Другим средством облегчить личные и финансовые тяготы, связанные с должностью уездного предводителя, считалось назначение ему помощника, который взял бы на себя исполнение рутинных обязанностей. Весной 1900 г. Особое совещание одобрило идею, что процедура избрания помощника уездного предводителя должна была быть точно такой же, как избрание самого предводителя. В отличие от схожего, выдвинутого за семь лет до этого публицистом Плансоном, данное предложение по рекомендации Совещания не обещало помощнику жалованья{438}. Государственный совет в 1902 г. к плану Совещания отнесся настороженно, возражая, что разделение ответственности ослабит авторитет должности. Поэтому Государственный совет постановил, что помощник предводителя должен брать на себя его обязанности в тех случаях, когда предводитель будет не в силах их исполнять сам, но не являться его действительным помощником. Николай II, однако, принял сторону меньшинства Государственного совета и Особого совещания; закон от 10 июня 1902 г. позволял вводить должность помощника уездного предводителя в тех уездах, в которых дворянские общества считали эту должность нужной, а каждому предводителю давалось право использовать своего помощника по усмотрению. На практике лишь немногие общества использовали разрешение облегчить своим предводителям бремя должностных обязанностей. И дворянские собрания, и сами предводители к любому разделению власти предводителя относились с подозрительностью{439}.
Хотя Особое совещание отвергло идею выплаты предводителям жалованья, оно высказалось за то, чтобы присваивать им чин и назначать пенсии. После избрания на четвертый срок уездным и губернским предводителям дворянства, имевшим до этого меньший или никакой чин, присваивали соответственно чин статского советника (пятый класс) и действительного статского советника (четвертый класс). Совещание рекомендовало присваивать уездным предводителям чин коллежского советника (класс шестой) после двух полных трехлетних сроков и статского советника после трех полных сроков; губернский предводитель после двух полных сроков получал чин статского советника и действительного статского советника после трех сроков. Все предводители дворянства имели право на государственную пенсию, определяемую сроком пребывания в должности. Государственный совет все эти предложения отклонил, мотивируя это тем, что дворянин должен служить предводителем в силу обязательств перед сословием и что она сама по себе уже является наградой; рассматривать же ее как средство продвижения по лестнице чинов нельзя. Но и в этом случае император пошел против решения большинства Совета, и в соответствии с рекомендациями Особого совещания закон 1902 г. закрепил за всеми предводителями право на получение чинов в гражданской службе после двух и трех полных сроков пребывания в должности[129].
Некоторые сословники относились к предводителям с поразительным пренебрежением. В качестве примера можно процитировать А. И. Елишева, горько сетовавшего на тот факт, что «предводитель дворянства — радикал, проповедующий уничтожение сословности вообще и своего сословия в частности, — совсем не редкость в наше время»{440}. Необязательно соглашаться с использованием Елишевым термина «радикал», но не приходится отрицать, что позиция предводителей дворянства нередко шла вразрез с требованиями традиционалистов о защите сословных различий. Далеко не исключительным является пример новгородского губернского предводителя дворянства князя Б. А. Васильчикова, который в 1897 г., отвечая на вопросник, разосланный Особым совещанием, заявил: «интересы каждого отдельного дворянина гораздо полнее выражаются интересами той профессии, к которой он принадлежит, нежели интересами сословия… Ждать в конце девятнадцатого столетия пробуждения в этой разнохарактерной массе сословного самосознания не представляется возможным»{441}.
Важнейшим форумом для выражения подобного рода либеральных, равно и традиционалистских, взглядов дворянскими предводителями были общенациональные совещания губернских предводителей, которые начиная с 1896 г. собирались регулярно. Уже в 1884 г. Полтавское дворянское общество при поддержке дворян нескольких других губерний ходатайствовало о созыве общенационального совещания губернских предводителей дворянства, на котором, в ознаменование первого столетия дарования Екатериной Великой Жалованной грамоты дворянству, они выступили бы в качестве выразителей интересов и нужд первого сословия. Правительство, проявив обычную для него сверхчувствительность к малейшей угрозе политического соперничества, отказалось от предложения увенчать сеть сословных дворянских учреждений организацией общеимперского уровня. Министр внутренних дел Толстой отверг ходатайство Полтавского дворянского общества на том основании, что: (1) поскольку это предложение затрагивает интересы всего первого сословия, оно выходит за границы компетенции полтавского дворянского собрания, да и (2) Свод законов не предусматривает созыва совещания губернских предводителей дворянства. Самодержавие никогда не позволяло каким-либо социальным интересам, в том числе дворянским, отодвинуть на второй план свои собственные, если чувствовало малейшую возможность конфликта интересов, и верность этому принципу оно сохраняло до конца. Но в январе 1896 г., когда дворянство Петербургской губернии в очередной раз призвало к проведению совещания предводителей дворянства, правительство уступило. Николаю II хотелось превратить в дело свои прекраснодушные слова о ведущей роли дворянства, и, помимо этого, М. А. Стахович, орловский губернский предводитель и видный выразитель идей дворян-землевладельцев умеренного направления, предупредил Николая, что, если правительство не поспешит на помощь дворянам, члены этой группы вскоре окончательно утратят возможность служить государству{442}.
Министр внутренних дел И. Л. Горемыкин соответственно созвал в Петербург в феврале и марте 1896 г., сроком на месяц, двадцать семь губернских предводителей дворянства на совещание, на котором обсуждались различные меры поддержки дворянского землевладения, а также вопросы возведения представителей низших сословий в дворянское достоинство и корпоративной роли дворянства в системе местного управления. Горемыкин пристально наблюдал за ходом совещания и по окончании его наложил восьмимесячный запрет на публичное обсуждение записки, представленной предводителями императору. Этот документ содержал обвинение правительства в том, что начиная с 1860-х гг. его действия наносили материальный ущерб первому сословию, а позднейшая политика поощрения и поддержки промышленности, банков и железных дорог велась за счет интересов сельского хозяйства{443}.
В последующие тринадцать лет совещания губернских предводителей проходили в Москве раз или два раза в году и длились по четыре-пять дней. В отличие от организованной правительством конференции 1896 г., все последующие, в которых участвовало от пятнадцати до двадцати пяти предводителей, представляли собой «частные, неофициальные обсуждения». Для созыва каждого очередного совещания, по крайней мере до 1905 г., они получали предварительное согласие министра внутренних дел и обычно информировали его о результатах обсуждений{444}. Но разрешение не означало безоговорочного одобрения собраний, поскольку ощущение беспокойства, вызываемое потенциальной угрозой этих собраний монополии правительства на власть, правительство не покидало. В 1902 г. министр внутренних дел В.К. фон Плеве следующим образом выразил это двойственное отношение: «…Полагаю, что съезды господ предводителей дворянства для обмена мыслей по вопросам сословного характера могли бы быть полезны не только для установления общности взглядов и единства действий, но и для обеспечения должного соответствия сих действий видам Правительства… Проходившие до настоящего времени беседы в Москве некоторых губернских предводителей дворянства не дали достаточного материала для заключения о том — возможно ли при установлении программы подобных собраний провести грань между делами сословными и вопросами общегосударственными»{445}. Сомнения Плеве вполне оправдались три года спустя, когда совещания губернских предводителей дворянства, в которых задавали тон люди, разделявшие взгляды князя Васильчикова на приоритет профессиональной и классовой принадлежности перед сословной, стали влиятельным лобби конституционных реформ.
