Лес гудел, но не так, как во время сильного ветра. Это был утробный гул, такой звук рвется из трубы камина, когда тяга становится слишком сильной.

Я оборачиваюсь и чувствую запах дыма. Приятного, мягкого дыма от костра. Всматриваюсь в темноту, в которой мне чудятся оранжевые сполохи. Стремительно накатывает жаркий шквал. Голубоватые языки беспрепятственно взбегают по стволам деревьев к самым кронам, мгновенно выжигая из вековых гигантов жизнь. Рои жалящих, ярких искры сыплются мне на голову безумным водопадом. Трещат деревья, с хрустом обваливаются сгоревшие ветви. Дерево, у которого я стою, вспыхивает, пламя обжигает мне ладони и я бегу прочь, охваченный нечеловеческим ужасом перед бушующей стихией…

— Демиан? Эй?

— Нормально, — с трудом выбираясь из видения, как из липкого, болезненного кошмара, пробормотал я. — Задремал, наверное, я еще не в порядке.

— Нам надо уходить. А ну-ка вставай! — Дон суетливо поставил меня на ноги. Я не понимал его спешки и не сразу заметил разительную перемену. По кронам, срывая листу и обламывая мелкие ветви, гулял ветер. Воздух загустел и наполнился тревогой, стало серо, будто день подошел к концу или небо вдруг затянуло тучами. Неприятно, тревожно скрипели, раскачиваясь в нестройном танце, стволы. Казалось, деревья вот-вот начнут падать, пытаясь раздавить нас.

Угроза была стол ощутимой, что Дону уже не было нужды тащить меня за собой — я сам почти бежал следом за магом.

— Успокой его, — внезапно вырвалось у меня.

— А что ты сделал?! — рыжий повернулся, глядя на меня неприятным, колким взглядом. Взметнулись в воздух палые листья, закружились вокруг дикой, пугающей круговертью. Маг грозно наступал на меня, и я пятился, затравленно оглядываясь, но листья встали ровной стеной, будто отрезая меня от путей бегства.

— Дон! — крикнул я, пытаясь докричаться до мага. — Я ничего не делал.

— Грязный колдун, — выплюнул маг и отвернулся. — Лучше бы ты сдох от яда.

Листья с тихим шорохом опали. Лучи солнца, будто стрелы, пронзили кроны. Лес замер в полной, потрясающей тишине. Не звенел гнус, не чирикали птицы, ни единого шороха не издавали деревья и травы.

Единственное, что сказал мне маг, когда мы вышли на опушку и увидели своих лошадей:

— Дорогу ты знаешь, не заблудишься.

Приладив свой мешок, Дон вскочил в седло и послал коня в галоп, словно хотел оказаться подальше от меня и как можно скорее.

Что это? — спросил я сам себя. — Что я вижу? Что делаю? Неужели, это так отвратительно, неужели Дон все увидел и все понял. Он будто презирал меня, брезговал мною. Неужели я чумной и все это призвано лишь нарушать равновесие?

Я упал в траву, глядя в прозрачное небо, дивясь странной, не похожей ни на что уверенности в том, что будет преступным отвернуться от знаний, которые сами вливаются в мое тело. Я ведь не специально все это делаю, ведь так. Я все время трогаю что-то руками, но лишь некоторые предметы внезапно врываются в меня, будто оживая. Да, не я проникаю в них, а они в меня!

Алрен ткнулся мне в лицо мордой и я встал. Подтянул ремни, наладил узду и, охватив его шею, вскочил в седло, даже не коснувшись стремян. Я не указывал коню и не перечил, распустив повод, позволил самому выбирать дорогу. Высоко подняв голову, жеребец устремился к городу. Седло тихо поскрипывало, звенели поводья, шуршал вереск, потревоженный копытами коня. Посреди вересковой пустоши мы спугнули небольшую стайку птиц. Она поднялась в воздух из-под самых копыт и, недовольно перекрикиваясь, улетела к озеру; цикады, заслышав наше приближение, испуганно замолкали.

Уши Алрена, набитые мягкой длинной шерстью, смотрели вперед. Он нес меня на спине, словно говоря: «Смотри! Смотри вокруг. Ты видишь? Ты слышишь? Забудь на мгновение о себе, о том, что ты управляешь мной. Я бегу быстрее, еще быстрее, наравне с ветром. Беги со мной. Слушай со мной. Вспоминай со мной».

Еще до того, как сгустилась ночь, я легко соскочил с седла, подхватывая повод, у самых ворот конюшни. Ронд вышел мне на встречу, неся неполное ведро воды.

— Ты все таки взмылил коня, — придирчиво осмотрев животное, проворчал конюх и оттолкнул морду, полезшую в ведро. — Ну, так, поводи-ка ты его по двору, пока не начнет дышать легко и не остынет. Потом ты мог бы помочь мне с лошадьми, а уж за своим и сам присмотришь. И в следующий раз думай за двоих.

— Хорошо, — согласился я, подхватывая повод.

— Когда успокоится, тщательно оботри его охапкой сена, чтобы конь не простыл ночью после такой гонки. В деннике дам тебе попону — накроешь его. Воды пока не давай.

Послушно, я кивал, запоминая каждое слово.

В первый же день знакомства я убедился, что лошадиный род благоговел перед Рондом. Не знаю, чем этот человек вызывал их уважение и трепет. Может быть, его любовь делала всех лошадей покладистыми и приветливыми.

Я аккуратно выполнял все указания конюха, и вскоре совершенно сухой белый конь стоял в своем загоне под серой попоной с красной оторочкой и недовольно косился на сено в кормушке.

Оглядев конюшню, я заметил, как вдоль денников метнулся сероватой стрелой некрупный зверек. Крыса, наверное, — подумал я. — Сегодня уже пару раз видел такую в лесу, а уж тут есть чем поживиться, кони роняют много зерна.

Я помог конюху натаскать другим лошадям воды, ощутив в себе прилив сил. Алрен всем своим видом показывал, что попить он очень даже не против, но, сообразив, что воды я ему не дам, пришел в явное бешенство. Я проходил мимо стойла, неся наполненное до краев ведро кобыле в дальнем конце конюшни, когда тот вытянул шею и ловко укусил меня за плечо. Вскрикнув от неожиданности, я уронил ведро, выплеснув его на камни пола, а хитрый жеребец опустил голову и стал быстро поедать пропитанную водой травяную подстилку у себя под ногами.

— Ну, так, леший! — ругнулся рядом со мной Ронд. — Плечо-то не откусил?!

Я оттянул ворот рубахи и посмотрел на небольшую ссадину с покрасневшими краями.

— Э-э, ничего, — махнул рукой конюх, осмотрев повреждение, — этот мог и кусок мяса с легкостью выдрать. Будь поосторожнее, — Ронд погрозил коню костлявым кулаком.

После вчерашней тренировки с Оружейником на моем теле синяков было не счесть, я лишь неопределенно пожал плечами. Одним больше, одним меньше…

— Ты поосторожнее, они такие. Меня тоже кусают иногда, раньше — чаще. Вот был я помоложе… Кобылица здесь была пегая, вот она кусалась! Жеребенка родила черного, так вовсе с ума сошла. Жизни мне с ней не было, как собака цепная прямо! Пришлось отпустить ее в табун. А жеребенок рос как мать, никому в руки не давался, уже трехлеткой носился без устали, что там и говорить, хороший конь, но дикий совершенно. Теперь Мастер на нем ездит, нашлась и на головореза твердая рука. Ну а за кобылу мне тогда досталось от учителя. Он сказал: надо было лучше стараться, а не отпускать… Ну, так.

Я распрощался с конюхом в полной темноте и поспешил на кухню. Во всем теле я ощущал подъем, более — душевный, но заставляющий тело радоваться, вливающий в него энергию и силу для движения.

Вечером опять пришел Мастер. Когда он заходил, я заметил серую суетливую тень, мелькнувшую за дверью.

— Крыс у вас развелось, — проворчал я.

— Развелось, но это была не крыса, — маг даже не оглянулся, — это хорек Нурей, выкормыш Дона. Хороший охотник и шпион. Его глазами Дон приглядывает за тобой.

— Вот как, — сказал я неопределенно.

— Что произошло? — спросил маг, занявшись моей спиной.

— В лесу? — не стал отнекиваться я. — Поднялся сильный ветер и раскачал деревья, мне было как-то не по себе.

— Что произошло между вами? Дон в весьма сдержанной форме высказал мне, что больше никогда не возьмет тебя с собой.

— Он считает, что ураган поднял я. Думает, что я колдун и хотел что-то сделать?

— А ты?

— Мастер, я задремал! К демонам все, я просто уснул, у меня не было никаких сил! А когда проснулся, Дон чуть меня не убил!