Натали предвидела, что с Джорданом Бреннером у нее начнутся сложности. Он был типичный начальников зять.

Подбирая документы для его последнего дела, она уже почти злилась, что ей приходится на него работать. После того происшествия в библиотеке, он стал наваливать на нее все больше и больше работы, давая поручение за поручением. Если она не печатала для него бумаги на компьютере, то он заставлял ее раскапывать старые дела, которые определенно не могли понадобиться ему раньше, чем через несколько месяцев. Он уверял – все, что он ей поручает, не терпит отлагательства, а Кэролайн только посмеивалась.

– Никуда не денешься, Натали, парень приклеился к тебе намертво.

– А я, видимо, к нему.

Кэролайн расхохоталась.

– Я не то имела в виду. Не сомневайся, ты ему нравишься и даже очень.

Натали насторожилась.

– Ты ненормальная.

– Не могу понять, неужели ты сама не замечаешь? – Кэролайн покачала головой. – Пожалуй, любовь действительно слепа, от прописной истины никуда не денешься.

– Сомневаюсь, – парировала Натали, – насколько я знаю, очень многие предпочитают заниматься этим с открытыми глазами.

– Что ты имеешь в виду? – озадаченно спросила Кэролайн. – Влюбляются или занимаются любовью?

Натали не отвечала не потому, что не знала, как ответить. Она неожиданно поймала себя на том, что думает сейчас о лодке, о маленькой лодке с тонкой обшивкой и стареньким парусом, и ей очень нравилась эта лодка, она сама не знала почему.

– Что за нелепая ассоциация, – сказала она вслух.

– Ты о чем?

– Я только что представила себе что-то очень странное, мне показалось, что я плыву в лодке. – Она растерянно повела плечом и улыбнулась: – Ладно, пора работать.

А работы становилось с каждым днем все больше и больше. День за днем Натали заставляла себя заново изучать право. Поначалу она совсем не могла ничего вспомнить. Потом постепенно отдельные мелкие детали заставили ее мозг заработать, и у нее появилась уверенность, что в один прекрасный день она снова будет юристом. Ну, а пока ей приходилось по-прежнему вести образ жизни амбулаторного больного.

Это было в общем-то, скорее существование – без настоящего дома и без настоящих дел, кроме психологической адаптации и физиотерапии в больнице и работы в фирме. И Натали недоставало уверенности, что и у нее все когда-нибудь устроится как у всех. Жизнь в безвоздушном пространстве, состоявшая из медицинских процедур, с туманным прошлым и отсутствием будущего, начинала ее страшить. У нее не было родных и друзей, никого, с кем бы она могла серьезно поговорить, разве что доктора да психотерапевты, и она с нарастающим раздражением ощущала, что очень от них устала. Ее жизнь была искусственной, а ей все сильней и сильней хотелось обыкновенной, но такой, чтоб принадлежало ей одной. Ей все время казалось, что она чья-то собственность, которая доставляет удовольствие, оправдывает ожидания, помогает добиваться успехов в работе. «Вот бы заставить все эти белые халаты в один день побывать на физиотерапии, сдать анализы и сходить на рентген», – как-то подумала она, тупо просидев очередной вечер у телевизора. Теперь она отчаянно хотела от всего этого избавиться, и невозможность так поступить порой доводила ее до отчаяния.

Хуже всего бывало именно вечерами, когда ей совсем нечем заняться, нечем даже для вида прикрыть бессмысленность подобной жизни, кроме разве бессчетных порций пиццы, которую они заказывали на пару с Франческой. Часто, стоя у окна, Натали смотрела на сгущающуюся над улицей темноту, вновь и вновь пытаясь понять, за что судьба отняла у нее семь лет. Не было никого, кто бы мог по-настоящему понять ее, потому что в целом свете, пожалуй не нашлось бы ни одного человека, побывавшего в эдакой переделке, и это усугубляло ее тоску.

Лейн больше ее не тревожил. Он стал относиться к ней немного иначе, не только как к пациентке, но и как к человеку – возможно, оттого, что ее память частично восстанавливалась.

Натали теперь помнила довольно многое из своего прошлого. Начиная с отрочества, события выстроились в последовательную цепочку. Дни перед выпускными экзаменами в колледже виделись особенно ясно, а вот дальше начинался про вал. Ей упорно казалось, что ей двадцать один, и осенью она начнет учиться на юридическом. Но она тем не менее надеялась, что, когда осень действительно наступит, все станет на место.

Все, чем Натали занималась на работе, ей в общем-то нравилось, кроме того, что было связано с Джорданом Бреннером. И она решила, что с этим человеком придется серьезно поговорить. Задания, которые он ей давал, становились слишком трудными. Она подозревала, что это лишь способ заставить ее задерживаться подольше, чтобы вновь начать к ней подступаться, но она не была полностью уверена. Он никогда не пытался на нее набрасываться, и, самое странное, ее не оставляло странное чувство, что они когда-то были знакомы.

Дело явно шло к развязке, она эта поняла, когда он дал ей поручение, вынудившее ее задержаться и принести бумаги к нему в кабинет, после того как рабочий день кончился. Она могла, конечно, и отказаться, но не стала, решив наконец с ним объясниться.

Натали подошла к его кабинету, держа в руках документы, которые он затребовал, и постучала.

– Мистер Бреннер, можно войти?

Дверь свободно открылась, и она заглянула в кабинет. Там никого не оказалось.

«Ну что за ерунда, – подумала она. – Сказал, что не может уйти, не получив бумаг». Она сердито помахивала ими как веером, не понимая, в чем дело. Хотел остаться с ней наедине, и вот вам, здрасьте, – оставил ее одну.

Натали решила, что лучше всего над собой посмеяться, потому что она почувствовала себя ужасно разочарованно. «Похоже, мне самой хотелось его увидеть, – подумала она с изумлением, – а он меня надул».

– Может, объявили войну, и его призвали? – сказала она громко. – В таком случае, войне между полами – конец.

И все же ей стало досадно. Больше часа она репетировала все то, что собиралась ему выложить. Конечно, и завтра ее чувства не изменятся, но запал пройдет, и речь не получится столь выразительной.

– Вот то, что вам было нужно так срочно получить. Следующий раз займитесь своей работой сами, Джордан Бреннер. – Подойдя к столу, она сердито бросила на него бумаги. – Подошьете сами. – Повернувшись на каблуках, чтобы уйти, Натали заметила краешком глаза предмет, который неожиданно привлек ее внимание. На столе, в тонкой рамке, стоял маленький портрет Адама. Взяв его в руки, она улыбнулась. – До чего славный мальчишка, – сказала она, рассматривая пытливую мордашку ребенка, – и очень похож на отца.

Натали еще немного полюбовалась фотографией.

– Так и быть. Джордан Бреннер, прощаю вас. Будем считать, что вы пошли домой к сыну, который имеет полное право вас видеть. Но прощаю только потому, что влюбилась с первого взгляда... в вашего мальчика.

Франческа рассердилась на Натали, потому что та задержалась и поздно принесла пиццу.

– Я здесь чуть не умерла с голоду, – ворчала она.

Натали с извинениями протянула ей кусок. Рассказывая о Джордане Бреннере и его сыне, Натали сердито сжала кулаки:

– Признаться, я готова была поколотить этого парня.

– Если он еще раз заставит тебя работать сверхурочно, пошли его подальше. Хоть у него и симпатичный малыш, сам он становится все более навязчивым. – Она взглянула на Натали. – Правда, как я понимаю, он и сам симпатичный, а?

Натали поморщилась.

– И зачем только я тебе сказала, что это именно он сюда приходил.

– Но ты уже все равно сказала, а он, и правда, очень приятный.

– Да, и еще очень женатый – на дочери Джуда Райкена.

Франческа быстро проглотила кусок.

– Не думай, пожалуйста, что ты меня очень удивила. Оба мои мужа были женаты, что им совершенно не мешало жить со мной.

Натали напустилась на нее:

– У меня нет ни малейшего желания разрушить чью-то счастливую семью, а его – в особенности. Это не для меня. И потом, я ни за что не причиню страданий мальчику.