснии, «уверены», что не только снаряд, разорвавшийся 5 февраля 1994 г., но и взорвавшийся 28 августа 1995 г., «был выпущен мусульманским правительством».

Американец, который подверг критике сообщения ООН (служащий правительства США), пожелал остаться анонимным. Он говорит, что существует «ещё несколько нерешённых вопросов, которые вызывают сомнения в честности чрезмерно поспешного сообщения ООН».

Он замечает, что «со своих позиций сербы не имели возможности видеть площадь», что означает, что если это вообще были они, то «стреляли вслепую». Кроме того, снаряд при такой дальности полета имел бы высокую орбиту, «а это значит, что снаряд упал с большой высоты». Однако, продолжает он: «… не было слышно характерного свиста при падении снаряда. Значит, он не мог упасть с большой высоты».

Подобную нелогичность обнаружил в сообщениях ООН другой американский военный. В одном интервью он сказал, что по крайней мере 3 из 5 снарядов, выпущенных 28 августа утром, выпущены с сербской стороны. «Но четвертый, тот, который убил людей на рынке, выпущен с других позиций».

Между тем зачем бы это мусульманское правительство, вынужден спросить скептик, обстреляло и убило своё собственное население или, если это исключается, намеренно провоцировало сербскую стрельбу, что, судя по сообщениям ООН из Сараево, постоянно происходило в последние три года? Дело в том, что за неделю до трагедии на рынке вооружённые силы мусульманского правительства вели интенсивный артиллерийский огонь по сербским позициям вокруг Горажде и Вогошча севернее Сараево, тем самым провоцируя ответный огонь сербской артиллерии. В обоих случаях мусульманское руководство требовало воздушных налётов НАТО, но генерал Смит отказал им.

Тогда 27 августа последовала угроза помощника американского госсекретаря Ричарда Холбрука, что через одну-две недели последствия для сербских целей будут очень губительными, а вслед за этим он заявил об «активизации авиации НАТО».

Другими словами, план воздушных налётов был детально разработан ещё до того, как Холбрук отправился на Балканы, чтобы изложить сербам миротворческий план президента Клинтона. Был необходим лишь повод, чтобы самолёты поднялись в воздух и, действительно, представитель госдепа Ник Бернс потребовал воздушных налётов еще до того, как сообщение генерала Смита было получено в Нью-Йорке. Первая эскадрилья американских боевых самолётов сбросила бомбы на цели спустя всего 37 часов после взрыва снаряда на рынке.

Во всяком случае, теперь уже поздно привлекать смешанную или нейтральную комиссию, которая на месте могла бы объяснить падение снаряда. Правда, для ООН не поздно обнародовать своё сообщение полностью, чтобы в нём открыто могли разобраться специалисты-баллистики.