Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Потом начали появляться люди. Неразговорчивые медики установили, что больной пришел в себя. Следом явились неповоротливые «генералы»: удостоверились в том же своими глазами и удалились, не сказав ни слова. После чинов — опять медики, не отвечавшие ни на какие вопросы ни на каких языках. Да он и без расспросов понимал: из этой палаты так просто не уйдешь, даже если бы он мог идти или бежать, как бегал раньше. Пост у двери, пост в конце коридора, и сколько их еще — дверей и постов между камерой и свободой?

Ему понадобилось гораздо больше времени, чем Саньке, чтобы заговорить, подняться на ноги и кое-как избавиться от того мерзкого состояния, которое дает контузия. Это вообще-то процесс очень долгий. Правда, в подземном госпитале ощущения пациента никого особенно не интересовали. Врачи без его помощи и ведома решили, что он готов к серьезным разговорам.

Первый из них произошел в ночь перед официальным собеседованием с «генералитетом». Начальство изредка заходило в камеру и раньше; молча рассматривало пленника и уходило. Он тоже рассматривал визитеров, оценивал, раскладывал по полочкам — насколько это мыслимо при таком безмолвном созерцании. И выделил среди них одного, которого назвал для себя «штатским» и «барином». Он был таким же, как и все они, тяжелым, с набрякшими, в три этажа, мешками под глазами (Андре подумал, что он тяжко болен, поскольку никогда еще не видел алкоголиков). Возраст его определить было непросто: ему могло быть сорок, а могло быть шестьдесят. Он лысел, седел, толстел и на все плевал.

Как и прочие, этот человек привык командовать, но если прочие командовали в прямом смысле — рявкали и орали (это очень сказывается на очертаниях рта и подбородка), то «штатский» привык повелевать чуть ли не взглядом. Между ним и «генералами» чувствовалась взаимная презрительная неприязнь. Силы, по выкладкам Андре, были равны: «штатский» не мог отменить «генералов», а «генералы» — «штатского». В какой-то миг, встретившись с ним глазами, Андре увидел, что этот человек имеет на него свои собственные, обдуманные, дерзкие и непростые виды, может быть, ничего общего не имеющие с видами Альбера. На фоне этого патриция весь прочий генералитет выглядел несколько растерянным и вообще простоватым.

«Штатский» явился в палату ночью. На ночь внутренний пост снимали, свет гасили; оставалась лишь синяя дежурная лампа над входом. И прекращалась суета. Андре не слышал, как он появился. «Штатский» сел у кровати и смотрел ему в лицо так пристально, что, наконец, разрушил сон. Андре открыл глаза. Посетитель кивнул ему и медленно, отчетливо спросил:

— Ты понимаешь, что тут говорят?

— Да.

— Почему?

— Я знаю много языков.

— А по-шведски говоришь?

— Да.

— Хорошо. Тогда слушай внимательно. Не знаю, когда еще удастся поговорить без свидетелей. И без прослушки.

— Вы уверены? — чуть усмехнулся Андре.

— Да. Я здесь единственный специалист по электронике. В этом больше никто в их лавочке не разбирается. Но тебя записывают круглосуточно. Сейчас ты спишь, на пленке тишина, и время у нас есть.

— Я понял.

— Значит, слушай. Мне отдали на экспертизу твои вещи. Кольцо сделано не из золота.

— Это сплав.

— Я не понял, что оно дает.

— Моральное удовлетворение.

— Оно может тебе здесь реально помочь?

— Не знаю. Может быть. Мне трудно сказать. Я ведь не знаю, что меня здесь ждет.

— Ничего хорошего. Дальше. В ремне был нож.

— Поосторожней с ним. Он бьет огнем. Это хуже, чем напалм.

— Понятно. Что еще?

— Гранаты и ракеты я с собой не ношу.

— Так. Запомни вот что: если ты не дурак, ты не будешь здесь выпендриваться. Здесь бьют за все и все стараются отбить: почки, печенку и прочую требуху. Убьют — выбросят на помойку. Понял? А тебе надо выйти отсюда живым.

— Это возможно?

— Там видно будет. Что, уже отчаялся?

— Я кое-что знаю про газ, которым мы дышим.

— Любопытно. Что же ты знаешь?

— Когда мышей, дышавших им месяца два, выпустили на воздух, они погибли в пять минут.

— Ого! Какую же вы дали концентрацию бедным мышам? Все не так просто. Может быть, у тебя есть года три, может быть, больше. Пока все более или менее обратимо. Кстати, если тебе предложат сигареты, — не отказывайся. А потом сам сможешь покупать.

— Я не курю.

— Научишься. Говорят, никотин отчасти нейтрализует эту дрянь. Только не очень увлекайся. Здесь довольно часто зарабатывают рак легких. И цирроз печени — от алкоголя, как ты понимаешь. (Кто ж этого не понимает, в самом деле? — подумал я, когда услышал про этот разговор. — Разве что лэндовские украденные дети.)

— Алкоголь тоже… нейтрализует? — спросил Андре.

— Нейтрализует? Да. Сознание. Но тебе это ни к чему. Твоя голова должна быть абсолютно ясной.

— Пока что она гудит.

— Ничего. Врач говорит, что ты уже можешь работать. Завтра тебя будут допрашивать. Говорят, у тебя какие-то особенные знания.

— Вообще-то я художник, скульптор. Знания у меня довольно специфические.

— Скульптор? Да, у тебя был еще медальон.

— Он не закончен, — дернулся Андре.

— Ты хочешь сказать, это ты его сделал?

— Делал. Но не закончил.

Гость тяжело вздохнул:

— И ты, конечно, ничего не понимаешь в компьютерах, физике, математике?..

— Нет, почему не понимаю? Я школу окончил.

Гость скривился и хмыкнул:

— Школу? Ну ладно. Давай проверим, чего ты стоишь.

Он задавал вопросы, Андре отвечал. Потом гость недоверчиво сказал:

— Такое впечатление, что ты не школу окончил, а какой-то институт… скажем, политехнический, широкого профиля. Отчасти это объясняет, почему за тобой так гонялись. Ведь это же небось не все твои таланты?

— Я не знаю, что вам нужно от меня.

— Узнаешь. Сколько тебе лет?

— Примерно восемнадцать.

— Примерно? А точно ты не знаешь?

— Нет. Но это довольно точно.

— Это довольно мало. Мне ты тоже очень нужен. Но мне, в отличие от них, нужно, чтобы ты вышел отсюда живым. У меня есть на то причина. Ты можешь мне не верить, можешь сейчас не отвечать. Осмотришься — поймешь, что к чему. Но если будешь работать со мной, я сделаю все, чтобы ты убрался отсюда целый и невредимый. Другого шанса у тебя не будет. Даже если ты донесешь на меня.

— Еще чего! Я и на провокатора не стану доносить — из принципа. Расскажите, что здесь происходит. Где мы? На юге Франции?

— Да. Здесь засел один потомственный маньяк.

— Потомственный?

— В четвертом поколении. Хочет изобрести особое оружие и покорить весь мир. Они здесь окопались чуть ли не в XIX веке. До конца второй мировой войны сидели взаперти, да и потом не очень-то общались с внешним миром. Потом хватились, что отстали, но все равно боятся нового.

— Чего они хотят?

— Спроси у них. Вернее, у него. Хозяин тут один. Только он спускается сюда нечасто. Здоровье бережет. Его чокнутый прадедушка изобрел этот самый газ и потравил им всех своих сотрудников. Говорят, не нарочно. Старички утверждают, что он и сам отравился. Это был вроде как побочный отход производства. Они действительно наверху задыхались, и пришлось им жить внизу. Они устроили тут целую страну служителей науки. Равенство, между прочим, проповедовали: обязали всех ходить в одинаковых комбинезонах и дали клятву, что никогда не будут раздавать воинских званий. Тут до сих пор есть старики, которые гордятся этим и следят за сохранением традиций… Но я так думаю, они тогда столько этих комбинезонов закупили, что их еще на сто лет хватит. И все немецкие, им сносу нет. Но это еще что. Рассказывают, что господин прадедушка, копаясь под землей, нашел подземный ход в волшебную страну. Чуть ли даже не два подземных хода. Один ведет просто в Шлараффию — ну, знаешь, туда, где жареные поросята сами просят, чтобы их съели. А второй — так прямо в страну фей. Прадедушка надумал докопаться до вечной молодости и бессмертия, но что-то у него не получилось. Скала обрушилась, а может, кто-нибудь ее взорвал… Неизвестно. Только господин правнук в прошлом году пытался раскопать этот подземный ход. Ход, правда, тут один; не знаю уж, в Шлараффию или в страну бессмертных.

81
{"b":"207784","o":1}