В промкооперативнои артели имени ОБХСС произошел странный случай: было в году двенадцать месяцев, а стало — одиннадцать.

Испуганный бухгалтер доложил правлению: исчез месяц декабрь.

Специальная комиссия в составе одного научного сотрудника, крупного специалиста по потерянному времени, разбирала вопрос о таинственной пропаже.

И как всегда в таких случаях, выяснилось, что вообще чудес на свете не бывает, а в промкооперации — тем более. Хотя и считается, что именно в артелях еще до сей поры и творятся кое-какие чудеса.

Месяц пропадал так: 29 декабря прошлого года председатель доложил вышестоящей инстанции о досрочном выполнении плана. На самом же деле он еще три дня января работал в счет ушедшего года.

Из-за этого, в свою очередь, январский план был выполнен только пятого февраля.

— Ничего, подгоним, — успокаивал сотрудников председатель. — Рванем двести процентов — и все будет в ажуре.

И, несмотря на прорыв, доложил о выполнении февральского плана вовремя.

— Господи, забыл! Ведь февраль-то короткий! — спохватился горе-руководитель. — Двадцать восемь дней всего. Ай-ай-ай!

Февральский план закончили выполнять только восьмого марта.

Таким же образом «очковтиралка» продолжалась и дальше.

Мартовский план закончили к 10 апреля.

Апрельский — к 12 мая.

Майский — 14 июня.

Июньский... короче говоря, продукцию за октябрь едва-едва выдали к 22 ноября, а ноябрьское производственное задание кончили выполнять точно к 30 декабря.

— А когда же мы будем декабрьский план выполнять? — сами удивились делу рук своих члены правления.

Еще больше удивились промкооперативному чуду в вышестоящей инстанции. И решили расширить комиссию по расследованию дела о пропаже декабря. Ввели в помощь научному работнику следователя и представителя Госконтроля.

Тут, говорят, чуду и конец пришел.

Впрочем, пришел ли?

Вася Милованов, студент-энергетик, был среди бригады содействия девятого отделения милиции самым юным — и по возрасту и по стажу. Может быть, поэтому его ни на минуту не оставляла наивная мечта совершить какой-нибудь выдающийся подвиг во имя охраны порядка: вскрыть кошмарное преступление или обнаружить и задержать с помощью подручных средств грозного преступника-рецидивиста, которого тщетно ловит весь всесоюзный уголовный розыск.

Понятно, что когда Вася ходил по улице, то он сверхвнимательно оглядывался по сторонам, нахлобучивал кепку — для конспирации — на самые глаза и многозначительно отворачивался от знакомых милиционеров: дескать, я вас не знаю. И понятно также, что каждый прохожий с любопытством осматривал «таинственного» Васю, а ребятишки, издали завидев его, радостно спрашивали:

— Вася, поймал жулика?!

Но Вася продолжал в том же бдительном стиле расхаживать по улицам. Он всегда помнил слова своего кумира, сержанта милиции Гвоздикова, который любил говаривать:

— Главное в нашем деле — внимательность, сообразительность и чуткость. Внимательные глаза, сообразительные мозги, чуткое отношение. Ощущаешь смысл, Милованов?

И Милованов, пожирая влюбленными очами сержанта милиции Гвоздикова, бодро отзывался:

— Так точно, ощущаю!

И вот сегодня наконец-то постоянная Васина бдительность принесла плоды: на тротуаре острый глаз студента-энергетика увидел пятнышко крови. Затем еще одно... еще... еще...

Пятна пересекали улицу точно на перекрестке. Возле остановки троллейбуса № 8 их было больше — очевидно, истекающий кровью человек задержался здесь на несколько минут. А вот и клок шерсти — след, оставленный демисезонным пальто: человек, обессилевший от потери гемоглобина, прислонился плечом или спиной к корявым доскам забора.

Васин орлиный глаз обнаружил тут же, не отходя от остановки, еще две улики — вырванную, как говорится, «с мясом» пуговицу черного цвета и лоскут подкладочного сатина.

«Драка... истерзанный вид... — мысли до отказа наполняли Васину голову. — Кажется, кошмарное преступление! У пострадавшего черное пальто без пуговицы... рваная рана... но сознание сохранено. Он должен знать, кто его резал... В троллейбус не сел, не смог, обессилел... Значит, он должен быть поблизости! Скорее всего в сквере!»

Следы — часть ботиночного шнурка и еще одна пуговица — привели самого юного бригадмильца девятого отделения, как он и предполагал, в ближайший сквер.

Вася мобилизовал все наличные запасы бдительности и оглядел скверик. Вокруг мирно гуляли детишки. На скамейках ворковали бабушки с няньками.

Вася старался не мигать глазами: так всегда делал сержант Гвоздиков, когда наступал решительный этап операции. В такие моменты глубоко запавшие очи бравого сержанта и их черные немигающие зрачки напоминали дула пистолетов.

Пострадавшего Вася увидел на самой дальней скамейке. Собственно, на пострадавшего этот здоровенный парень в голубой шляпе набекрень, в черном пальто и ярко-рыжих, апельсинового цвета штиблетах похож не был. Он спокойно заменял веревочкой шнурок, отсутствующий на одном из ботинок.

Вася подошел, сел на скамейку рядышком с парнем. Под ногами пострадавшего на земле краснели круги. Одной пуговицы на пальто не было.

— Ну, чего смотришь? — пробасил парень, завязывая веревочку кокетливым бантиком.

— Это... ваше? — Вася вынул из кармана шнурок, пуговицы и кусок подкладки.

— А что? — подозрительно оглянулся парень. — Тебе какое дело?

— Я думал... кровь... — смутился бригадмилец, — вас резали...

— Меня-то? Охо-хо! — парень хохотнул так громогласно, что все дети на скверике замерли. — Это ботинки — видишь? — мажутся, разрази их! Догадались тоже, подметки красить! А пальто? Разве это товар? Линяет, как шелудивая кошка! Подкладка — вся ползет... А шнурки на ботинках? Пуговицы? Куда ОБХСС смотрит? За такую работу ноги вырывать надо! Выдавать по двадцать пять лет с поражением в правах — как одна копейка. Ну, ладно, сиди дыши воздухом, а я пошел... На вокзал прямо, что ли?

Парень вскочил, огляделся и, оставляя за собой красные следы, похожие на запекшуюся кровь, быстро зашагал к выходу из сквера.

Раскрытие кошмарного преступления не состоялось. Вася тяжело вздохнул и направился в отделение. Еще одна мечта юности погасла, как спичка на ветру.

В отделении к Васе подошел сержант Гвоздиков и сказал:

— Милованов, собирайся со мной. Выставку товаров обокрали. Как раз тот единственный отдел, который не охранялся, — отдел производственного брака. Взяли комплект — костюм, пальто, шляпу, ботинки. Ощущаешь смысл, Милованов? Преступник там же переоделся! Его старая одежда — ватник и сапоги обнаружены в мусоросбросе.

— Брак? — повторил Вася, как во сне. — Рыжие ботинки, черное пальто, голубая шляпа?

— Ощутил смысл! — довольно сказал Гвоздиков и вдруг спохватился: — Откуда приметы знаешь? Я ж тебе еще описание показать не успел?

— Знаю, знаю! — закричал Вася. — Он на вокзал пошел! Я его чуть не задержал.

...Всю остальную историю Вася рассказал Гвоздикову и другим оперативникам, уже сидя в милицейской машине, которая во всю прыть мчалась на вокзал.

Грабитель был задержан и даже не пытался бежать: его ботинки уже развалились, а лишенные пуговиц брюки сползали при каждом шаге.

Это был, пожалуй, единственный случай, когда бракованная продукция принесла государству хоть какую-то пользу.

Альпинистский лагерь, как известно, не то место, где процветают различные суеверия и волшебства. Смельчаки, вокруг палаток которых бродят стада облаков, спортсмены, давно уже не считающие верблюжьи горбы Эльбруса серьезным объектом для восхождения, — эти люди, разумеется, не верят в чудеса.