С утра 19 марта Мстиславский, Салтыков и Гонсевский стали готовить внутренние крепости к боевым действиям. Солдаты свозили орудия и устанавливали их на стенах Кремля и Китай-города. «Меньшой люд» не скупился на брань и насмешки по адресу солдат. Один из ротмистров, руководивший установкой пушек возле Водяных ворот, распорядился привлечь к работам извозчиков, издали наблюдавших за солдатами. Извозчики понимали, на кого обратится огонь пушек, и отказались помогать. Тогда наемники ухватили несколько мужиков за шиворот. Началась потасовка. Извозчики ловко орудовали оглоблями, но не могли оборониться от сабель и мушкетов.
Кремлевские часовые дали знать о происходящем Гонсевскому. Не дослушав обедни, тот выскочил из Фроловских ворот на площадь и попытался положить конец драке. Но, увидев множество убитых москвичей, он махнул рукой и, по словам польского очевидца, предоставил наемникам «докончить начатое дело». Вскоре стычка превратилась в побоище. В Кремле запели трубы. Роты строились вокруг знамен и в боевом порядке атаковали безоружную толпу. Наемники кололи и рубили всех, кто попадался им под руку. Они завалили горами трупов площадь и прилегающие рыночные улочки. Столица давно походила на пороховой склад. Народное недовольство достигло крайних пределов. Резня в Китай-городе оказалась искрой, брошенной в порох. В Белом и Земляном городе, по всему Замоскворечью тысячи москвичей взялись за оружие. Восстание посада поддержали стрельцы.
Наемные роты, разделавшись с толпой в Китай-городе, получили приказ занять Белый город. Однако тут с первых шагов они натолкнулись на организованное сопротивление. Стоило вражеским солдатам показаться на улице, как москвичи в мгновение ока воздвигали на их пути баррикады. С дворов тащили вязанки дров, выбрасывали на улицы бочки, столы, лавки. Конница наталкивалась на завалы и останавливалась. Улочки были узкие, и, пока одни старались достать всадников шестами из-за изгородей, другие осыпали их градом камней, третьи стреляли с крыш и из окон. В нескольких местах жители раздобыли пушки и установили их посредине улиц. Конные роты были вынуждены отойти в Китай-город и Кремль. Их место заняли отряды немцев-наемников, чья жестокость не знала пределов. Когда солдаты Якова Маржарета вернулись после побоища в Кремль, они походили на мясников. С ног до головы их покрывала кровь москвичей. Действия королевских наемников вписали самую трагическую и кровавую страницу в историю московской Смуты. Вина за трагедию пала в равной мере как на Гонсевского, так и на бояр.
Московское восстание явилось крупной вспышкой гражданской войны. Несмотря на то что бояре давно ждали выступлений и готовились их подавить, события застали их врасплох. В высших кремлевских кругах поначалу царила растерянность. Но прошло совсем немного времени, и бояре, преодолев замешательство, полностью солидаризировались с Гонсевским и стали деятельно помогать ему. Они громко бранили людей без роду и племени, решившихся на бунт. Высшее духовенство разделяло их негодование. Епископ Арсений, ставший одним из главных руководителей церкви после опалы Гермогена, усердно убеждал полковника, что посадские мужики «ударили в набат без воли бояр и священнослужителей».
В Москве находились сотни видных дворян. Но лишь немногие из них встали в ряды сражающегося народа. В эту плеяду вошли князь Дмитрий Пожарский, Иван Матвеевич Бутурлин и Иван Колтовский.
Утром 19 марта Пожарский находился в своих хоромах на Сретенке, подле Лубянки. Когда в Китай-городе зазвонили в колокола, он бросился со своими людьми на улицу. Мгновенно оценив обстановку, воевода отправился в находившуюся неподалеку стрелецкую слободу. Встав во главе стрельцов, Пожарский дал бой наемникам, показавшимся на Сретенке возле Введенской церкви. Сразу же он послал своих людей на Трубу, где располагался Пушкарский двор. Пушкари тотчас пришли на подмогу и привезли с собой несколько легких пушек. Встреченные орудийными выстрелами, наемники отступили по Сретенке к Китай-городу.
Предатели-бояре помогали врагу советом и делом. Салтыков руководил боем с повстанцами неподалеку от своего подворья. Когда патриоты стали одолевать, боярин приказал холопам поджечь дом, чтобы нажитое им богатство не досталось никому. Начался пожар. Повстанцы были вынуждены отступить. Оценив «успех» Салтыкова, Гонсевский велел запалить весь посад. Солдатам не сразу удалось выполнить его приказ.
В этот год казалось, что зима никогда не кончится. Сильные морозы продержались до конца марта. Москва-река была покрыта ледяным панцирем, повсюду лежал снег. Холодное солнце не прогрело промерзшие бревна изгородей и построек. Солдаты Гонсевского с факелами в руках тщетно пытались поджечь срубы. Как записал в своем дневнике один из факельщиков, каждую постройку зажигали по многу раз, но дома не загорались. Автор дневника был уверен, что «огонь был заколдован». Но в конце концов усилия поджигателей увенчались успехом. Над посадом показались столбы дыма. Вскоре огонь охватил целые кварталы. Москвичи прекратили бой и бросились тушить пожар.
Далеко за полночь Гонсевский созвал в Кремле военный совет. На нем присутствовали многие знатные московские дворяне. Члены боярского правительства получали вести из разных концов города и были лучше осведомлены насчет истинного положения дел, нежели польское командование. Они настойчиво советовали Гонсевскому бросить все силы в Замоскворечье, чтобы прорвать кольцо восставших предместий и очистить путь для королевских войск, подходивших со стороны Можайска. Едва забрезжил день, как польская стража распахнула ворота Китай-города. Из ворот выехали бояре в окружении слуг. Защитники баррикад уже приготовились стрелять, но опустили пищали, увидев, что с боярами не было «ни литвы», ни немцев. Приблизившись к завалам, Мстиславский с товарищами стали упрашивать москвичей прекратить сопротивление и немедленно сложить оружие.
Боярам отводилась незавидная роль. Они должны были отвлечь внимание патриотов. Пока Мстиславский вел переговоры с народом, отряды немцев-наемников, продвигаясь по льду Москвы-реки, зашли в тыл стрельцам, оборонявшим Чертолье, и подожгли кварталы, примыкавшие к баррикадам. Отрезанные от своих стеной огня, стрельцы бились с немцами до последней крайности. Однако удержать позиции им не удалось. Отступая перед огненной стихией, отряды ополчения вместе с населением ушли также и из Замоскворечья. Не опасаясь более удара с юга, Гонсевский возобновил попытку разгромить повстанцев в Белом городе. На Кулишках его солдаты быстро продвинулись вперед, но на Сретенке интервенты встретили жестокое сопротивление.
С утра москвичи успели выстроить на Сретенке, подле Введенской церкви, острожек. Пожарский искусно руководил его обороной в течение дня. Наличие очага сопротивления в Белом городе обеспокоило польское командование, и оно направило сюда подкрепление из других кварталов города. Силы оказались неравными. Наемники ворвались внутрь острожка. Большинство его защитников погибло. Под ударами вражеских сабель упал князь Пожарский. Его тяжело ранило в голову, кровь залила глаза. Патриоты не бросили своего командира. Едва живого князя вынесли с поля боя, уложили в возок и увезли в безопасное место. Оттуда Пожарского переправили в Троице-Сергиев монастырь под защиту крепких монастырских стен.
Обширный город за два-три дня превратился в груду развалин и пепла. Бесконечный ряд обгоревших печных труб обозначал места, где еще вчера стояли жилища. Тысячи москвичей, лишившись крова и имущества, разбрелись кто куда. Из их уст люди узнавали подробности неслыханной трагедии.
Кружок московских патриотов, рассылавший воззвания и грамоты по городам и готовивший силы для выступления в столице, попал в трудное положение из-за того, что восстание вспыхнуло стихийно и преждевременно. Андрей Голицын и немало других лиц были убиты во время резни. Бутурлин, Пожарский, Колтовский возглавили сопротивление ротам Гонсевского в разных кварталах города. Когда Мстиславский с другими членами боярского правительства явился на площадь, чтобы уговорить москвичей сложить оружие, с ним не было патриарха, хотя в дни междоусобиц церковь всегда брала на себя роль миротворца. Патриоты по-прежнему считали, что сам «святейший Ермоген» благословил их на борьбу с иноземными захватчиками.
