Максим не был одинок в своих попытках отстоять «красоту» греческой веры. Он нашел поддержку у соотечественников, обосновавшихся в России. Вместе с Софьей Палеолог в Москву прибыли Траханиотовы, служившие при ней в чине ближних бояр. Их родня Нил Грек стал епископом Тверским. Он носил этот сан до самой смерти. Юрий Малый Траханиотов в чине казначея возглавил главное финансовое ведомство страны и стал печатником — хранителем государственной печати. Герберштейн называл его главным советником Василия III, «мужем выдающейся учености и многосторонней опытности». Будучи образованными людьми, Траханиотовы принимали участие в богословских спорах и выступали вместе с новгородским архиепископом Геннадием против еретиков. Юрий Малый выполнял поручения, которые свидетельствовали о полном доверии к нему великого князя. В 1517 году он расследовал измену удельного князя Василия Шемячича, в 1521-м — обстоятельства побега последнего рязанского князя Ивана Ивановича за рубеж. Однако с 1523 года имя Траханиотова исчезло из официальных документов. Максим Грек написал «Сказание» по случаю поставления Даниила в Москве. И он, и другие греки энергично протестовали против утверждений насчет «изрушения» греческой церкви. Как рассказывает С. Герберштейн, за три года до его приезда в Россию, иначе говоря, в 1522–1523 годах, купец из Кафы Марк Грек заявил Василию III, что русская вера отягощена тяжкими заблуждениями и разошлась с греческим законом, за что грека тотчас схватили и убрали с глаз долой. «Канцлер» Юрий Траханиотов, примкнувший к этому мнению и защищавший его, был отрешен от всех должностей и лишился государевой милости. В царском архиве среди «изветных» дел хранился любопытный документ — «Ссороки (ссорки? — Р.С.) на княж Михайлова человека Щенятева и Марковы Грековы и про Машку Алевизову». Боярин М. Д. Щенятев — племянник Вассиана Патрикеева — был отставлен от службы в 1523 году, одновременно с Ю. Траханиотовым и Марком Греком. Фигурирующий в «извете» Марк Грек был тем самым греческим купцом, который поплатился свободой за речи о неправоверии русских. Машка Алевизова была дочерью известного архитектора Алевиза Нового и принадлежала к греческому землячеству в Москве.
Падение Византийской империи положило конец тесной зависимости русской церкви от греческой. Максим и греки из окружения Василия III тщетно пытались вернуть русскую церковь в лоно вселенской греческой церкви и возродить обычай поставления московских митрополитов в Царьграде. Их хлопоты натолкнулись на решительное сопротивление осифлянских иерархов. В Москве дознались о сомнительном прошлом Максима Грека, принявшего католичество во время учения в Италии. Среди ученых монахов деятельность философа вызывала сочувствие и понимание, тем более что ее одобрял сам великий князь. Однако со временем среди ревнителей русской старины возникли подозрения, что Грек портит старые русские богослужебные книги. Сторонники старины были убеждены в святости и неизменности каждой буквы и строки божественного писания. Едва ли не самый знаменитый каллиграф своего времени Михаил Медоварцев из митрополичьей канцелярии живо передал чувство потрясения, которое он испытал при исправлении священных текстов по указанию Максима: «Загладил (стер. — Р.С.) две строки и вперед глядити посумнелся есми… не могу… заглажывати, дрожь мя великая поймала и ужас на меня напал».
Составители «Выписи о втором браке Василия III» приводят любопытные свидетельства об обличении Максима Грека архимандритом Чудова монастыря Ионой Сабиной, много лет наблюдавшим за работой философа. «Во обители твоей… — говорил Иона, — Максим Грек и Савва святогорцы жительствуют по твоему государеву велению, сходятся, имеют себе допрописца Михаила Медоварцева, и трие совокуплены во единомыслии, и толкуют книги, и низводят словеса по своему изволению, без согласия и без веления твоего, и без благословения митрополичьего, и без собора вселенского, и Васьян согласился с ними же…» Автор выписи старался снять с великого князя всякую ответственность за «развращение» писания Максимом Греком. Но его слова невольно доказывали обратное. Если Максим Грек мог в течение семи лет трудиться в стенах Чудова монастыря и произвести с несколькими помощниками колоссальную работу по исправлению богослужебных книг, то объяснялось это лишь тем, что он пользовался покровительством и доверием монарха.
Иосиф Санин чтил дух и букву писания. Его ученики в начетничестве далеко превзошли своего учителя. Митрополит Даниил с крайним неодобрением относился к деятельности чужеземца-переводчика, но он боялся вызвать гнев великого князя и потерять кафедру. К тому же глава церкви не желал дать повод для новой полемики князю-иноку Вассиану, сохранившему влияние при дворе и покровительствовавшему греку-философу. Патрикеев забросил литературную деятельность, но в любой момент мог взяться за перо для вразумления своих противников.
Митрополит Даниил выступал послушным исполнителем воли государя. Он на практике претворял принципы, выдвинутые его учителем в последние годы жизни. При этом он не слишком считался с нравственными требованиями и евангельскими заповедями.
Среди союзников Василия III выделялся Василий Иванович Шемячич — государь полунезависимого Новгород-Северского княжества. Решив присоединить владения Василия к Москве, великий князь вызвал его в Москву. Митрополит Даниил гарантировал Шемячичу безопасность. В Москве князь Василий был схвачен и посажен в тюрьму. Митрополит не только не осудил такое вероломство, но, напротив, в молитвах благодарил бога, что тот избавил государя от «запазушного» врага.
Даниил оказал еще одну важную услугу монарху, благословив его на развод с первой женой — Соломонидой Сабуровой. Поводом для развода явилось отсутствие детей в великокняжеской семье. Бракоразводное дело противоречило традициям московского двора, и государь добился желаемого далеко не сразу. Сохранились сведения о том, что Василий III обратился с особой грамотой на Афон за советом насчет развода. Следуя каноническим правилам, афонские монахи не одобрили развод. Греки из окружения Василия III по-разному отнеслись к его решению. В архиве хранилась «сказка» Юрия Малого Траханиотова, Степаниды Рязанки, брата великой княгини Соломониды Сабуровой Ивана, «Машки кореленки и иных про немочь великие княгини Соломаниды». (Из Карелии в Москву привозили знахарок и колдунов. С их помощью Сабурова надеялась излечиться от бесплодия). Юрий Траханиотов помог государю подготовить развод и тем вернул его расположение. Максим Грек не одобрял намерений Василия III вступить во второй брак, чем навлек на себя гнев государя. Покровитель Максима Вассиан Патрикеев, по преданию, якобы осудил планы великого князя.
Максим Грек прибыл в Россию как гость великого князя и не предполагал, что подвергнется насилию. Уже через год-два после приезда в Москву он заявил о желании вернуться на родину, но получил отказ. Обманутый в своих ожиданиях, Максим чем дальше, тем больше негодовал на деспотические замашки Василия III. Знатный дворянин В. М. Тучков, который был «прихож» к Максиму, слышал горькие упреки из его уст: «Яз чаял, что благочестивый государь, а он таков, как прежних государей, которые гонители на христианство».
Осуждение монарха не ограничивалось личной обидой Максима. Невзирая на грозившую ему опасность, Грек откровенно поведал суду о своем отношении к московским порядкам. «Да Максим же говорил, — значится в его судном деле, — истинну, господине, вам скажу, что у меня нет в сердце, ни от кого есми того не слыхал и не говаривал ни с кем, а мнением есми своим то себе держал в сердци. Вдовицы плачют, а пойдет государь к церкви, и вдовици плачют и за ним идут, и они (свита? — Р.С.) их бьют, и яз за государя молил бога, чтобы государю бог на сердце положил и милость бы государь над ними (страждущими. — Р.С.) показал». Гуманист Максим Грек осуждал глухоту власти к народным бедам.
Даниил не простил Греку его высказываний по поводу порядка избрания митрополитов на Москве. Он использовал всевозможные средства, чтобы восстановить Василия III против философа, и позаботился о новых доносах. Вместе с Максимом на Русь прибыл грек Савва — «проигумен». Митрополит предложил ему пост архимандрита Новоспасского монастыря и тем самым включил в официальную иерархию московских чинов. В подготовке суда над Максимом осифлянам помогали Лаврентий (очевидно, Лаврентий Болгарин, прибывший вместе с философом с Афона) и Федор Сербии, а также келейник Максима грек Афанасий. Они согласно показали, будто инок занимался колдовством по отношению к Василию III («Волшебными хитростями еллинскими писал еси водками на дланех»). Когда же государь гневается на инока, «он учнет великому князю против того что отвечивати, а против великого князя длани своя поставляет, и князь великий гнев на него часа того утолит и учнет смеятися». Эти показания на суде подтвердил архимандрит Савва, и Максим на очной ставке ни словом не ответил ему. Из всех лиц, прибывших с Максимом в Москву, один старец Неофит не упомянут среди доносчиков и свидетелей обвинения.
