Доктор Парат, кажется, остался весьма удовлетворен.

– С момента катастрофы, до того как Натали Парнелл была доставлена в больницу... прошло меньше восьми минут. – Он пробежал глазами записи. – Вас следует поздравить, сэр. Если бы не ваша сообразительность, она бы тут сейчас не лежала.

Так, теперь они и его собирались принять в клуб выдающихся людей. Но в глубине души Вольфер был доволен: хорошо, что они хотя бы способны разглядеть талант.

Парат выжидал, желая убедиться, что старший инспектор Вольфер удалился на порядочное расстояние, и лишь потом обратился к Лейну:

– Мне бы хотелось побеседовать с интернами, которые занимались больной.

Лейн рассмеялся.

– Вероятно, в своей книге вы решили отвести достойное место каждому, но боюсь, что тех людей давно здесь нет.

Парат нахмурился.

– История болезни подписана, но я никак не могу разобрать фамилию дежурившего в тот день врача. И еще. Есть в ней некое несоответствие. Натали Парнелл увезли из вашей больницы в конце лета, но я не могу отыскать четыре месяца. У меня получается, что она попала в санаторий Святого Иуды в январе.

Лейн пожал плечами.

– Возможно, ошибка в карте. Уверяю вас, что отсюда ее увезли в конце лета. Надеюсь, вы меня извините, но мне пора на обход. – И Лейн стремительной походкой направился к двери.

В коридоре он наскочил прямо на инспектора Вольфера.

– Ох, извините. – Он хотел быстро обойти настырного полицейского, но тот остановил его.

– Кое-что не дает мне покоя. – Вольфер уставился на Лейна. – Не было случая, чтобы я забыл подробности, а вот ваше лицо выпадает из общей картины.

– Если вы не возражаете, шеф, то я пойду. Мне еще надо навестить полдюжины пациентов до обеда, я и так опоздал. – Лейн улыбнулся. – Надеюсь, вы не обидитесь.

Вольфер смотрел, как развевается белый халат на удаляющейся спине доктора.

«Врачи! – думал он. – Возомнили, что им позволено вытворять что угодно!»

«Чудеса современной медицины должны совпадать с желанием пациента положительно воспринять прогноз».

Доктор Лейн отложил рукопись Парата и проследовал за ним к постели Натали Парнелл.

– Думаете, она сможет сосредоточиться?

Парат кивнул. Он наклонился совсем близко к уху больной.

– Добрый день, Натали. Вы меня помните? Я – доктор Парат. Мы вчера уже беседовали. – Он терпеливо ждал. – Сегодня вторник, одиннадцатое мая, мы в Чэпл-Хиле, штат Северная Каролина, на дворе погожий весенний денек. Вы меня слышите, Натали? Сожмите мне руку, если можете.

Он вложил свою руку в ее ладонь и не ощутил ответного движения. Парат поднял глаза на Лейна.

– Вчера мне казалось, она немного шевелила рукой. Я не уверен, сигналы мозга были настолько слабыми, что это могла быть ошибка.

Лейн смотрел на экран монитора.

– Соберитесь, Натали, – продолжал Парат. – Пальцы вашей правой руки должны чувствовать мое пожатие.

Парат представлял себе, что молится. Он не чурался подобного приема в работе, полагая, что таким образом его энергия передается желаемому объекту.

– Ну, пожалуйста, Натали, попытайтесь. Вы сможете снова стать нормальным человеком. Одно слабое движение заставит заработать все нервные окончания. Сперва одно, потом второе, а там – пятое, десятое и так далее. Главное – сделать первый шаг.

Голос смотревшего на экран доктора Лейна звучал бесстрастно.

– Ничего не происходит.

– Приборы не всемогущи, доктор. Ее душа рвется на свободу. Уверен, она меня слышит. Слух у нее не пострадал. – Парат попробовал громче: – Натали, вы меня слышите? Ну постарайтесь, поднимите пальчик.

Доктору Лейну показалось, что стрелка прибора дернулась. Сердце его замерло.

– Что-то происходит. Кажется, мозг реагирует. Она явно способна думать.

– Да, – подтвердил Парат, широко улыбаясь и продолжая приободривать пациентку, она сейчас думает о том, как пошевелить пальцами правой руки. Продолжайте, Натали Парнелл. Пошевелите вашей ручкой! Вы можете, у вас обязательно получится!

– Сознание снова уходит, но показатели хорошие, – сказал Лейн, стоя возле монитора.

Парат согласно кивнул и мягко прошептал имя Натали.

– Отлично, завтра попробуем еще раз.

Подойдя к экрану, который с интересом разглядывал Лейн, он убедился, что и энцефалограмма свидетельствует о том, что в последние несколько минут мозг пациентки функционировал.

– Посмотрите, – Парат указал на едва заметный подъем на ленте энцефалограммы. Я как раз тут говорил о весне, о хорошей погоде. Весна всегда прекрасно действует на людей.

Лейн был настроен недоверчиво.

– Возбуждение могло быть вызвано голосом, вы ей шептали прямо в ухо.

Парата немного раздражал скептицизм Лейна.

– Важно было и то, что я говорю. Я наблюдаю это не в первый раз. – Он обернулся и посмотрел на свою пациентку. – Ну пошевелите пальцами для меня, пожалуйста. Ну хотя бы одним пальчиком.

Лейн бросил на коллегу взгляд, призывающий того успокоиться, но Парат не внял. Лейн снова рассеянно посмотрел на экран.

Последовавший затем эпизод стал впоследствии вступлением к следующему бестселлеру доктора Льюиса Парата.

Стрелка прибора вдруг бешено заскакала под безразличным взглядом Лейна.

Он чуть не подпрыгнул от удивления:

– Боже милостивый!

В глазах доктора Парата светилась убежденность.

Кривая биотоков давала резкие зигзаги.

– Натали очень старается, – произнес он и едва успел подлететь к ее кровати, заметив, что четвертая стойка летит на пол. Осколки стекла и брызги раствора глюкозы разлетелись по комнате.

Доктора Парата сначала чуть самого не хватил паралич. Он смотрел на Натали Парнелл, и теперь уже его мозг оказался неспособен реагировать на то, что он только что увидел.

Доктор Лейн застыл с открытым ртом возле прибора, и лицо его побелело от ужаса.

– Черт побери, – только и прошептал он, роняя ленту энцефалограммы.

Парат кружил по палате, издавая нечленораздельные звуки, которые гулко разносились по коридорам больницы.

– Рука, – заорал он. – Видите ее руку?

Рука свесилась с постели, и игла четвертой капельницы свободно болталась, выскочив из разбитой бутылки с раствором.

Доктор Парат все еще продолжал плясать, когда на шум прибежала взволнованная сестра.

Не отдавая себе отчета в том, что произошло, она заметила лишь беспорядок и доктора Парата, который почему-то не обращал внимания на осколки на полу.

– Пациентка выдернула четвертую иглу, – фыркнула недовольно сестра, наклоняясь, чтобы отсоединить трубку.

– Ну да, – весело подтвердил доктор Парат. Он присел на край кровати, сияя от счастья. – Разве это не замечательно?

– Пап, а где Кома?

– Что? – остановившись на красный свет, Джордан рылся в портфеле, пытаясь отыскать там какие-то бумаги. Было уже около девяти утра, Адам опаздывал в школу, а сам он спешил к себе в офис.

– Где находится – что?

– Кома, папа. Я ее не нашел на карте.

Джордан продолжал перебирать документы.

– Может, ты хочешь сказать – Такома?

Светофор переключился, и он, отпустив сцепление, нажал на газ.

– А это далеко?

– Да, сынок, очень далеко.

– Ясно, – кивнул головой Адам.

Джордан оглянулся на сына, который сидел на заднем сиденье, держа на коленях пластмассовую коробку с завтраком и тетрадь. На голове у него была маленькая бейсболка. Если дело касалось Адама, Джордан улавливал малейшие колебания в его настроении. Когда ребенок был грудным, часто именно Джордан первым бежал на его малейший писк. Джордан научился читать мысли сынишки, как открытую книгу. Сейчас чутье подсказывало ему, что мальчика что-то беспокоит или огорчает.

– Что-нибудь не так, сынок?

Паренек напряженно выпрямился и тщательно подбирал слова:

– У нас что, неприятности?

– Неприятности? Какие еще неприятности?

– Я слышал, как мама говорила деду, что если какая-то тетя приедет к нам из Комы, то она может нас обидеть.