Результат — приказ по постпредству: освободить Сандалова И. С. по собственному желанию в связи с состоянием здоровья, и Сандалова как не бывало…

Сейчас он ехал на юг без определенной цели, просто знал, что там тепло. Деньги у него есть, обременяющей семьи — нет, а в стране, слава богу, вопреки утверждению «Голоса Америки» полная свобода передвижения.

Было раннее утро. Проснувшись один в двухместном купе фирменного поезда «Крым», Игорь Савельевич проделал все туалетные операции и не знал, куда себя деть. Проводница сказала, что чай у нее будет не раньше как через час. На вопрос, когда откроется ресторан, ответила непонятно: он работает круглые сутки, но кормит один час. «Нечто новое в обслуге», — подумал Игорь Савельевич и отправился в вагон-ресторан, больше деться было некуда.

Пройдя через три еще крепко спавших вагона, обессилев на открывании тугих межвагонных дверей, он наконец ввалился в совершенно пустой, но синий от вчерашнего табачного дыма салон ресторана. Единственная официантка спала, положив золотую голову на столик. Вокруг ее светящейся на солнце головы кружились мухи. В углу, где стоял похожий на иконостас буфет, с трудом бодрствовал молодой парень в белой курточке, с модными до плеч волосами, блестевшими не то от помады, не то от долгого немытья. Это был директор ресторана. Как только Сандалов уселся за столик, он подошел и представился. Они поздоровались за руку, необъяснимо почувствовав интерес друг к другу.

— Неужели правда, круглые сутки вкалываешь?! — спросил Сандалов и пригласил директора присесть за его столик.

— Во всяком случае, поста не покидаем, — усмехнулся директор. — Таково передовое движение, зачатое нашими передовиками. Так оно и называется — метод поездной бригады товарища Нагнибеды: чтобы пассажир, когда бы ему ни приспело поесть, мог сюда к нам пожаловать и увидеть, что мы тут все, как один, на посту.

— Сегодня ночью такие были? — поинтересовался Сандалов.

— А зачем им быть? Они ж не чокнутые, они ж еще вчера узнали, что у нас нет ни горячего, ни холодного, и бутылки взяли с собой. А у себя в вагоне, смотришь, проводница им что-нибудь и сварганит для закуски. Мы этот метод зовем Нагнибезеды… — Директор вдруг в голос рассмеялся, разбудив официантку, которая подняла голову и огляделась, увидев постороннего, села прямо, приободрилась.

— А почему же у вас ничего нет? — спросил Сандалов. — Кстати, я могу кофейку выпить?

— Ни кофе, ни чая нет. Не работает кипятильник. А ничего нет потому, что база не дала. Наша база в Симферополе, она дала кое-что на рейс до Москвы. Там должны были дать кое-что на рейс обратный, но не дали.

— Как это могли не дать? Это жe вредительство! Гнать пустой вагон-ресторан через всю страну, да еще и лишать пассажиров питания… — Сандалов негодовал совершенно искренне, его всегда возмущало подобное, если оно отзывалось на нем. Он мог восхититься, как обдуривают людей тонко, мастерски, но его возмущало, когда это делалось грубо, нахально.

— Почему вредительство? — добродушно и даже весело отбивался директор. — Мы же план даем и даже премии имеем.

— Чем же вы торгуете?

— Водкой, коньяком, кондитерией и немного… едой.

— Значит, у вас липовый план, — категорически констатировал Сандалов.

— Но составлял его не я, — усмехнулся директор. — А те, кто составлял, тоже хотят премиальные получить. Так что…

— Вредительство! Честное слово, вредительство, — тихо ярился Сандалов. — Ваша задача кормить и поить пассажиров, а не липовый план выполнять. Значит, кофе получить нельзя? А какой-нибудь воды?

— Могу предложить… кажется, апельсиновая называется. Но недоглядел, еще на базе в Симферополе подсунули двухнедельной давности… кислит малость. Пассажиры жаловались.

— Поди ты к черту! — резко вскочил Сандалов и покинул вагон-ресторан.

— Чокнутый, вслух сказала официантка и снова положила на стол свою золотую голову.

Меж тем проводница уже вскипятила воду, у нее нашелся растворимый кофе, и Сандалов с наслаждением похлебывал ароматный напиток, смотрел в окно на далекие, все еще смутно видимые горы и думал уже о превратностях судьбы своей — это вообще, и о том, чем ему придется заняться практически…

Уволили его из среднеазиатского представительства, как мы знаем, по собственному желанию, в связи с состоянием здоровья. Эти дополнительные к обычным слова о здоровье вставить в приказ он упросил постпреда. Он еще не знал точно — зачем, но была какая-то туманная мысль, что он будет теперь устраиваться где-нибудь на юге. Ему вдруг захотелось тепла и чтоб зима тоже была теплая. Постпред сделал эту приписку без всяких разговоров. Господи! Сколько Сандалов сделал этому постпреду неучтимых услуг, если забыть об учтимых, чтобы он заартачился из-за трех лишних слов, никак не изменявших сути приказа?

А с такой выпиской из приказа можно устраиваться на любую работу, — куда именно, он решит на месте, в благословенной Ялте. Сандалов спокоен: Ялта не была бы курортом, если бы там не требовались деловые люди. Хорошо бы устроиться по снабжению в крупный санаторий, принадлежащий какой-нибудь важной организации, что избавляло бы от необходимости биться за каждый килограмм мяса для столовой. Посмотрим поищем и торопиться не будем. Сандалов прилег на койку и незаметно для себя уснул — издерганные нервы требовали покоя…

Когда вынырнул из сна, до рези в желудке почувствовал, как хочет есть. И снова пошел в ресторан.

Странное дело — вагон был полон и все что-то ели. Директор, увидевший Сандалова издали, позвал его к себе и усадил за служебный столик.

— Что едят эти люди? — полюбопытствовал Сандалов.

— Утром проснувшись, повар обнаружил какой-то фарш и пошли тефтели. Но не советую… по-дружески.

— Допрыгаетесь вы вместе с поваром, — покачал головой Сандалов. — А если кто напачкает в жалобной книге?

— Никто не пачкает, и жалобная книга бела, как фата невесты.

В это время за спиной Сандалова послышался веселый сипловатый голос:

— Не можно ли к вам?

Сандалов оглянулся — перед ним стоял могучий мужчина, рыжеволосый, с обожженным солнцем круглым лицом и с Золотой Звездой Героя Социалистического Труда на мятом лацкане пиджака.

— Прошу, прошу, — улыбнулся ему Сандалов.

Мужчина протиснулся за стол и сел, заполнив все пространство над и под столом. Он хотел пива. Официантка, глядя в окно, где пролегала зеленая, уже предкрымская равнина, сказала, что пива нет и не будет. Мужчина наклонился к директору ресторана и что-то тихо сказал ему.

— Ладно уж, отдам то, что для себя держал, — печально сказал директор. — Только этикетки придется ободрать, народ кругом глазастый.

На столе появились три слепые бутылки с пивом, у мужчины оказался свой жирный рыбец…

Игорь Савельевич знал десяток способов знакомиться, не давая при этом никаких конкретных сведений о себе. В данном случае он применил не самый сложный и узнал, что перед ним — председатель колхоза Василий Михайлович Степовой, который едет в Симферополь разведать насчет запчастей к грузовому автотранспорту.

— Деньги, понимаешь, на это есть, — говорил он уже вполне доверительно и на «ты». — Если правду сказать, сколько хочешь денег есть, мой колхоз миллионер, а запчастей этих нет, хоть вой, хоть пой… — Степовой взорвался рассыпчатым смехом. Но горек был смех председателя, — действительно же, с запасными частями чуть не каждый год — беда. И не от хорошей жизни отправился он в это путешествие. Нынче у него в колхозе под реальной угрозой срыва своевременный вывоз урожая с поля — десяток грузовиков с крайне изношенными двигателями.

Степовой увидел в окно знакомую картину: на расквашенной дороге стоял трактор, завалившийся в колдобину подломанным передним колесом. В это время он услышал вопрос своего собеседника:

— Но неужели у вас в колхозе некого послать в такую разведку? — спросил Сандалов, ощущая в душе холодок от приближения к большим деньгам.

— В других колхозах такие люди уже есть, а у меня нет, — раздраженно ответил Степовой и вдруг посмотрел на Сандалова шалыми глазами: — Давай ко мне на эту должность.