Перед глазами Свенельда на миг возникло жёсткое обветренное лицо, прокалённое солнцем в походах. Лют, сын, последняя надежда и опора… Кажется, я становлюсь по-стариковски жалобным, – подумал Свенельд, – не подобает.

И Владимир его не пощадит. Попадись он, Свенельд, Владимиру – князь меча не остановит ни на миг. Святославичи ещё при жизни своего великого отца грызлись мало не насмерть, а у Владимира, рабичича, большой любви к своим братьям не было никогда, как и у них к нему, а Вольг нарушил мир первым, когда убил Люта Свенельдича, и набрал себе в войско древлянскую чернь (ишь, умный, – с лапотниками супротив железных ратей, бивших некогда и козар, и печенегов, и болгар, и греков), а погиб Вольг по собственной глупости, вздумав пешим задержать бегущих пешцев. Вот только никому это не нужно. Татя бьют не за то, что украл, а за то, что попался.

Из редеющего тумана выплыли растворённые настежь ворота, и конь внёс Свенельда внутрь Будятинского острога. Во дворе ещё бушевала сеча, – Свенельдичи толпой добивали застигнутых врасплох острожан. Взгляд воеводы выхватил в толпе Варяжко. Гридень буйствовал с двумя мечами в руках, – только взблёскивала кольчуга, да метались в руках, рисуя смертельную паутину, мечи, – казалось, они живут отдельной жизнью сами по себе, без участия хозяина.

Варяжко такой же, как я, – подумал Свенельд, – но и иной такоже. Излиха верный князю Ярополку, он так и не смирился с его гибелью, и ныне где только может, пакостит Владимиру. Отличие их одно – Варяжко Владимира ненавидит и не пошёл бы к нему на службу, даже если бы тот его и позвал. А Свенельд… Свенельду просто некуда деваться.

Похоже, дело заканчивалось – под мечами Свенельдичей падали последние защитники Будятина, а из-за стен посада слышались крики, – похоже, пробудившиеся будятинцы спешно хватали в руки то, что под руки попадёт ценного и удирали в лес. Да и пусть их, они ни Свенельду, ни Варяжко не нужны.

Варяжко вскочил на коня и подскакал к Свенельду, пряча мечи в ножны. И когда только кровь с них утереть успел, – мельком подивился воевода. И дрогнул, невольно глянув в холодные серые глаза гридня. А тот уже хищно улыбался, шевеля светлыми усами и отводя рукой со лба длинный белокурый чупрун. Полуваряг-полуполянин (потому и назвище пристало крепче имени), он почему-то всегда бился без шелома, презирая смерть.

– Всё взято. Наших убито только двое, из княжьих – все, опричь тиуна и того вон сопляка, – Варяжко кивнул на мальчишку лет четырнадцати в кояре. Не иначе отрок-зброеноша.

– Шевелитесь быстрее, – велел Свенельд, пряча в голосе одобрение. – Киев рядом, кабы не нагрянул кто. А то и самому Владимиру придёт на ум сюда приехать.

– Добро бы, – хищно и мечтательно усмехнулся Варяжко, невольно погладив рукоять меча. Свенельд видел, что у гридня прямо руки чешутся залезть ночью в Детинец и зарубить князя. Да только не выйдет, пожалуй, – Владимира охраняют не слабо, почти как царьградского базилевса. Воевода сам усмехнулся своей мысли – а то базилевсов никогда не убивали. Только для того надобна измена стражи, а вряд ли они, Свенельд и Варяжко, ныне найдут изменников среди витязей Владимировой дружины. Хотя… чего только не бывает на свете.

Сам себе удивляясь, Свенельд направил коня не к скрученному и увязанному в арканы тиуну, а к юнцу, которого почти что никто и не охранял.

– Как тебя зовут? – негромко спросил воевода, останавливая коня.

– Тебе что за дело? – огрызнулся юнец. – Я с татями не знаюсь.

Свенельд горько усмехнулся. Вот она, правда. Тать ты и есть тать, воевода Свенельд. И никак иначе.

Краем глаза воевода увидел, как взялся за рукоять меча оскорблённый Варяжко остановил его движением руки.

– А всё ж таки?

– Лютом люди кличут, – отозвался мальчишка гордо, и Свенельд аж отшатнулся. Словно и не было этих лет без сына – стоял перед ним мальчишка, чем-то даже и похожий на Люта Свенельдича в его пятнадцать зим.

– Чей ты? – хрипло спросил воевода.

– Говорят, будто я сын воеводы Ольстина Сокола.

Свенельд почувствовал, что бледнеет – Ольстин Станятич… Ольстин Сокол… двадцать лет назад он, пожалуй, был почти таким же, как и этот мальчишка… может, чуть старше. Когда он, Свенельд сделал его отроком младшей княжьей дружины.

Тронув поводья кончиками пальцев (умному коню того достало), воевода отъехал от мальчишки, ломая голову над тем, что теперь с ним делать. А тот, ничего видно, не поняв, глядел вслед, и вдруг сказал:

– А ведь я узнал тебя, воевода Свенельд…

Во дворе острога вдруг стало тихо…

Свенельд оборотился, смерил Люта взглядом и сказал негромко:

– Узнал? Добро. Стало быть, добрый сын у Ольстина вырос.

Он вдруг перехватил на себе удивлённый взгляд Варяжко. Тот словно спрашивал: да что с тобой, воевода?

А что с ним? Да ничего.

Свенельд подъехал к связанному тиуну. И в этот миг сгинули все чувства, – он разглядел, наконец, лицо тиуна.

– О-о-о… – выдохнул воевода восторженно. – Да ты ли это, сукин сын?!

Перед ним стоял, пытаясь даже улыбаться, воевода Блуд, пестун князя Ярополка.

– Гой еси, Свенельд, – криво усмехнулся он, отводя взгляд в сторону.

Молча подъехал Варяжко, остановился слева и чуть позади.

– Так вот чего тебе надо было в Будятине, – бросил на него взгляд Свенельд. – Хороший подарок ты мне приготовил. Ох, порадовал старика…

– А то, – оскалился Варяжко по-волчьи. – Я его, крысу худую, шесть лет искал. Хорошо его Владимир от меня спрятал.

Блуд покосился на Варяжко с плохо скрываемым страхом.

– И как тебе живётся-служится у князя Владимира? – зловеще спросил Свенельд. – Роскошная у него для тебя плата вышла, богатая. Ишь, куда он тебя запрятал-то. А может, и не от нас он тебя спрятал, а от княгинюшки великой, от Ирины, а?

Блуд молчал.

– И что же за казнь мне выдумать для тебя, Блуде?

Тиун с отчаянием вскинул голову:

– Пощади, воевода! – он попытался упасть на колени, но двое стоящих обочь него воев не дали ему этого сделать.

– Ты тоже был когда-то воеводой, – напомнил перевету Свенельд, опуская ладонь на рукоять меча. – И гриднем. Не унижайся хоть напоследок, смерть надо встречать, стоя в полный рост.

– Не руби! – прохрипел Блуд в отчаянии. – Ну, хочешь, я скажу, где тут княжая сокровищница?

– Говори, – усмехнулся Свенельд.

Несколько мгновений он боролся с собой – боялся обмана, но боялся и смерти. Наконец, сказал:

– В дальней изложне на стене лосиные рога. Повернуть посолонь.

– Проверь! – тут же кивнул Варяжко отроку. – Немедля!

Вои уже таскали добычу к наспех собранным телегам. Отрок умчался в терем, подымая пыль сапогами. Через несколько мгновений он выскочил обратно на крыльцо и крикнул:

– Есть! Три укладки! Серебро, золото и рухлядь!

– Взять! – велел Свенельд и снова поворотился к Блуду, который уже глядел с надеждой. – Скрыню ты указал, это верно. Да вот беда – сокровища-то мне ныне нужны в последнюю очередь.

Блуд побледнел, как смерть.

– Ты же обещал, воевода!

– Я? – Свенельд глянул на Варяжко с изумлением. – Я что, ему что-нибудь обещал?

Варяжко молчал и только мрачно улыбался, во взгляде его была смерть.

– Воевода Свенельд! – в отчаянии крикнул Блуд, и тут Варяжко, наконец, разомкнул губы:

– Дозволь потешиться, воевода.

Свенельд глянул на него с лёгким недоумением.

– Тешься.

Два воя протащили мимо огромный сундук. Судя по лёгкости – с пушниной.

– Вот что, Блуде, – сказал Варяжко, и его голос услышали все во дворе. – Я дам тебе возможность умереть по-мужски. Развяжите ему руки.

Подождав, пока руки Блуда развязали, он продолжал:

– Мы с тобой будем биться. Меч против меча, без броней, – гридень отстегнул меч справа, протянул Свенельду, потянул через голову кольчугу. – Убьёшь меня или хоть ранишь так, чтоб я меча держать не мог – хрен с тобой, живи. Не сумеешь – не обессудь.

– Осторожнее, Варяжко, – негромко сказал Свенельд. – Даже крыса, если её загнать в угол, может укусить.