Вот почему теперь Игнатий Харитонович слышать не может о сборе утиля на территории строительства: еще слишком свежи печальные воспоминания.
И вот почему так и не появилось на страницах газеты мое интервью, в котором начальник так эффектно рассказывал о своих методах организации труда, о годовом опыте работы по графику и прочем.
Собирайте утиль, товарищи!
НАДПИСЬ НА СЕРДЦЕ
Обожженный солнцем человек так напоминал, вареного рака, что, глядя на него, Саше Гладышеву захотелось холодного пива. Ларек с напитками находился в другом конце пляжа, и путь к нему был усыпан поджаренными телами курортников. Саша успел сделать всего несколько шагов, как из моря вышла девушка в розовой непромокаемой шапочке и розовом купальнике.
— Лена! — крикнул Гладышев, мгновенно забыв о жажде. — Леночка! — и он бросился к ней, обегая пестрые лежбища купальщиков и прыгая через спины загорающих.
— Вы не забыли своего обещания? — еще издали спросил Саша.
— Вам не везет, — улыбнулась Лена, — все лодочки и челноки разобраны поодиночке!
— А если я достану какое-нибудь плавсредство?
Леночка рассмеялась.
— Я знаю вас, Сашенька! Вы раздобудете списанную в утиль плоскодонку и заставите любимую девушку вычерпывать из нее воду!
— Влюбленным положено в любом шалаше видеть рай, — сказал Саша, — значит и плоскодонка обязана нам казаться яхтой! Короче — увидимся на пристани. Я мчусь вперед, а вы шагайте потихоньку!
Гладышев понесся к лодкам, и, когда он скрылся за кустами, Леночка направилась в сторону голубенькой будочки, где работал гравер.
Витиеватые буквы на рекламе походили на разбросанные рыболовные крючки. Очевидно, по замыслу маляра они должны были выуживать клиентов из толпы любителей моря, песка и солнца.
Старичок гравер сидел на корточках перед большим градусником, воткнутым в песок, и внимательно следил за маневрами ртутного столбика. Бордовая ермолка блестела на его макушке, как свежая сургучовая печать.
— Вам на сумочку или на портсигар? — спросил он, не оглядываясь.
— Мне? На сердце.
Гравер встал, поправил ермолку, поглядел внимательно на девушку.
— Жара, знаете ли, сорок градусов, я ослышался. Простите, куда?
— Сюда, — сказала Лена, протягивая ему блестящее металлическое сердце-зажигалку. — Вот здесь на бумажке текст — смотрите, не наделайте грамматических ошибок.
— Все будет сделано в лучшем виде, — торжественно объявил мастер. — Не волнуйтесь, не беспокойтесь, зайдите через полчаса.
...Гладышев встретил Лену неподалеку от пристани. Он уже сидел в лодке и лениво шевелил веслами.
Лена уселась на корме, и лодка медленно поплыла по заливчику. Вода была сверхпрозрачной, и дно отлично просматривалось. Мелькали никелированные стрелки рыб.
Вверху белые комочки облаков лежали в голубой чаше неба и таяли под солнечными лучами, как шарики мороженого.
«Сейчас или никогда! — решил Гладышев, поглядывая на задумавшуюся Лену. — Да. Сейчас. Леночка... Дорога...»
Но в этот момент лодка опрокинулась. Было непонятно, как это произошло, но Саша с Леной окунулись в воду, а лодка заблестела на солнце мокрым килем.
Вспугнутые волны заходили по заливчику сердитыми желваками, и среди них барахталась девушка в розовом купальнике. Розовое пятно среди серо-зеленых гряд дразнило, как высунутый язык, — дерзко и задорно. Вдруг оно исчезло. Гладышев нырнул. Под водой видно было хорошо — солнечные лучи шпагами вонзались в желто-зеленый песок дна. Но Лену он не увидел. Выскочив на поверхность, Саша оказался рядом с ней. Она беспомощно молотила море руками и ногами, вода вокруг шипела, будто шампанское, и брызги летели, как из пульверизатора. Одной рукой Гладышев схватил девушку за талию, другой начал мощно загребать воду. В несколько взмахов Гладышев выбрался на мелкое место и, взяв девушку на руки, вынес ее на берег.
Леночка открыла глаза и улыбнулась.
— Я не знала, что вы так хорошо плаваете!
— Что вы, Леночка! — удивился Саша. — Вы же сами болели за меня на последних соревнованиях! — И он осторожно поставил ее на землю, — А кроме того, волны, как стихия, для меня вообще пройденный этап. Сейчас я думаю о покорении воздуха: вдруг вы потребуете достать луну с неба?
— Только не зазнавайтесь, спаситель! Ведь теперь — подумать только! — я обязана вам жизнью! Смотрите, Саша, наша лодка направляется в открытое море! Придется вам снова лезть в воду!..
— Лодка, Леночка, это судьба. Если бы не она, кто знает, когда б я смог объясниться вам в любви. Да или нет? Решайте скорее, а то мне еще за лодкой плыть!
...Через полчаса Лена и Саша вернулись на пляж. Они шли и смеялись, вспоминая свой первый, соленый от моря, неуклюжий поцелуй.
Гладышев победно улыбнулся, глядя на счастливое лицо Лены:
— Теперь, дорогая, можно открыть тебе страшную тайну: ведь лодку-то опрокинул я!
— Ого, какой ты хитрец! — удивилась Лена. — А я-то считала тебя стеснительным и наивным!
— Ну, родная моя, в семье кто-то должен быть мудрым и опытным! — важно молвил Саша.
Старичок гравер стоял у дверей своего голубого особняка и, загораживаясь рукой от солнца, смотрел на влюбленную парочку.
— Ваше сердце в полном порядке! — сказал он Лене и разжал пальцы.
Лена взяла с ладони мастера сияющий червонный туз и заглянула в удивленные Сашины глаза.
— Это тебе в награду за спасение! Мое сердце. Доволен?
Саша взял зажигалку и увидел на ее блестящем боку узорную вязь букв:
«Дорогому моему Сашке за спасение из глубин моря. Ленка».
РЕШЕНИЕ СОБРАНИЯ
Меня разбудил стук в окно и задорный девичий голос: — Матвеевна! На работу!
Матвеевна — это хозяйка дома, где я остановился. Ей лет сорок пять, но на работе она обгоняет молодых. Сейчас разгар уборки кукурузы — каждый день на счету, поэтому бригады выходят в поле как можно раньше.
Но когда я выглянул на улицу — а в село я приехал только этой ночью и, разумеется, еще не вошел в курс местных событий, — меня удивило, что в поле выходят почти сплошь ровесницы Матвеевны. И только боевая дивчина, обладательница задорного голоса, которая обстучала всю деревню, уже опять куда-то мчалась по улице. Оказалось, что эта девушка живет рядом с домом, где я ночевал, и ее зовут Маня.
— А молодежь опять сны смотрит? — спросила Маню Матвеевна.
— Как не стыдно такие слова говорить! — вскипела Маня. — Ведь сами знаете — вчера у нас собрание целый день шло. Не баклуши же били! В двенадцать прения кончили, а еще резолюция... Девчата потанцевать хотели, да уж на ногах не стояли!
— Устали, касатики, сидемши! — вставила проходящая мимо женщина.
— А вы, тетя Клаша, — не осталась в долгу Маня, — чем разговоры разговаривать, поспешали бы! А то Минаева вон где — на околице, а тетя Груша небось уже на участке! Мы и так отстаем от всех колхозов по уборке! Простаивает кукуруза!
— Ну, раз мы с тобой выйдем нынче на работу, — примирительно сказала Матвеевна, — то все будет в порядке! Пошли веселее, Манюра! — Но, уловив движение девушки к избе, удивленно спросила: — А ты разве и нынче опять дома сидеть будешь?
— Вам бы мои заботы! — затарахтела Маня. — Вот вас всех я разбудила нынче — это дело номер раз. В район ехать — это два. Письмо в газету составлять нужно — три. Да мне еще протокол давешнего собрания оформлять! Голова каруселью идет!
— А собрание вчерашнее у молодежи, знаете, насчет чего было? — сказала мне Матвеевна со вздохом. — Насчет ускорения уборки кукурузы и труддисциплины.
И она, пожилая женщина, пошла вдоль улицы следом за своими товарками, а Маня юркнула в дом — оформлять протокол.
