Ярун медленно, словно раздумывая, потянул из ножен меч.
Пора!
Варяжко вдруг одним движением оказался рядом со словенами. Рука, ещё не очнувшаяся от онемения, воткнулась в лицо первому и вдругорядь взялась огнём. Но вышитый носок Варяжкова сапога уже ударил в подбородок Яруна. Витязь опрокинулся назад, ломая тонкий густой ивняк.
Руки уже обретали чувствительность, и Варяжко ринулся к остальным воям.
Костяшками пальцев в переносицу! – и ближний вой отлетел в сторону. Второй, очнувшись, наконец, схватился за топор. Поздно! Крутанувшись, Варяжко рубанул его ребром ладони по горлу.
Гридень оборотился – вовремя! Первый сбитый им словен уже стоял на коленях, прилаживая к тетиве стрелу. Понятно, затёкшая Варяжкова рука не смогла ударить в полную силу.
Варяжко подхватил оброненный топор и прыгнул вбок. Стрела с басовитым гудением ушла куда-то в кусты. Гридень, кувыркнувшись, поднялся на одно колено и, видя, что вой лезет в тул за новой стрелой, метнул топор. Словен опрокинулся с раскроенной головой, – топор угодил ему прямо в лицо.
Гридень остановился и огляделся. Двое – навьё, двое – без памяти. Бесскверно, гридень Варяжко, бесскверно. Он сорвал с Яруна меч вместе с перевязью, нацепил на себя. Полувытянул клинок из ножен, полюбовался отличной сталью, цокнул языком.
Сиганул с берега в воду.
Войско растянулось по лесной дороге, солнце жарило без пощады, и нагие брони, казалось, тоже излучают жар.
Военег Волчий Хвост отбросил пятернёй со лба намокший от пота чупрун, поднёс к губам кожаную флягу и с отвращением глотнул тёплой воды.
Из головы войска послышались крики. Воевода приподнялся на стременах, вглядываясь. Огибая мерно идущих пешцев, продираясь сквозь низкорослый придорожный чапыжник, к нему скакали три всадника. Двоих Волчий Хвост узнал мгновенно – дозорные. А вот третий…
Третьего Военег Горяич узнал только когда тот подъехал вплотную.
– Варяжко!
– Я, воевода.
Гридень перевёл дух, утираясь от пота, льющего по лбу потоком.
– Тебя князь послал? – Волчий Хвост ещё ничего не понимал.
Варяжко чуть усмехнулся и покачал головой.
– Мёртв князь, – процедил он сквозь зубы. – Нет, князя, нет! Понимаешь, воевода, нету!
Волчий Хвост молча слушал рассказ Варяжко, опершись на стол локтями и мрачно уставясь в одну точку. Глиняная корчага с пивом опустела почти наполовину, воевода изредка ворочал чуть пьяными глазами, но молчал. В углу придорожной избы также молча и жадно слушал гридня хозяин, у которого они приютились на постой. Его домочадцы давно уже спали, а самому ему не спалось – не давало спать несносное, нелепое, непонятное любопытство, вечно дающее удовольствие мужской душе известным осознанием причастности к высоким государским делам.
За небольшим слепым волоковым окошком, затянутым бычьим пузырём, шумел дождь, равномерно шелестел по камышовой кровле мазанки, стекал на траву, стучал по листве.
– Вот так, воевода, – закончил Варяжко.
Волчий Хвост молчал. Он не знал, что делать дальше. А гридень беспокойно отложил в сторону обглоданную кость, сглотнул последний кусок печёного мяса и в лоб спросил:
– Что ты думаешь делать?
– А чего ты от меня ждёшь, Варяжко? Войны?
Гридень молча кивнул, глядя на воеводу требовательно-горящим взглядом.
– Это, вестимо, можно, – задумчиво сказал Волчий Хвост. – То, что у князя Владимира воев больше, ничего не значит. У него там треть войска – необученные. Ижоры, корелы, чудь да весь. Другая треть – новогородские лапотники да шильники, впервой на войне, Киев пограбить пришли. Мои вои их сметут. И варягов побьют, пожалуй, и дружину Владимирову.
– Ну?! – Варяжко напрягся, вцепившись пальцами в стол, – казалось, он сейчас сломает доску пополам.
– Только зачем?
– Как это? – Варяжко в бешенстве вытаращил глаза.
– Кто за нами пойдёт? – Волчий Хвост мрачно усмехнулся. – Ведь князь мёртв. За что воям драться?
Варяжко молчал.
– Не знаешь? – Волчий Хвост тяжело глянул на него и отвёл глаза. Налил пива в чаши и себе и гридню. Помолчал и добавил. – Я, конечно, могу их заставить. Многие, вестимо, разбегутся. Но потягаться можно. Трудновато, но можно.
Варяжко мрачно молчал и тянул пиво.
– Ну, разобьём мы Добрыню, – воевода размеренно ронял слова. – Ну, возьмём в полон Владимира. Ну, убьёшь ты его. А потом?
– Что – потом? – хрипло спросил Варяжко.
– Кто будет над Русью князем? Кого примут кияне? Не обернулось бы ещё большей кровью…
Варяжко молчал.
– Вот видишь, – Волчий Хвост вздохнул, – качнулся огонёк светца, шурша по глинобитным стенам, метнулись в стороны тараканы.
– Значит, нет? – Варяжко со стуком поставил на стол полупустую чашу, – выплеснулось на столешницу пиво.
– Нет, Варяжко, – Волчий Хвост вдругорядь вздохнул. – Прости.
Гридень резко встал.
– Коня дашь?
– Хоть двух, – кивнул воевода. – Останься хоть до утра. Ночью, в дождь…
– Нет, – Варяжко покачал головой. – Нельзя медлить.
– Возьми мой мятель, – Волчий Хвост снял с гвоздя плащ. – Измокнешь весь. И коней у коновязи возьми. Куда ты ныне поедешь?
– Куда-нибудь, – пожал плечами гридень, вперив взгляд в пустоту. – Найдётся, где приютиться, а после и счёты свести.
Ужо попомнишь, княже Владимир.
Варяжко распахнул дверь, – снова метнулся язычок огня на светце. И вышел в темноту, – только взметнулся за плечами тёплый мятель.
ПОВЕСТЬ ПЕРВАЯ
ТЕНЁТА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ВСТАЁТ ЗАРЯ УГРЮМАЯ
1
Плоские серые днепровские волны с негромким плеском бились о каменистый берег острова. Военег Волчий Хвост открыл глаза и невольно вздрогнул – с реки ещё с вечера наполз густой серый туман (весна шутила шуточки), и сейчас вся одежда была влажной. Воевода утёрся – на ладони осталась влага, усы были сырыми. Туман наплыл непрозрачной пеленой, и в нём уже на два шага ничего нельзя было увидеть. Было только слышно, как поскрипывали мачты лодей, как бились волны в борта и береговые камни, да как изредка кашлял стоящий на страже вой.
Волчий Хост невольно заслушался – тишина тянула, обволакивала. Ночная река жила, дышала. Просыпалась от долгой зимы.
Что-то не давало покоя, какое-то смутное ощущение, – тревога словно плавала в воздухе, оседая на душе. Военег Горяич нахмурился, пытаясь ухватить за хвост ускользающую мысль. Его словно разбудил какой-то посторонний звук, словно комар звенел над ухом, мешая спать…
Комар?
Волны плескали?
Плеск!!
Волчий Хвост рывком сел – звякнули друг о друга нагрудные пластины брони. Над водой, да ещё в тумане звуки разносятся далеко и очень хорошо, именно потому варяги обёртывают вёсла и уключины кожей. Над рекой текло еле слышное журчание, плеск и легкий равномерный скрип.
Воевода вскочил. Два-три шага – и он уже на берегу. Волны били о камень прямо у самых ног Волчьего Хвоста, а его намётанный глаз выхватил из тумана смутные тени остроносых челнов, стремительно набегающие на берег. Следом за челнами густым потоком плыли кони, и над гривой каждой была видна человеческая голова. Плыли всадники. А всего в нескольких шагах от воеводы застыл дозорный вой, изумлённо распахнув глаза и рот, словно ворону собрался поймать – глядел.
Вспарывая туман, глухо взвизгнула стрела, и дозорный опрокинулся. И только тут Военег осознал происходящее и крикнул, рванув горло болью и в прыжке уходя от пущенной в лоб стрелы:
– К мечу!
С челнов раздались крики – печенеги, кому ещё здесь быть-то? Небось и сам Куря здесь – этот и с самим Ящером подружится, лишь бы князя Святослава одолеть.
Крик воеводы прокатился по берегу, разбудив воев, вроде бы спящих мёртвым сном. Но низенькие челны уже выскочили носами на берег, и к лодьям волной бросились люди, одетые в шкуры. А следом, отряхивая с себя ручьи воды, ринулись всадники. Печенеги и есть!
Зазвенели сабли, полетели стрелы.
От стрелы Военег всё ж увернулся, а уж как меч оказался в руке – он не помнил. По всему берегу уже кипела кровавая пластовня, и сталь засвистела, вспарывая туман в кольцах и восьмёрках.
Уж в чём-чём, а в мечевом бое с Волчьим Хвостом мало кто мог сравниться и в старшей дружине; он, пожалуй, и самого великого князя мог бы кое-чему поучить, даром, что сам из простых воев вышел, а Святослав сызмальства при дружине да с мечом об руку, да на три года старше. Двое печенегов тут же отлетели назад, зажимая длинные рубленые раны, один – на плече, другой – на груди. Воевода усмехнулся и, подняв меч на уровень лица, замшевой рукавицей вытер струящуюся по клинку Серебряного кровь. И, подняв меч обеими руками, вновь напал.
Остров, меж тем, уже весь увяз в бою – то тут, то там слышались крики и звон оружия. И русичи, и печенеги били на звук, не видя врага и попадая порой в своего. И вдруг над берегом пронёсся знакомый голос.
– Канг-эр-р! – чья-то медная глотка хрипло проревела боевой клич печенегов.
Куря! Сам хан здесь! Добро же, пёс! Волчий Хвост бросился в сторону – знал, что, заслышав Курю, князь Святослав не удержится и захочет сам столкнуться с ханом.
В тумане всё обманчиво. Вот и сейчас – казалось, что Куря кричал где-то поодаль, а оказалось – совсем рядом, в двух шагах. Из тумана вынырнул Орлиный камень – самое высокое на Хортице место. А под тем камнем, сказывали бахари, бездонный омут, а в нём – терем Морского Царя.
Здесь, возле княжьей лодьи, к берегу приткнулось враз пять челнов и на полусотню княжьей ближней дружины наседало около сотни печенегов, да ещё с сотню скакало к месту боя. Бой шёл уже на мысу около самой скалы.
Князя уже окружали со всех сторон, сабли и мечи сверкали у самого лица, но снова и снова свистел, выписывая длинные кривые его меч, Рарог. Ходили слухи, что меч князя заговорён ведунами. Ходили слухи, что ковал его сам Сварог из небесной стали. Слухи слухами, но печенеги отлетали от князя, словно горошины от стенки.
Волчий Хвост бросился вперёд, выдав свой любимый боевой клич – дикий и кровожадный волчий вой. Серебряный засвистел, полосуя врага. Следом в толпу печенегов вломилась и дружина Волчьего Хвоста. Военег, даже не оглядываясь, знал, что их осталось не более десятка.
Заслышав вой и, видно, заметив на его шеломе вместо еловца серый хвост матёрого волка, печенеги отхлынули в стороны.
– Ашин Военег!
Боялись они его не менее, чем самого Святослава. Его, воеводу Волчьего Хвоста с ними к тому времени уже лет десять как мир не брал.
Отхлынули, да только вдругорядь ринулись. Как вода от удара камнем вначале в стороны раздаётся, потом обратно, и захлестнёт с верхом. Печенеги вмиг толпой затопили подножие Орлиного камня. Ещё бы, двойной соблазн, сразу две головы лютых врагов – кагана Святосляба да Ашина Военега. Да только дорого ему те головы дадутся.
Что было потом – Военег не помнил. Мелькали чьи-то перекошенные хари, усы и бороды, хрипел неподалёку голос рыжего хана, сдавленно матерились вои, ржали кони.
А потом около скалы их осталось всего двое – Военег Волчий Хвост да князь Святослав Игорич, а их мечи ткали в воздухе смертельную паутину. И всякий, кто вне паутины – тот жив, а кто коснётся, или ворвётся внутрь – тот навь.
А потом опять раздался крик Кури, и степняки вдругорядь отхлынули назад, и воздух тут же наполнился воем стрел. Тяжёлая стрела ударила Волчьего Хвоста в правое плечо, и рука мгновенно ослабла, а другая стрела врезалась в шелом, и в ушах зазвенело.
Единство мечевой паутины нарушилось. Князя и воеводу разбросали в разные стороны. Оттеснённый к самой воде Волчий Хвост, отмахивался левой рукой и видел, как князь, выкручивая мечом восьмёрки, отходил к камню.
И видел, как бесится от злости и бессилия рыжий Куря, не умея, не будучи в силах взять в полон уже почти в руках находящегося ворога….
И видел, как печенеги раздались вдруг перед князем в стороны, и как хан, широко размахнувшись, метнул тяжёлое копьё, и князь опоздал его отбить…
И видел, как широкий – в полторы ладони! – плоский рожон копья вошёл Святославу под рёбра, прорвав кольчугу, словно полотняную рубаху – вздыбилось по краям раны ломаное железо…
Скулы свело…
И видел, как пошатнулся князь, и из уголка обиженно искривлённого рта, напитывая краснотой усы, протянулась пузырящаяся струйка крови – видно, удар ханского копья просадил Святославу лёгкие…
И видел, как ринулись печенеги, – каждый спешил первым схватить желанный сайгат, – и захлестнули всё ещё стоящего князя густой тёмной волной…
И ещё видел, как Святослав, падая, размахнулся и бросил меч в реку, туда, где Орлиный камень обрывался в омут Морского царя, – да не достанется ворогу Рарог…
И тут, словно нарочно, разорвался туман, золотом грянуло сквозь облака, брызнув по окоёму, солнце, осветило остров. Ринулись с полуночного конца острова к гибнущему князю уцелевшие гриди и вои – не меньше двух сотен мечей.
В глазах Волчьего Хвоста всё поплыло и последнее, что он успел заметить – в полуверсте ниже по течению ходко бегущие к острову русские лодьи.
