* Идет процессия за гробом * Идет процессия за гробом. А солнце льет горячий свет. В его сиянии особом Загадки есть, но грусти нет. На лицах — скорбное смиренье, Волненье первое прошло, Прошел протест и удивленье, — Как это вдруг произошло! Все тот же он — простор нарядный, Все тот же он — весенний пыл. И невозможен путь обратный, И славен тот, который был. * Идет процессия за гробом * Идет процессия за гробом, А солнце льет горячий свет, В его присутствии особом На все сомненья есть ответ, Что невозможен путь обратный, И славен тот, который был, Он был и есть — простор нарядный, Он был и есть — весенний пыл. На лицах — скорбное смиренье. Волненье первое прошло, Прошел протест и удивленье: — Как это все произошло? Но есть еще вопрос угрюмый, Он заставляет нас тужить, Он занимает наши думы: — Как человек обязан жить? Как не блуждать среди тумана, Как выбрать путь, который тверд, Какому крикнуть капитану: — Эй, капитан, прими на борт!.. ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ Идет процессия за гробом. Долга дорога в полверсты. На тихом кладбище — сугробы И в них увязшие кресты. Молчит народ. Смирился с горем. Мы все исчезнем без следа. И только слышно, как над полем Тоскливо воют провода. Трещат крещенские морозы. Идет народ… Все глубже снег. Все величавее березы. Все ближе к месту человек… Он в ласках мира, в бурях века Достойно дожил до седин. И вот… Хоронят человека… — Снимите шапку, гражданин! ВЫСОКИЕ БЕРЕЗЫ, ГЛУБОКАЯ ВОДА Высокие березы, глубокая вода. Спокойные на них ложатся тени. Влечет воображенье, Как рыбу невода, Старинный возраст призрачных селений. И поздний наш костер, как отблеск детских лет, Очаровал моё воображенье, И дремлет на душе Спокойный дивный свет И сгинул свет недавнего крушенья. И эхо над рекой как голос озорной Таинственного жителя речного, Тотчас же повторит, Как голос озорной, Об этой ночи сказанное слово! Да как не говорить, не думать про нее, Когда еще в младенческие годы Навек вошло в дыхание мое Дыханье этой северной природы? Так пусть меня влекут, как рыбу невода, Виденьем кротким выступив из тени, Высокие березы, глубокая вода И вещий сон предутренних селений. КУПАВЫ
На все четыре стороны земли Как широко раскинулись угодья! Как высоко над зыбким половодьем Без остановки мчатся журавли! Простор такой, что даже корабли Могли бы плыть хоть к самому Парижу! Вот снова игры юности, любви Я вижу здесь… Но прежних не увижу… И обступают бурную реку Все те ж цветы… но девушки другие, И говорить не надо им, какие Мы знали дни на этом берегу. Бегут себе, играя и дразня, Я им кричу: — Куда же вы? Куда вы? Взгляните ж вы, какие здесь купавы! — Но разве кто послушает меня… ВЗГЛЯНУЛ НА КУСТИК Взглянул на кустик — истину постиг. Он и цветет, и плодоносит пышно! Его питает солнышко, И слышно, Как в тишине поит его родник. А рядом — глянь — худые деревца, Сухой листвой покрытая лужайка, И не звенит под ними балалайка, И не стучат влюбленные сердца. Тянулись к солнцу — вот и обожглись! Вот и взялась нечаянная мука! Ну что ж, бывает… Всякому наука, Кто дерзко рвется в солнечную высь… Табун, скользя, пошел на водопой. А я смотрю с влюбленностью щемящей На свет зари, за крыши уходящий И уводящий вечер за собой. Потом с куста нарву для милых уст Малины крупной, молодой и сладкой, И, обнимая девушку украдкой, Ей расскажу про дивный этот куст. |
