Подняв фонарь, Долин включил его, и вдалеке в луче света мелькнуло мертвенно — белое лицо мертвеца, замершего в полусотне метров от костра. Алексей повел фонарь в сторону, и его луч начал один за другим выхватывать из тьмы протистов. Их было не меньше двух десятков, и они полностью окружили его, отрезав от воды. Подкравшись во тьме, они были еще достаточно далеко, чтобы их было невозможно ни увидеть, ни услышать. Но их кольцо постепенно сжималось.

Развернувшись к Долину боком, протист указал в сторону.

— Беги туда. Там никого.

Странное дело, но возникло чувство, что этому мертвецу можно верить. Впрочем, не оставалось ничего иного, как попытаться скрыться в указанном направлении. Сражаться с мертвецами ночью — самоубийство. Во тьме к катеру не пробиться, зато когда наступит день, уйти будет намного проще.

Кинув на протиста и ребенка последний взгляд, Долин опусти очки ночного видения на глаза, включил прибор и мгновенно рванул прочь от реки.

Двести метров по парку, по относительно ровной поверхности, позволили немного оторваться от врагов. Их было не видно, лишь топот указывал, что они бегут по пятам.

Сразу за парком начались жилые кварталы. Под ногами появились груды кирпичей и осколки бетонных блоков, местность мгновенно стала труднопроходимой. Можно было легко переломать ноги, но пришлось рисковать. Не снижая скорости, Долин понесся прямиком вдоль длиннющего кургана из обломков домов, некогда стоявших в один ряд.

Укрытие появилось совершенно неожиданно — несколько бетонных плит, сваленных шалашиком друг на друга, между ними черным зияла узкая щель.

Глянув назад и удостоверившись, что мертвецы достаточно далеко, Долин быстро скинул рюкзак и, открыв боковой кармашек, достал бутылку с разведенной в воде хлоркой. Поливая землю за собой, он прыгнул к укрытию и, найдя щель, протиснулся между плитами. Спрыснув свои следы и окончательно уничтожив запах, он опустился на четвереньки и нырнул в следующую щель, еще глубже пробравшись под завал.

Выключив ночное видение, он задержал дыхание и прислушался.

Спустя несколько секунд до слуха донесся звук нарастающего топота. Он достиг своего пика, став оглушительно громким, а затем начал слабеть.

Все как всегда — за множеством бетонных плит протисты не смогли почувствовать тепло тела живого. Для мертвецов их добыча словно провалилась под землю. Своим ущербным интеллектом они просто не могли понять, куда же исчез живой и продолжили преследовать его.

Поерзав, Долин свернулся калачиком и подтянул к груди колени. Положив под голову руку, он закрыл глаза и, несмотря на то, что рядом рыскали мертвецы, закрыл глаза и приготовился сколь угодно долго ждать шанса пробраться к катеру. Он был спокоен и полностью уверен в своей безопасности. Ситуация кардинально отличалась от ситуации в Шлиссельбурге. Сейчас не его загнали в ловушку — сейчас он спрятался. И пусть его вынудили сделать это, спрятался он сам, по собственной воле.

Ждать пришлось долго — протисты не стали разбредаться по округе в поисках исчезнувшей добычи. Также они не стали впадать в спячку. Однако до уровня развития мертвецов из Шлиссельбурга им было еще далеко — у них отсутствовала иерархия, они были неспособны к коммуникации и, хоть они уже объединились в стаю, у них не имелось ярко — выраженного лидера.

Впрочем, Долин был не слишком уверен в своем предположении насчет отсутствия вожака. Затаившись под завалом, он не видел врагов, зато мог прекрасно их слышать. Все выводы относительно повадок местных он сделал опираясь на звуковую информацию. Первые сутки, самые напряженные, позволили немного оценить врага, ибо напавшая на него группа, убежав было, вскоре вернулась и принялась обшаривать руины. Остаток всей ночи и большую часть дня они шастали по близлежащим кварталам, заглядывая во все щели подряд. То и дело до слуха доносились звуки обрушений шатких руин, иногда было слышно, как по склону скатывается камень. Один раз по асфальту заскрежетало что‑то тяжелое и металлическое. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что один из мертвецов нашел вход в канализацию и отодвинул люк.

Несмотря на все усилия, протисты не смогли отыскать Долина. Чему в немалой степени, как бы ему не хотелось этого признавать, способствовала удача — прошедший ночью дождик окончательно уничтожил все его следы и запахи.

По прошествию двух суток, ночью, Долин вдруг понял, что больше ничего не слышит. Похоже, протисты бросили поиски, однако сразу же кидаться на радостях к катеру было глупо — поспешные выводы и действия не приводят ни к чему хорошему. Лучше перестраховаться и дождаться утра. Вода только — только закончилась, а терпеть голод два дня было дня него не в первой.

Когда между плитами забрезжил дневной свет, Долин наконец выбрался из своего укрытия и осмотрелся. Земля была вся истоптана следами мертвецов, но сами они ушли.

Вздохнув полной грудью, Долин направился к катеру. В этом городе у него больше не осталось незавершенных дел. Всего за одну вылазку удалось узнать о мертвецах намного больше, чем он рассчитывал и хотел бы узнать. Никаких сомнений, мертвецы способны стремительно эволюционировать, а значит, слова Дай Чуаня про вакцину, скорее всего, правда. Хочется — не хочется, но вскоре предстоит поход в Москву.

Протист и опекаемый им мальчишка ушли. О встрече с ними напоминало лишь кострище да сложенный из тряпок и веток лежак. От кострища тянулась цепочка следов, и можно было легко определить, куда направилась эта парочка. Вот только преследовать их… зачем? Вместе с мертвецом ребенок, похоже, в безопасности, а сам протист вряд ли сможет поведать что‑нибудь интересное про свое происхождение.

Пожав плечами, Долин пошел к катеру. Путь до Валаама неблизкий. Нужно успеть при свете дня доплыть до острова, выспаться в нормальной теплой кровати и в спокойной обстановке продумать, как добраться до бывшей столицы, переход к которой по суше исключен.

С этими мыслями Долин и отплыл домой. Однако сбыться мечтам о теплой кровати и горячей еде было не суждено.

Ближе к вечеру выбравшись на просторы Ладожского озера, Долин с потрясением осознал, что теперь можно навсегда забыть о былой жизни. Нищенской, впроголодь, в вечном холоде, но все же жизни в общине и среди людей.

Голова барахтающегося в воде человека явственно свидетельствовала, что Валааму конец. Даже не потребовалось подплывать ближе, чтобы понять, кому она принадлежала. Все было ясно и так. Ни один человек в мире не способен продержаться в ледяной, трехградусной воде дольше десяти минут и суметь так далеко отплыть от берега. Люди не могут выносить экстремально — низкие температуры. Зато это прекрасно получается у протистов. Как у этого мертвеца, который, судя по направлению движения, собирался добраться до Валаама, но, не умея плавать при жизни и не имея элементарных моторных навыков пловца, сильно отстал от своей стаи.

Выругавшись, Долин сдвинул ручку газа на максимум, и катер, подпрыгивая на волнах, заскользил к острову. На котором, возможно, уже не осталось ни одного живого человека…

Ночь на Валаам опустилась как всегда неожиданно. Словно кто‑то дернул рубильник, и сумрак мгновенно сменился тьмой. Но парочку, прогуливающуюся в обнимку по берегу острова, это ничуть не смутило. Вдали на паромах зажглись огни, развели костры в бочках при поселке — хоть немного, но дорогу до общины видно. Да и у Платонова, коменданта поселка, был с собой фонарь.

Запустив руку под тулуп спутницы, комендант дотронулся до мягкого живота девушки и зажмурился от удовольствия.

Надя, медсестра и соседка Долина, хихикнув, низким грудным голосом попросила:

— Ну хватит. У тебя ручищи совсем холодные.

— Эх Надька — Надька, — вздохнул Платонов, неохотно вытаскивая из‑под тулупа руку, — и почему мне с тобой так хорошо?

Девушка игриво улыбнулась.

— А такая вот я красавица и умница.

— Твоя правда. — Остановившись, развернув спутницу к себе, Платонов положил руки на плечи девушки. — Слушай, переезжай уже жить ко мне. Гляди, я еще молод, комендант, есть свой дом. Со мной ты как за каменной стеной. Тебя никто не обидит, никто не скажет плохого слова. А скажет, — Платонов потряс перед собой пудовым кулаком, — прибью на месте.