Государству — у граждан. (Допустим, так рулить эти наши финансовые потоки, чтобы не только рулящим, но простым гражданам кой-какие ручейки направлять, не самые мелкие.)

А гражданам (в первую очередь тем, что потоками рулят) — меньше тырить у государства и, стало быть, у тех, кто платит налоги.

Кому предлагаю лучше работать? Да тоже всем.

Чиновничкам — не только врать и на лапу брать. А простым гражданам — не слишком на работе халтурить. Национальные особенности — штука важная, но гвоздь прямо забивать, а не вкривь-вкось тоже неплохо бы попробовать.

Вот, реализуем мою идею, тогда, глядишь, и заживем не хуже Европы. Не знаю, какую вертикаль они выстраивают, но у нас пока, кроме вертикали, мало что получается. А всё потому, что идеи недостает.

Хотя, видишь, бывают озарения. Сподвиг ты меня — не писал бы тебе сейчас, не родилась бы идея.

И уж раз родилась, то, может, подкинуть мне идейку свою кому-нибудь из «элитных» господ идеологов? Только ведь слушать не будут. Вот если бы кто-нибудь оттуда, от вас, нашептал бы в ушко кому-нибудь из нашей элитной братии. К такому голосу, небось, прислушались бы.

Элита наша чудесная теперь же вся набожная — страшное дело. Все поголовно с крестиками, лимузины святой водой кропят, в храмах места для вип-гостей занимают.

А вот с идеей у них в головках тоже нелады — до сих пор пытаются скрестить Государя Императора с Генсеком ЦК КПСС…

Я уже не помню, при тебе или позднее словечко «элита» начали употреблять повсеместно. Кажется, это началось позже. В конце девяностых говорили всё еще о «новых русских».

Кстати, термин этот — «новые русские» — появился не здесь. Мне-то казалось, чисто российское изобретение. Но вот недавно проведал, что впервые эпитет употребили в одном американском журнальчике. (Видишь, и тут обскакали америкашки, просто во все дырки лезут.)

И еще стоит отметить, что термин, как ни странно, был позитивным. Это уже потом у нас его стали ассоциировать с крепкими ребятами в малиновых пиджаках и золотой цепью на шее. Помнишь тех коренастых «братков» — лоб с три пальца и бегающие глазки?

В американской же статье говорилось о том, что автор, посетив Россию (это начало девяностых), увидел непривычные лица, открытые к диалогу, без печати былой скованности. Такую вот он узрел генерацию. И назвал ее «новые русские».

Спустя некоторое время словечки перекочевали к нам и обрели другое значение. А жаль, хороший эпитет похерили.

Однако теперь золотые цепи встретишь не часто. «Братки», в массе своей, добыв тяжким трудом первичный капитал, расселись в офисах, малиновые пиджаки сменились костюмчиками от Версаче. Кое-кто — уже в новой ипостаси — подался в депутаты или чиновнички, растворившись в массе бывших и новых начальников, уже едва различимых.

В мире культуры тоже произошли сдвиги. Скромные звездочки советской эстрады, восхищавшие наше с тобой невинное поколение, канули в Лету, рок-ансамбли восьмидесятых свое отыграли. Взошли новые звезды, которых нынче штампуют на фабриках. (Ага, так и называется «Фабрика звезд» — без шуток.)

Слияние этих бурных потоков и родило то, что зовется теперь «элитой».

Тут даже скорее не название, а самообозначение. Для меня, признаюсь, довольно смутное. Я не слишком прилежно учился в школе, но помню, что слово «элитный» вроде бы переводится как «лучший». Мне почему-то всегда казалось, что «элитность» подразумевает не только наличие крупных счетов, высоких кабинетов, мордастых охранников и здоровенных вилл. Возможно, мои представления устарели. Но уж что есть, то есть, меняться поздно…

Впрочем, дело даже не в названии, элита так элита. Вопрос: кого называть?

С прошлым всё более или менее ясно. Не зря сильна нынче в «элитных кругах» тоска по дворянским титулам. Роют до седьмого колена: «Я слышал, уважаемый, что вы меня давеча за глаза обозвали шмакодявкой. Так вот запомните, милейший (дерьмо ты, а не милейший): я не шмакодявка. Я, к вашему сведению, граф Шмакодявкин, извольте на герб взглянуть… Взглянул? А теперь свой покажи, козявка!..»

В среде же молодой «творческой элиты» порой наблюдается обратный феномен — тяга к «европейскому глянцу». Появилась мода заменять в своей фамилии окончание «ов», как, видимо, слишком просто звучащее, на «off» — Иванoff, Петрoff, Сидорoff. Прямо — по Владимиру Владимировичу (не Путину, а Маяковскому): «Он был монтером Ваней, но в духе парижан себе присвоил звание “электротехник Жан”».

Еще один забавный штрих — необъяснимая любовь к неформальной лексике. Попросту говоря, к мату. Эдакий «шик навыворот» — собирается в зале «элитная» публика, на сцену вылезает нечто с гитарой и начинает ублажать слух достопочтенных синьоров и синьорит отборным матом. Ну, не то чтобы отборным — после армейской закалки не удивишь — но вполне качественным. А синьоры и синьориты в зале балдеют. Элита, одним словом, мать-перемать…

Но шутки шутками, а есть реальная проблема.

Начиная с семнадцатого года вырезан целый слой. Тут и революция, и Гражданская, и «философские пароходы», чистки, расстрелы, высылки. Что там с «генофондом» стало, не знаю, нынче много желающих порассуждать. Главная беда, что искажены понятия и ценности, которые трудно восстановить.

Теперь, видишь ли, «элита» — это «те, кто принимает решения». Ну, и, должно быть, еще те, кто светится в «ящике».

Не мне разбираться в лингвистических тонкостях. Но, знаешь, я недавно услышал от Бориса Голлера (ты, кажется, встречался с ним у меня дома) одну историю. Он вроде бы хотел ее вставить в свою пьесу о Сенатской площади. Или я что-то путаю, но сейчас не важно.

Был в этой истории такой персонаж: Яков Ростовцев. Служил в гвардии, воспитывался в Пажеском корпусе, в 1825-м сблизился с декабристами, его привел туда Оболенский.

Активно в деле не участвовал, был, скорее, наблюдателем. Не без сочувствия, думаю, — иначе бы не пригласили. Но потом, видимо, стали терзать сомнения. Двенадцатого декабря — за два дня до восстания — явился к Императору и просил того не принимать присягу, поскольку опасается за его жизнь.

Никаких имен не назвал, а император и не допытывался. (Такие, знаешь ли, нравы.)

Спустя три года, 1828-м, Ростовцев стал адъютантом великого князя Михаила Павловича. А уже при Александре II получил должность начальника Главного штаба по военно-учебным заведениям. Как теперь бы сказали, «ответственный за воспитание новой элиты».

Только старые грехи порой всплывают. Еще через несколько лет, когда Герцен — помнишь по школе — «начал революционную агитацию» и бухнул в «Колокол», опять всплыла история с визитом к императору.

В это же время Ростовцев был как-то приглашен на выпуск Пажеского корпуса. И один из воспитателей, подняв бокал, предложил выпить за него.

Пажи свои бокалы отодвинули…

Да, взяли так и отодвинули молча. Не стали пить. Честь не позволила.

Вот это, братец, называется элита!

Вопрос чести, мой дорогой. Давненько не слышал такого словца…

Но история с Ростовцевым на том не закончилась. Дабы отстоять и свою честь, он поехал к старику Оболенскому, который отбывал ссылку в Калуге. Приехав, рассказал о случившемся.

И тогда (внимание!) Оболенский написал в газету, что никаких претензий к Ростовцеву быть не может, поскольку тот действовал не из корыстных побуждений.

Такая история. Один, следуя пониманию чести, докладывает Императору, не называя имен. Высочайшее лицо, следуя пониманию чести, имен не требует. Пажи спустя много лет, руководствуясь честью, отказываются пить за высокого начальника.

(Александр, правда, наказывать пажей не стал, но при Николае мигом раскассировали бы в полки.)

Дальше тот, чья честь под угрозой, едет к тому, кто за поступок во имя чести отправлен ссыльным в Калугу. И этот пишет, что понимает его, как человека чести.

Вот она — элита!..

Однако ж нравы меняются, новый век за окошком. И сам подумай — до чести ли, когда под угрозой карьера или приличные бабки? До брезгливости ли, когда надо лишний разок чмокнуть задницу, от которой та карьера или те бабки зависят?