ХЛЕБ Положил в котомку сыр, печенье, Положил для роскоши миндаль. Хлеб не взял. — Ведь это же мученье Волочиться с ним в такую даль! — Все же бабка сунула краюху! Все на свете зная наперед, Так сказала: — Слушайся старуху! Хлеб, родимый, сам себя несет… ЗИМНИМ ВЕЧЕРКОМ Ветер, не ветер — Иду из дома! В хлеву знакомо Хрустит солома, И огонек светит… А больше — ни звука! Ни огонечка! Во мраке вьюга Летит по кочкам… Эх, Русь, Россия! Что звону мало? Что загрустила? Что задремала? Давай пожелаем Всем доброй ночи! Давай погуляем! Давай похохочем! И праздник устроим, И карты раскроем… Эх! Козыри свежи. А дураки те же. В КОЧЕГАРКЕ Вьется в топке пламень белый, Белый-белый, будто снег, И стоит тяжелотелый Возле топки человек. Вместо «Здравствуйте»: — В сторонку! — Крикнул: — Новенький, кажись? — И добавил, как ребенку: — Тут огонь, не обожгись! — В топке шлак ломал с размаху Ломом, красным от жары. Проступали сквозь рубаху Потных мускулов бугры. Бросил лом, платком утерся. На меня глаза скосил: — А тельняшка, что, для форсу? — Иронически спросил. Я смеюсь: — По мне для носки Лучше вещи нету, факт! — Флотский, значит? — Значит, флотский. Что ж, неплохо, коли так! Кочегаром, думать надо, Ладным будешь, — произнес, И лопату, как награду, Мне вручил: — Бери, матрос! — …Пахло угольным угаром, Лезла пыль в глаза и рот, А у ног горячим паром Шлак парил, как пароход. Как хотелось, чтоб подуло Ветром палубным сюда… Но не дуло. Я подумал: «И не надо! Ерунда!» И с таким работал жаром, Будто отдан был приказ Стать хорошим кочегаром Мне, ушедшему в запас! * В твоих глазах * В твоих глазах Для пристального взгляда Какой-то есть Рассеянный ответ… Небрежно так Для летнего наряда Ты выбираешь нынче Желтый цвет. Я слышу голос Как бы утомленный, Я мало верю Яркому кольцу… Не знаю, как там Белый и зеленый, Но желтый цвет Как раз тебе к лицу! До слез тебе Нужны родные стены, Но как прийти К желанному концу? И впрямь, быть может, Это цвет измены, А желтый цвет Как раз тебе к лицу… * Вредная, неверная, наверно.*
Вредная, неверная, наверно. Нервная, наверно… Ну и что ж? Мне не жаль, Но жаль неимоверно, Что меня, наверно, и не ждешь! За окном, таинственны, как слухи, Ходят тени, шорохи весны. Но грозой и чем-то в этом духе Все же веют сумерки и сны! Будь что будет! Если и узнаю, Что не нравлюсь, — сунусь ли в петлю? Я нередко землю проклинаю, Проклиная, все-таки люблю! Я надолго твой, хоть и недолго Почему-то так была близка И нежна к моей руке с наколкой Та, с кольцом, прохладная рука. Вредная, неверная, наверно. Нервная, наверно… Ну и что ж? Мне не жаль, Но жаль неимоверно, Что меня, наверное, не ждешь! * Ты просил написать о том * Ты просил написать о том, Что здесь было И что здесь стало. …Я сейчас лежу под кустом, Где тропинка берет начало. Этот сад мне, как раньше, мил, Но напрасно к одной блондинке Я три года назад ходил Вот по этой самой тропинке. Я по ней не пойду опять, Лишь злорадствую: «Где уж нам уж!» Та блондинка хотела ждать, Не дождалась… И вышла замуж. Все законно: идут года, Изменяя нас и планету, Там, где тополь шумел тогда, Пень стоит… а тополя нету. * Пора любви среди полей * Пора любви среди полей, Среди закатов тающих И на виду у журавлей, Над полем пролетающих. Теперь все это далеко. Но в грустном сердце жжение Пройдет ли просто и легко, Как головокружение? О том, как близким был тебе, И о закатах пламенных Ты с мужем помнишь ли теперь В тяжелых стенах каменных? Нет, не затмила ревность мир. Кипел, но вспомнил сразу я: Назвал чудовищем Шекспир Ее, зеленоглазую. И чтоб трагедией души Не стала драма юности, Я говорю себе: «Пиши О радости, о лунности…» И ты ходи почаще в луг К цветам, к закатам пламенным, Чтоб сердце пламенело вдруг Не стало сердце каменным. Да не забудь в конце концов, Хоть и не ты, не ты моя: На свете есть матрос Рубцов, Он друг тебе, любимая. |