— Откуда же милиция узнает, что я виновата?

— А моя записка? «Прошу в моей смерти винить жестокое сердце красавицы Н.».

— Вы будете ее писать во время полета?

— Зачем же, сейчас напишу.

— Пишите.

— К чему?

— А вы уже забыли, что хотели ради меня прыгнуть вниз?

— Так-то вы меня любите, Нина Алексеевна! Боже мой, как я в вас ошибался! Вы просто садистка какая-то... И это при таком ангельском личике! Бр-р-р! Счастливый случай спас меня от любви к вам. Я горжусь тем, что вовремя вскрыл вашу мелкую сущность. Прощайте и ловите других в свои сети...

— Когда будете закрывать дверь, хлопайте сильнее — там замок испорчен.

— И захлопну! Я не злопамятен! Боже, как я был слеп! Настолько слеп и взволнован, что...

— Что даже ни разу хладнокровно не взглянули в окно. Ведь я живу на первом этаже!

— Как?! На пер... Действительно... Ай-ай-ай!.. Эх, счастье было так низко, так возможно... Нина! Ведь я... Понятно... Не надо... Ой-ой!.. Ухожу, ухожу!

Говорят, что овладение техникой — одно из основных условий прогресса. Это, конечно, верно. Но в данном случае именно недостаточное овладение техникой оказалось явлением прогрессивным и повлекло за собой большие перемены в нашем заводоуправлении.

Случилось все в один прекрасный понедельник. Директор явился в свой кабинет, как обычно, ровно в девять ноль-ноль и первым делом за папку, где у него хранятся особо важные бумаги.

— Отпечатан ли мой приказ от позавчерашнего дня за № 879-2Б?

А вместо заболевшего секретаря сидит в приемной курьер — тетя Паша, без пяти минут пенсионер, временно исполняет секретарские обязанности.

— Нету, — говорит, — приказу за таким номером. И за последующими номерами их тоже не будет. Потому все пять машинисток единогласно на работу не вышли.

— Массовое отравление копиркой? — усмехнулся директор.

— Нет, начхали друг на друга, — охотно поясняет тетя Паша. — Я им в субботу чай приношу, а они, извиняюсь, дружка на дружку чихают. Только и слышно: «будьте здоровы» — «простите», «будьте здоровы» — «простите». Это, значит, чих идет по разным системам. Вот вы, товарищ директор, как чихаете? Желаете другим доброго здоровья или, наоборот, сами извиняетесь? Даже в таком деле и то мода есть!

— Нужно немедленно мобилизовать внутренние резервы, — мрачно сказал директор. — Изыскать машинистку. И чтобы приказ был готов через десять минут.

— Какие десять минут! — рассмеялась тетя Паша. — Какие внутренние резервы! Никто у нас больше на машинках не печатает. Это ведь тоже квалификации требует и знания всяких там учебников.

— Как же быть? — спрашивает директор. — А у меня несколько очень важных приказов задумано...

— А помните, у вас четыре года назад в секретарях Светлана ходила? — вспомнила тетя Паша. — Она от нас на производство ушла, в штамповочный цех. Позвоните туда — пусть ее командируют сюда временно. Она печатать умеет.

— Спасибо за рацпредложение, — сказал директор и бросился к телефону.

Прислали из штамповочного Светлану, но она сразу заявила:

— Я от машинки отвыкла, без практики писать разучилась. Только одним пальцем и могу.

— Что ж, — говорит директор, — будем печатать лишь самое необходимое.

И вот сидит Светлана одна в пустом машбюро и одним пальцем выстукивает приказ за № 879-2Б.

Она не добралась еще до середины первой страницы, а от директора тетя Паша еще два приказа несет, и на каждом резолюция:

Светлана продолжает в том же темпе — одним пальцем, стук да стук.

Директор лично и машинописное бюро прибегал два раза.

— Как освоение техники? Наращиваем темпы?

Светлана только плечами пожимает: мол, делаем что можем.

— Светочка, — сказал директор, — пишите скорее! Ведь рабочий день кончается, а вы еще только субботний приказ еле-еле до середины допечатали! Так и завод может остановиться без получения руководящих указаний!

Но завод, конечно, не остановился, хотя Светлана допечатала к концу дня всего-навсего один злополучный приказ № 879-2Б. Более того, все начальники цехов Светлане ручки жали:

— Работали сегодня как никогда. Спокойно, без канцелярщины!

На следующий день — та же картина. Директор волнуется, а приказы в цехи поступают лишь очень-очень коротенькие, самые необходимые, самые важные. Все остальные десятки страниц лежат мертвым грузом на столике перед Светланой.

А на заводе ликование: кончилась приказная метель, разгрузились отделы и цехи от «срочных» докладных, от бесчисленных ответов на опросные листы, от ненужных «сводок.

И все оттого, что машинистки бюллетенят, а Светлана одним пальцем постукивает!

Когда неделя кончилась, то на директорской летучке поставили вопрос о машинном бюро, о его штатах. Выяснилось, что из пяти штатных единиц две хотят уходить на пенсию, одна вышла замуж и бросает работу в связи с переездом в другой город, а четвертая уходит на учебу. Решили сократить эти четыре единицы и оставить только одну-единственную машинистку.

Кто-то высказал предположение, что даже и это много — ведь она не одним пальцем, а десятью работает, но тут уж директор проявил твердость и отстоял все десять пальцев...

Теперь на нашем заводе все как у передовых предприятий — даже директор излечился от своей приказомании. А почему так получилось, если разобраться? Светлана недостаточно овладела техникой. По крайней мере она сама так утверждает. Я говорю «по крайней мере», потому что мне кое-что кажется очень подозрительным: незадолго до болезни машинисток проходил я вечером мимо штамповочного цеха, слышу — машинка трещит. Да бойко так, пальцев на восемь. Сторож объясняет, что это Светлана иногда задерживается в цехкоме, чтобы перепечатать свои конспекты: она ведь в заочном институте обучается.

— Меня, знаете, что возмущает? То, что люди лишены элементарной скромности. И полны неблагодарности. Возьмем, к примеру, случай со мной. Я, если хотите знать, инициатор почти всех мероприятий всесоюзного масштаба. Не верите? Тем не менее — факт. Освоение целины и прочих залежных земель — раз. Я первый провел это освоение за пять лет до правительственного постановления. Я, я ее первый поднял на дыбы, эту целину. В личном, конечно, масштабе, но ведь это роли не играет. Рядом с моим дачным участком был большой пустырь. Трава — и все. Ребята там ворота понастроили из жердей, футболистов изображали. Типичная залежная земля. Я ее взял и освоил. Сперва, конечно, взял огородил, а потом нанял землекопов и освоил. Большой урожай цветов снял — тысяч на пятьдесят за сезон. Чья, выходит, была инициатива? Кто первый? Были как положено и противники у меня. Дескать, не имел права. До сих пор еще по судам таскают, а цветы тем временем растут, сердечные... И никто даже спасибо не сказал за идею — неблагодарный народ нынче пошел... Или вот возьмем кампанию по использованию местных ресурсов. Опять я, ей-богу. По собственному желанию. Взял и использовал. Рядом с другой моей дачей — той, которая на жену записана, — роща была. Ерундовая роща — стволов сто. Да и ни одной стоящей древесины — сплошная осина. Я ее спилил. Кухню и баньку возвел. Дровишек заготовил и себе и другим, кому положено. Кому положено? Тем, кто меня взаимно уважает. Уважение и дружбу, гражданин хороший, отоваривать надо. Вы мне — дружбу, а я вам — одолжение. Да. И в результате что получается? Рука! А уж человек, имеющий руку, может жить на широкую ногу, так-то... Но вернемся к использованию местных ресурсов. Много было по поводу исчезновения рощи этой осиновой всяких претензий, но утряслось. Штраф я уплатил в размере стоимости двух кубометров. Затем — животноводство. Опять я был первым. Первым, значит, стал придавать этой отрасли хозяйства большое значение. Завел трех поросей. Барана приобрел по случаю. Не баран — орел. Любо-дорого смотреть. А мне обошелся совсем недорого, дружок, завфермой, списал его как бракованную овцу. Раскормил я этого баранища до бесподобия. Издали его за корову-трехлетку принимали, право слово. Думал его на сельхозвыставку пристроить, жена остановила. Дознаются еще, говорит, откуда он. И вот, как сейчас помню, только я еще трех свиноматок прикупил по случаю — тут и постановление о развитии животноводства. «Ну, — говорю я своим домашним и прислуге, — видите теперь, что меня даже руководящие органы власти поддерживают? Что я иду правильным путем и в ногу?» А от людей опять никакой благодарности, только черная зависть и напраслина сплошная. Инициативу даже никто не оценил... Ну, да я привык. Стал дальнейшие пути развития намечать. Строительство своими руками — слышали? Тоже я первый начал. Еще пять лет назад. Клянусь внутренним займом! Когда я дачу с цветником и с той самой поднятой целиной продал, то снова решил строиться. Знаете, как-то скучно без сельского хозяйства. Опять же против гипертонии и склероза работа на воздухе — лучшее средство. А дачи подходящей нет на примете. Купил участок. Подходящий клок земли. Но без строений. И тут-то и решил я строить дом собственными руками. Клич бросил. С той дачи, которая на жену, всех мобилизовал. Еще у меня есть домик небольшой в городе, за мамашей числится, всех жильцов обязал отработать на ударном строительстве по два трудодня. А квартиры в мамашином домике хорошие, жильцы это ценят — сейчас с жильем-то худо, сами знаете. Что им делать, куда податься? Покричали, развели кое-какую демагогию, но отработали. И построил я дачу безо всякого наемного труда. Печку сам клал, по самоучителю. Ничего вышла. Первый год дымила, потом мастера перебрали — и сейчас работает, как домна. Правда, из кирпича легче строить. Деревянную так просто, по-любительски, не срубили бы, пожалуй... Но все равно — моя инициатива. Только построили — а в газетах поддерживают опыт каких-то там сормовчан! Эх, и обидно стало!.. Тут уж я крепко обиделся. И отошел от общественной жизни. Буду сам по себе инициативу проявлять... Простите, вы сейчас выходите? Что? Вам со мной не по пути? Ах, это вы изволили сострить! Видали мы таких сознательных! А я вас, учтите, не спрашиваю, куда вы катитесь... Пропустите меня!.. Эх, народ пошел — сплошные завистники... Посторонитесь-ка!..