Любовь, мечты, страдания — всё под сукно.

Да ну их на фиг. Хочешь, я для разрядки о своей первой любви расскажу? Тоже ведь начал было, в палате, разоткровенничался, а потом опять что-то помешало.

Итак, значит, про любовь — для разрядки.

Техникум еще не забыл? Там всё и началось.

Я в ту пору, если помнишь, решил к стилягам примкнуть. Ты затею эту сильно не одобрял, но проповеди твои действа не возымели. Уже хрущевская оттепель грянула, и тлетворное влияние потихоньку размывало неокрепшие души. И время это, и первых стиляг, небось, в памяти сохранил. Я тут недавно посмотрел фильм с таким названием, сделанный в таком, знаешь, ретростиле. Ну, что тебе сказать? Стараются мальчики изобразить ту жизнь, усердно стараются. Но не шибко получается. Вроде того, как в фильмах нашего детства изображали американскую жизнь. И шляпы похожи, и сигары похожи, только шляпы носят, как кепки, а хабарики от сигар норовят в уголок закинуть. Или, как сказал однажды Жванецкий о советских фильмах про ковбоев: «Правильно скачут. Но даже морды у лошадей, и те — наши».

Оно, конечно, в чужую шкуру влезть трудно.

Ты «стильную» школу не прошел, да и я лишь чуть попробовал — терпения не хватило. Ибо быть настоящим стилягой, дорогой мой, — большое искусство. И большой труд. Для начала следовало обзавестись соответствующей прической, именуемой «кок». Не тот, что костюмеры нынешним ребятишкам накручивали, а истинный, настоящий! Тот, над которым ты, братец, всегда потешался и все пытался выяснить: как это мне удается? А делалось это так: начесываешь свои волосенки, поднимая их как можно выше. Если не хотят стоять — не проблема. Берешь кусок мыла, водишь по нему расческой, а намылив ее, сооружаешь «кок». Дабы не растрепался, включаешь на кухне газовую плиту и держишь башку на некотором расстоянии от духовки. Горячо, но потерпишь — искусство требует жертв. А уж про брюки-«дудочки», тобой осмеянные, не говорю. Смеяться легко, а ты попробуй надеть — ширина у лодыжки такая, чтобы только ступня пролезала. Не лезет — старайся пропихнуть, иначе стилягой тебе не быть.

Так что киношные эти подделки слабоваты. Нужно в ту эпоху пожить, тем воздухом подышать. А где ж его взять — тот воздух?

И, слава богу, что негде.

Хотя, знаешь, с другой стороны, мне иногда жаль те годы. Был в них всё же какой-то поманивший нас, дурачков, аромат первой свободы. Не свободы еще, конечно, — свободы еще не нюхнули. Теперь зато дышим всласть — со всеми ее прибамбасами. Многие уже надышались, просят прикрыть форточку…

Тогда же, вспомни, появились и первые «барды». Как их тогда называли? Я, убей бог, не помню. Никак не называли, должно быть.

Зато помню, как мы с тобой слушали у Тольки Егорова магнитофонную запись. Большущий магнитофон «Днепр», две свечи на маленьком столике — он приволок из Таллинна и решил зажечь по такому случаю. Почему-то считал, что так надо. Хорошо, костер не запалил — в тех песнях как раз что-то о кострах и походах пелось.

Еще помню «музыку на костях — в фильме, кстати, такой эпизодик имелся. Тоже впервые Егоров просветил. Приходит однажды (тебя не было), вытаскивает из портфеля какие-то рентгеновские снимки с черепами — посредине дырка. Достает, говорит: «Врубай проигрыватель!» Оказалось, на тех пленках местные умельцы навострились записывать джаз.

Так и развлекались, пока ты интегралы осваивал…

И вот на фоне всей этой красивой жизни шибанула братца твоего высокая страсть. Впервые!.. Потом, на глазах твоих, много чего освоил, но всё это, поверь, лишь бледная тень.

От всех скрывал. И от тебя тоже. Через много лет пытался как-то Даньке рассказать — когда он, втрескавшись в одноклассницу, чудить начал — однако воспитатель из меня вышел хреновый. А ведь старался. У англичан есть поговорка: «Старики так любят давать добрые советы, потому что уже не могут подавать дурных примеров».

Но Даниил в конце концов разобрался. А братец твой в тот момент увяз надолго.

Случай мало отличался от других. Она была красивой и пользовалась вниманием большого числа юных Ромео. Там такие ухажеры крутились! Все до одного — спортсмены и знойные мачо. Для преодоления комплекса неполноценности решил тоже прослыть спортсменом. Рубашки в цветочек, джаз, стиляги — побоку.

Норовя сравняться с одним из соперников — бегуном и легкоатлетом — поперся в секцию легкой атлетики, стал носиться по гаревой дорожке, прыгать через барьеры и в результате заработал даже какой-то спортивный разряд. А ты всё понять не мог — с чего это я вдруг?

Но тут образовался новый соперник. На сей раз — боксер. Рожа противная (а у кого из соперников рожа не противная?), шея — как у быка, мышцы — как у Шварценеггера, который тогда, правда, еще в детских штанишках ходил.

Ну, что? Пришлось заняться боксом. Потом — греблей на байдарках. Появился там один гребец-удалец — тоже, скажу тебе, изрядно гнусная рожа. Что делать? Записываемся в гребной клуб «Нева», гребем два раза в неделю, по средам и субботам, вкалываем, словно раб на галерах. Так пахал только один известный мне человек — наш теперешний президент (в чем сам однажды признался). Но тогда и он в детских штанишках бегал, если так допустимо говорить о президенте.

В общем, других любовь иссушает, а наш герой наоборот — поднакачался.

Не знаю уж, в результате ли спортивных достижений или по какой другой причине, но внимание на него, в конце концов, обратили.

А дальше…

Что дальше? Ты сам знаешь, что дальше. Дальше он начал потихоньку сходить с ума, которого и без того было немного. И с тех пор, боюсь, не слишком прибавилось.

Вот такой была она, эта первая любовь твоего братца. Хоть теперь узнаешь всю правду. А то мы всё о политике…

Ну ладно, давай продолжим о ней, родимой. Куды ж без нее?

Итак, стало быть, — о новом гаранте.

Разговоров на тему: почему возник Путин, велось, как уже сказано, много. Одна из теорий — «хрущевский вариант». Выбирали по принципу: незаметен, следовательно, безопасен.

На Хрущеве ведь тоже во многом по этой причине сошлись: колхозник, при Сталине гопака перед вождем отплясывал. Пускай до поры посидит — там разберемся.

Столько лет просидели в ЦК, а тут лопухнулись, не учли темперамент. Двадцатый съезд не насторожил. Да и устали соратнички трястись при Вожде. Лишь потом начал «колхозник» их своей энергией доставать.

Вспомни юные годы: «За три-четыре года догоним США по производству мяса, молока и масла на душу населения…» Кузькина мама со скалкой в руке.

Такая прыть насторожила. И, как помнишь, тов. Маленков вкупе с Кагановичем и Молотовым (большие умницы) потребовали отставки.

Просто зарвались малость ребята. Еще недавно решали вместе с Хрущевым: кто из них сменит Великого Вождя. А потом утеряли нюх, «не вписались», решили хвост поднять на Никиту Сергеевича.

Стратеги! Он им поднял хвост!..

Ты вот всё ухмылялся, когда я начал газетный архив копить. А вот — как раз из того архивчика:

И этим еще повезло. Берию, вспомни, в английские шпионы записали, а заодно вроде бы — в японские…