— Игорь Савельевич, нужна ваша помощь, — начал представитель. — Кто такой Ратуев, вам объяснять не надо. Его дочь собирается держать экзамен здесь, в Москве, в институт иностранных языков.
— Все ясно, — встал Игорь Савельевич. — Как ее имя?
— Вот здесь о ней все. — Постпред передал ему бумажку. — Естественно, как всегда, я прошу — ничего противозаконного.
— Это не мой репертуар. Когда-нибудь я разве делал что-нибудь против закона? — немного обиделся Сандалов.
Постпред, точно извиняясь, сказал:
— Это уж я так просто, для проформы. — И совсем доверительно, вполголоса: — Ратуев звонил мне домой ночью, — постпред тихо рассмеялся. — Как он говорил о дочери, мне даже неловко стало… Все строгие начальники однажды открываются как нежные отцы.
Игорь Савельевич тоже вроде застеснялся, услышав такое о грозном Ратуеве. Потупился на мгновение.
— Все, что в моих силах, будет сделано. Больше поручений нет?
Игорь Савельевич легко и бесшумно выскользнул из кабинета, и постпред, глядя ему вслед, подумал: таких бы мне еще парочку работников, и можно было бы спать спокойно…
Еще вчера вечером дома Игорь Савельевич сел за стол, раскрыл свою пухлую записную книжку с нужными телефонами и стал делать выписки на отдельном листе бумаги, сверху которого он написал: «Дочь Р.». Вскоре на этом листе было уже десятка два имен и телефонных номеров, а затем на листе стали появляться записи, для стороннего человека совершенно непонятные. И не только записи, но и какие-то сложнейшие сплетения линий, которые связывали воедино разные номера телефонов и разные фамилии. Выполняя эту работу, Игорь Савельевич то и дело задумывался или вспоминал что-то и снова склонялся над столом, выводил на листе новые линии, делал новые записи. Около одиннадцати часов работа была закончена. Игорь Савельевич принял ванну и, выпив чаю, лег спать. Ему снилось фигурное катание на льду. А утром операцию продолжил… И на первом же шагу — неудача: три потенциально полезных человека оказались бессильными выяснить, в чем нуждается то самое влиятельное лицо, или какой он подвержен страсти, или есть у него какое «хобби». Только к середине дня Сандалов узнал, что влиятельное лицо — страстный шахматист… Значит, требуется шахматист? Сандалов озадачен, в его практике потребность в таком товаре возникает впервые…
Нетрудно догадаться, что операция проводится Сандаловым по системе «я — тебе, ты — мне»… Есть такая — черт бы ее побрал! — система. В чем ее главная хитрость? От нее государство материальных потерь не несет. Ну как же?! Семен Иванович, «сидящий» на промтоварах, устраивает Ивану Семеновичу импортный костюм, за который тот платит деньги в кассу. Ответно Иван Семенович, «сидящий» на мясе, устраивает Семену Ивановичу высокосортное мясо, за которое тот тоже платит деньги по ценнику. Печаль только в том, что и костюм и мясо, предназначенные для продажи всем, на открытые прилавки магазинов не попадают. Хищения или спекуляции при этом не происходит, и браться за Уголовный кодекс вроде бы нечего. Но если бы речь шла о килограмме мяса и одном костюме! Таких взаимоснабженцев легион, и взаимообмен столь широк и многообразен, что это наносит серьезный ущерб престижу нашей советской торговли. Кроме того, он подрывает моральный авторитет всех участников обмена, а ведь иной раз в этих операциях участвуют и люди, которым по должности положено беречь в чистоте не только свой личный моральный престиж. И кроме уголовного есть же у нас еще и кодекс моральный и есть общественное осуждение. Наконец, есть наказание административное — люди, занимающиеся взаимообменом, должны быть устранены с должностей, где они имеют дело с «ходовым» товаром, и конечно же они заслуживают строжайшего партийного взыскания, если они коммунисты.
Кроме всего, следует напомнить, что к этой «системе» всенепременно подключаются жулье, всякие доставалы-спекулянты, им важно только установить прецедент, а затем они уж найдут способ вознаграждения и Семена Ивановича за костюм, и Ивана Семеновича за мясо. А из их рук этот товар пойдет уже за цену спекулятивную, и тут уже можно взяться и за Уголовный кодекс, посмотреть статью о содействии спекуляции…
Наш Сандалов столкнулся с трудным случаем — ему нужно удовлетворить страсть влиятельного человека к шахматной игре, а это значит, что товаром для него должен стать шахматист. Я тебе шахматиста, а ты мне обеспечь прием в институт дочки товарища Ратуева — все очень просто. Причем тут может быть тот случай, когда и влиятельный товарищ, обожающий шахматы, и товарищ Ратуев, и шахматист, если Сандалов его найдет, могут и не знать, что они включены в черную алгебраическую задачку.
Итак, Сандалову нужен шахматист, притом покладистый, который согласится играть с влиятельным человеком, скучным любителем, у которого потеют руки, когда он берется за ферзя. Найти такого, оказалось, совсем не легко. День уже клонился к вечеру, солнце, падающее на каменные дома нового района, вытянувшегося по горизонту, запоздало осветило комнату, блеснуло на хрустале в горке и безжалостно показало Сандалову на его не убранную с утра постель…
Шахматы, шахматы… Господи, чем только не приходится заниматься!
Под вечер запаренный Сандалов забежал в постпредство получить зарплату, и там, в коридоре, его настиг веселый голос постпреда:
— Можно вас на минуточку?
— Слушаю вас, — замер в стойке Сандалов.
То, что я просил вас в отношении дочки… делать не надо.
— Как это так? Я же… — захлебнулся Сандалов.
Она как раз сидит сейчас в моем кабинете, пришла сказать, что прекрасно выдержала экзамен и зачислена в институт. Так что я благодарю вас за потраченные усилия, и давайте вместе порадуемся за товарища Ратуева. Но есть дело другое. Прошу вас ко мне минут через десять…
То другое дело оказалось шикарным, — оказывается, приближался юбилей их республики, и постпред попросил его помочь в приобретении подарочных сувениров.
Вот оно, золотое дело, которого он все время ждал!..
Не сочтешь, сколько всякого добра прошло тогда через руки Игоря Савельевича — передовиков-то в республике тысячи и тысячи. Каждый день он принимал грузы и посылки, доставленные в Москву крылатыми трудягами «Аэрофлота» из Риги, Таллина, Ленинграда, где всякие подарочные вещи почему-то умели делать лучше. Сандалов присматривался, как бы что урвать, и ему не хотелось мелочиться. Но когда ему было поручено проследить доставку в республику таких «подарочков», как легковые автомашины, сердце у него взыграло. Машины выделялись республике на самом высоком уровне, этим занималось громадное ведомство под названием Госснаб. Бывая там, Сандалов испытывал трепет весьма сложного свойства, в нем был и почтительный восторг перед масштабом этой конторы и необозримой разнообразностью перевариваемых ею дел, и волнение хищника — вот бы куда влезть поглубже, здесь же было буквально все, какие дела тут можно проворачивать, даже только подумать об этом было сладостно и страшно…
Вот и те автомашины для подарков знатным людям республики тоже проворачивались здесь, и, так как в республике отлично знали, что дадут, в лучшем случае, половину того, что просили, в представительство поступила просьба — нельзя ли еще каким-нибудь образом добыть хоть какое-то количество автомашин? Вызвали Сандалова — можете добыть? О чем разговор? Он может, но нужна весомая бумажка. Такую бумагу из республики прислали, и Сандалов автомашины добыл. Операцию он провел быстро и классически тонко, не оставляя никаких своих следов на бумаге, — она состояла из телефонных звонков, ужинов, поднесения подарков, устройства чьей-то теще путевки в Сочи, выбивания кому-то строительных материалов для дачи и тому подобное. На операцию он положил своих личных денег почти тысячу рублей.
Никто никогда не поймет, сколько ума и труда потребовалось для того, чтобы часть легковых автомашин, выделенных для здравоохранения, была с ходу завернута на подарки в его республику! Сколько это стоило нервов! Один начальник — шишка, надо заметить, ниже средней — вдруг заартачился и отказался ставить свою визу на бумажке, которая до него благополучно прошла через целый небоскреб этажей куда как повыше и обросла визами, как хиппи волосами. Так вот, эта совсем средняя шишка вдруг дала понять, что она визу поставит, но страшно любит груши сорта «дюшес». Шишка была плохо осведомлена о том, где и когда произрастают те груши, и Сандалову пришлось звонить в другую республику, чтобы оттуда самолетом выслали груши «бера», которые в это время года не отличались от «дюшеса». Платил за ящик груш, конечно, сам Сандалов. В общем, нет оснований удивляться, что Сандалов, занимаясь этой операцией, позаботился и о себе и две автомашины из добытых для республики завернул «налево».
