— Адрес?.. Да-да, сейчас…

Через минуту Семен держал бумажку с адресом. Кудинов все еще пребывал в столбняке. Очнулся он только тоща, когда Семен выходил из квартиры.

— Сообщите мне, если найдете ее!

— Когда найдем, — поправил Семен. — Найдем. Всего хорошего.

В кармане зазвонил сотовый.

— Что, Влад?

— Слушай, Сема, нам тут пробили телефончик Артамоновой. Мы приехали, а тут…

— Что?

— Лучше приезжай сам. Интересно-то как все… Запоминай адрес…

Семен запомнил и нажал отбой. Ехать искать Алену или к Владу? Просто так Гуральник не позвонит. Значит, что-то важное.

Но Алена — важнее всего.

И все же он поймал машину и назвал адрес, продиктованный Владом.

Панельный дом в четырнадцать этажей. Двор чистенький, недавно заасфальтированные дорожки, а на них большие лужи, в которых отражаются фонари. Картину портила машина опергруппы с мигалками и полицейские, стоящие на посту.

Семен раскрыл удостоверение, прошел в подъезд.

— Пятый этаж! — подсказал вслед один из полицейских.

На этаже стоял кинолог с собакой. Семен однажды с ним уже работал.

— Здорово, Петя. Как Агат?

— Да нормально, — курносый Петя погладил овчарку, дал команду «сидеть». — Следов не так много. Агат прошел до автобусной остановки. Скорее всего, кроме хозяина, здесь никто не бывал.

— Понятно.

Семен шагнул в квартиру и встал как вкопанный. Ощущение, что попал в дезинфекционную камеру: кругом стерильная чистота. Длинная прихожая, две комнаты по одну сторону, туалет с ванной, кухня — по другую. Возле входной двери старая вешалка — одни крючки. Без одежды. Ни зонтика, ни тапочек, ни чего-то еще. И пахнет так, словно вместо освежителя воздуха хозяин пользовался хлоркой.

Из зала выглянул Влад.

— Вот-вот, мы тоже вошли и долго решали, переобуваться в тапочки или нет. В комнатах того хуже: как будто он здесь не жил, а приходил только убираться. Ни пылинки, ни соринки. Вещи в шкафу в идеальном порядке, выстираны, выглажены, пуговицы на месте. И на всех вещах метка с именем, как в детском садике. Холодильник почти пустой, идеальный ряд пластинок — ни одна не выбивается. Но слушал он явно диски. Классика. Знаешь, что он любил больше всего? Бетховена. Как, я тебя еще не заинтересовал? Это что…

Он поманил Семена за собой.

В зале работали криминалисты. Следы с пола они сняли и теперь обрабатывали поверхность мебели, которой почти не было. Все старое, видавшее виды, но бережно сохраненное, укрытое от пыли и сора. Диван, стол, кресло-качалка. Рядом на столике-треноге музыкальный центр и ровная топка дисков. Классика, как и сказал Влад. Кантаты, орган, Бах и Бетховен.

Семен хотел коснуться дисков, но вдруг показалось, что со стены на него сердито уставилась с портрета дама с начесом. Если бы она сейчас могла наказать его, то сделала бы это.

— Кто это?

— Мать. Они похожи.

Рядом встал Влад, протянул распечатку.

— Знакомься: Долгов Вадим Антонович.

Семен долго разглядывал плохую принтерную фотографию, потом заметил:

— Рожа знакомая…

— Тебе тоже так показалось? — Влад почесал в затылке. — У меня возникло ощущение, что я его уже где-то видел. Но где — не вспомнил.

А вот Семен вспомнил.

— Этот тип видел нас. Следил за нами в торговом центре. Я на него налетел, а он так взглянул на меня — мороз по коже. Теперь понятно почему.

— Тебя ждет еще один сюрприз. Пошли.

Они переместились на кухню. Чистую, как и зал, и прихожая. Стол без клеенки с новехонькой столешницей. Шкафчики, тщательно протертые. Надраенные до блеска ручки. Плита… Готовил ли он на ней когда-нибудь? Все словно только что распакованное. И всюду — портреты, портреты…

— Он так обожал свою мать?

— Психологи разберутся, — Владу не терпелось что-то показать. — Смотри, Женька стал осматривать кухню, залез в морозилку, а там…

Семен смотрел на кусок льда в распахнутой морозилке и ничего не видел: лед сверху покрылся тонкой снежной пленкой. Он стер ее ладонью, которая тут же замерзла. Стер и уставился внутрь.

— Ничего себе… Ледяной аквариум.

Влад осторожно достал из морозилки лед с замерзшими в нем рыбками. Они застыли в разных позах, словно танцующие балерины на фотографии. Но они никогда не отомрут. Их последний танец закончился.

— Золотые рыбки…

Мозаика в голове сложилась в картинку, от которой стало жутко. Золотые рыбки. Рыбки…

— Влад, Алена у него.

— Я тоже так решил. Но не хотел тебе говорить сразу.

Опершись о стол ладонями, они смотрели на лед, от которого шли волны холода. Видеть вмерзших рыбок было мерзко. Внутри поднималась тошнота.

С распечатки на Семена смотрел вроде бы обычный человек, молодой, симпатичный, ухоженный… Жаль, что здесь не видно его руки и крови, в которой они запачканы. Анна Козлова, Вера Ивлева, Вероника Соснина — его Золотые Рыбки. Екатерина Артамонова на грани жизни и смерти. И Алена…

— Зачем ему Алена? Зачем?

Алена устала вести машину и почти засыпала за рулем.

— Если мы не остановимся, то врежемся куда-нибудь.

Спутник чуть повернул голову.

— Ну и что? Ты же хотела…

— Расхотела.

— Понимаю, — кивнул он. — С жизнью расстаться трудно. Страшно. А что там? И есть ли оно, это там?

Алена прикусила язык, чтобы не отвечать. Пусть говорит. Она где-то читала, что таким людям нужно выговориться. Она переступит через ненависть и выслушает его.

И Вадим продолжал говорить, пока Алена боролась со сном и с неровной дорогой.

— Представь, что больше не увидишь солнце, небо, не вдохнешь воздух… Тебя нет, а это все есть и будет!

То ли от страха, то ли от восхищения голос его замирал.

— Врут люди, когда говорят, что не боятся смерти. Все боятся, никто не хочет умирать. Я видел и знаю, что говорю. Вот и ты не хочешь…

Конечно не хочет! Особенно от рук мерзавца. Если уж ее жизни суждено прерваться, то не без боя. Она будет драться, пока есть силы, врать, если будет нужно, молчать, если потребуется. Короче, он еще не знает, что она — твердый орешек, об который он сломает зубы.

Дорога шла по краю большого оврага. Из-под колес машины выбивались комья грязи, летели в овраг и шлепались в протекающую внизу речку. Подвести бы соседа по поездке к оврагу, стукнуть под коленки…

Она не успела отвести взгляд — Вадим перехватил его, нехорошо усмехнулся.

— Придумываешь, как можно от меня избавиться? Хочешь, помогу? У каждого человека должен быть шанс. Тормози.

Она послушно остановила машину. Что за игру он затеял?

Вадим наклонился вперед, попросил зажечь свет в салоне.

— Предупреждаю, если ты меня тронешь…

— Тебе не кажется, что ты сейчас не в том положении, чтобы угрожать или диктовать условия?

Увы, он прав. Алена вжалась в сиденье, оценивая ситуацию.

Вадим достал нож, вложил в ее дрожащую влажную ладонь. Сжал и показал себе на шею:

— Бей сюда… Сильно, чтобы достать до артерии. Кровь потечет быстро. Ты знаешь, чем отличается венозная кровь от артериальной? Видела когда-нибудь, как одна из них течет ровно, а вторая бьет толчками? Я буду жить еще пару минут, а потом… ты свободна. Ну?

Нет, он не придурок. Он… Алена не придумала подходящего сравнения. Нож в руке казался невыносимо тяжелым. Будь она смелее, сделала бы, как он предлагал.

— Возможно, другого шанса у тебя больше не будет, — подначивал Вадим. — Это только первый раз бывает страшно, а потом понравится…

Алена отшатнулась.

— Что в этом может понравиться?! Чувствовать, как прорезается кожа и мышцы, как сочится кровь? Я же не ты!

Она швырнула нож на пол. Вадим поднял его, защелкнул и убрал в карман.

— Словами ощущений не передать. Это нужно видеть. Ты когда-нибудь видела, как умирает человек, как из него по капле уходит жизнь, стекленеют глаза, восковеет кожа? Она становится желтоватой или серой, пергаментной…

В желудке возник комок, обрастающий кислотой. Не выдержав, Алена толкнула дверцу, выпала наружу и отползла к кустам.