Рён кивнула.

— Да. Особенно, наверно, если человек такой… юный. Он ведь еще не взрослый, да?

— Какое там! — тяжко вздохнула Бет. — Ему семнадцать или около того, может быть, и меньше. Он у нас всегда был самым маленьким. В солдатики играл… Вот доигрался.

— Так это ваш? Из Лэнда? — вдруг догадался Олли.

— Да. Его зовут Дени.

— А с остальными что?

Все повернулись к Рён.

— Не знаю, — ответила она сердито. — Ну не знаю я! Там ничего не видно. Завтра сами можете взглянуть. Все только лес до горизонта и мой ручей.

Я подозревал (и утром это подтвердилось), что водопадик Рён и есть тот самый, который виден по пути от базы. Это кое-что объясняло, то есть давало отправную точку для предположений.

Дени уснул и спал довольно спокойно. Мы с Рён и Олли дежурили возле него по очереди, обещав Бет разбудить ее, если понадобится. Утром она провела «показательную» перевязку и инъекции (Рён даже что-то записала для себя). Дени стало немного лучше. Он пришел в себя, узнал Бет, но потом от боли снова потерял сознание. Бет посидела рядом с ним, погладила измученное, заострившееся и какое-то маленькое лицо, а Дени что-то жалобно пробормотал ей в благодарность, но уж, конечно, ничего не рассказал.

Рён бродила вокруг в беспокойстве.

— А как узнать, что ему лучше? — спросила она у Бет.

— Вот когда нахамит тебе, то, значит, все в порядке.

Рён понимающе кивнула.

— А он мне уже нахамил! Даже дурой обозвал.

— Ну, тогда есть надежда, — вздохнула Бет. — Хоть один, может быть, уцелеет.

От Рён мы мало что узнали — только историю их драматической встречи с Дени. Утром она показала, откуда он появился. Это в самом деле была тропа, соединявшая водопадик, дорогу и базу. Дени шел именно оттуда. Брел по лесной тропе, стараясь, вероятно, оторваться от погони. Он нес оружие: какой-то автомат и две гранаты. (Рён оставила все это в одной из внешних кладовок, рядом с дровяным складом.) Я уже достаточно хорошо изучил вооружение нашей гвардии и пограничной службы, чтобы определить: оружие не наше. Вот чье — этого я сказать не мог. На нем не было никакого вразумительного штампа, клейма или заводской марки. Щит тоже оказался при Дени, что делало картину совсем уж непонятной. С одной стороны — следы какой-то зверской расправы, с другой — оружие и щит. И свобода, похожая, пожалуй, на побег.

Дени явился двумя закатами раньше, чем мы приехали по зову Рён. Она спустилась вниз, чтобы посидеть на своем любимом валуне, — все так, как мне рассказывала Бет когда-то очень счастливым днем. Свой водопадик Рён на время усмирила, и он бежал вниз небольшим и безобидным ручейком. Дени вышел из леса на ее поляну, что называется, в лучших традициях жанра: покачиваясь, задыхаясь, вытирая пот с перепачканной физиономии. На огромной, явно не его рубахе — кровь. Рён, конечно, не испугалась (чего бояться виле?), но приветствовала героя, поднявшись со своего валуна. Рён была очень похожа на своих родителей — такая же смуглая и темноволосая. На мой взгляд, она больше напоминала Олли: охотней хмурилась, чем улыбалась. Зеленую одежду Рён носила из принципа: чтобы быть прямо как из сказки (из английской — так ей больше нравилось, чем белое платье средиземноморской вилы). На Дени весь этот романтический антураж — ручей, валун, красавица в зеленом — не произвел должного впечатления. Он остановился, переводя дух, тоскливо осмотрел позицию (потому что для него это был не пейзаж, а именно позиция для боя, причем последнего, как он считал), заметил Рён и очень рассердился. Прямо-таки рассвирепел.

— Ты что здесь делаешь? — набросился он на нее.

— Я здесь живу, — сказала Рён с достоинством.

— Где — здесь?

— Там, наверху.

— Так уходи к себе! Беги отсюда, спрячься! Сейчас они придут.

— Кто — они?

— Да неважно! Это долго объяснять. Им нельзя попадаться… Живым нельзя сдаваться, понимаешь? Если бы ты видела, что они делают с пленными… Уходи. Ты знаешь Бет?

— Знаю.

— Передай ей, что внизу война. Пусть они возвращаются скорее, только осторожно. Я вот попал в ловушку… Уходи, не стой! Они близко.

— А ты?

— А я прикрою. Ну, скорее!

— Уйти-то я всегда успею, — начала Рён, но он прервал ее:

— Ты дура, что ли? Не дадут тебе уйти. Беги, предупреди своих.

— Пойдем со мной.

— Я больше не могу идти, — честно ответил ей Дени.

— Отсюда плохо прикрывать, — настаивала Рён. — Давай поднимемся немного.

Она кивнула на отвесную скалу метра в три высотой — последний уступ, с которого падал ее водопадик. Дени оторопело уставился на нее.

— Как ты здесь поднимешься?

— Да очень просто. Пошли. И отдай мне свое ружье. Оно тяжелое, наверно.

«Ружье» Дени, конечно, не отдал, хоть я не представляю, как ему хватило сил тащить автомат. Но спорить он почему-то больше не стал (что почти невероятно) и медленно побрел за Рён. Она тихонько, шаг за шагом, провела его вверх прямо по ручью. Первая площадка вполне годилась для засады, но это был еще не Порог, и Рён осторожно потащила Дени дальше, тихонько уговаривая, что чуть повыше будет еще лучше.

То ли сознание у него уже мерцало, то ли все силы уходили на то, чтобы удержаться на ногах, цепляясь то за Рён, то за ветки растущих на камнях кустов, только Дени заметил, что они пересекли Порог, уже на самом верху, у двери Рён, на каменной площадке, заросшей дикими белыми розами.

— Постой, — сказал он, задыхаясь от подъема. — Как мы могли так высоко залезть? Я же отсюда в них не попаду. Вон, видишь, они уже там, внизу.

«Их» было шестеро. В каких-то масках (респираторах?), вооруженные и здоровенные громилы. Они оглядывались во все стороны. След Дени исчезал у ручья, и они спорили, куда теперь за ним бросаться. Рён топнула ногой, и водопад рухнул на них со всей долго придерживаемой силой.

— Ты их утопила? — спросил я.

— Нет, вряд ли. Их унесло куда-то вниз, и все. Сейчас я бы на них, наверно, камнепад спустила.

Мы с Бет вернулись тем же путем — внутри Круга. После предупреждения Дени спускаться вниз у дома Рён мы не рискнули. Уже ночью добрались до жилья Инге (это чуть ближе к Рён, чем наш дом), а наутро двинулись все вместе в путь. Инге оставила свое хозяйство с поразившей меня беспечностью.

— Ничего, — махнула она рукой. — Дом и покормит, и подоит. Ему нетрудно, не переживай.

По дороге мы заехали к Стасу и Миле и рассказали им эту тревожную историю. Забрали Рыжего и попрощались неведомо на сколько. Мила и тут пыталась возражать.

— Нет, ты не понимаешь, — сказала Бет устало. — Там тоже мои дети. Я хочу знать, что с ними. Что там за война.

Но, кажется, никто ни о какой войне даже не слышал ни в приграничном селе, ни внизу, на хуторах, в селах и городках, которые мы проезжали. Инге двигалась впереди («ведущим»), и ей, по-моему, даже хотелось столкнуться с чем-то или с кем-то, кому надо было бы дать отпор. Инге и Рён были воинственны — как Санька, грозны и вспыльчивы. Но нам не встретилось никакой опасности. Мы проложили коридор в одно из загородных поместий дона Пабло (на всякий случай в то, где нас меньше всего ждали) и безо всяких приключений туда добрались. Навстречу нам бросились конюхи, кто-то побежал предупредить хозяина. Он оказался именно в этом поместье по закону антибутерброда, который по-прежнему исправно действовал в нашей стране. Живой, здоровый, невредимый дон Пабло встретил нас с видимым чувством облегчения. Сказал, что сейчас, кажется, нет никакой опасности, но вышла очень скверная история. И, может быть, сначала лучше позаботиться о малыше, и мы с дороги, и вообще лучше бы сесть где-нибудь…

— Все живы? — спросил я.

— Мы не знаем, что с Андре и Дени. И где они. Девочка… Санни сейчас в больнице с тяжелой контузией. И два пограничника пропали по дороге на западную базу. Но все могло быть еще хуже. Пожалуйста, пойдемте в дом.

По дороге мы обрадовали дона Пабло: сказали, что Дени уже нашелся и что надо бы сегодня же послать к нему врача. Если дорога на запад проходима.