— Нет. — Телдару легко коснулся моей руки. Я уставилась на булочку с изюмом, которую в ней держала. Теперь я не могла ее поднять, да и не хотела.

— Я показываю госпоже Ноле глубочайшие тайны нашего дара. Я веду ее Путями мертвых.

За моим плечом стоял слуга с ковшом супа. При этих словах он выронил ковш, и суп пролился на мои колени и наши соединенные руки. «Прекрасно, — подумала я, едва сдерживая стон. — Теперь от меня воняет не только мертвыми людьми, но и мертвой курицей».

— Это запрещено, — сказал лорд Деррис. Я едва слышала его среди общего гула, и все же эти слова прозвучали отчетливо.

— Идти этими Путями — нет, — ответил Телдару. — Это опасно и очень тяжело, но не запрещено, если только вы не решите изменить их. Мой собственный учитель боялся этих путей и ничего мне не объяснял, поэтому я искал сам. От этого опасность была сильнее. Теперь я показываю их госпоже Ноле. Веду ее. — Он погладил мои пальцы.

— Будь осторожен, — сказал Халдрин так тихо, что я едва его расслышала.

— Конечно, — ответил Телдару. Мои губы растянулись в улыбке, и я склонила голову.

«Великолепно, — подумала я. — Великий мастер подведет их так близко к истине, что они ее не увидят».

Возможно, слуга рассказал об услышанном другим слугам; возможно, лорд Деррис поделился новостью со своими благовоспитанными друзьями. Как бы то ни было, моя популярность и уважение росли. Вечерами после уроков я сидела в комнате прорицаний, и ко мне выстраивалась целая очередь — в основном знать, которая давала монеты, но нередко это были слуги или солдаты, считавшие, что я делаю им великое одолжение, прорицая и не прося за это денег.

Я думала: «Бедные глупцы; мои слова смердят, как и моя кожа». Но даже запах вызывал в них благоговение. Усаживаясь напротив, многие кривились. Я наблюдала, как вздрагивают их руки, расширяются ноздри, а потом они придвигались ближе. Я видела удивление, отвращение, нетерпение, и ненавидела их больше, чем ложь, которую была вынуждена говорить.

Той зимой мы воссоздали Мамбуру. Он рос, как и ребенок Земии. Я помню эти события так, словно они были одним и тем же — единый акт творения, ужасающий и удивительный. Длинные кости пальцев Мамбуры, голые, а затем обернутые в темную кожу. Темные пальцы Земии гладят живот, внутри которого другие кости. Череп Мамбуры на полу зеркальной комнаты, созданный из ничего — его изгибы, подбородок и скулы, брови и глазницы. Живот Земии, круглый и высокий. Ее лицо и груди становились полнее; влажные мышцы Мамбуры утолщались, обрастая жиром и плотью.

На это ушло пять месяцев. Мы не торопились, были аккуратны и использовали все провидческие инструменты, какие только могли, поскольку Телдару сказал, что это сделает героя сильнее. Каждый инструмент менял его мир: когда мы использовали воск на воде, небеса становились светлее и меньше; когда брали зерно, дальние холмы тускнели. Но когда между зерен шагала Уджа, а наша кровь капала на следы ее хвоста и лап, Узор становился невыносимо ярким: цвета, холмы, резкие границы лент и дорог.

Единственным, чего мы не использовали, было зеркало.

— Жди, — повторял Телдару. — Это в самом конце.

Селера лежала в моей старой кровати. На ней была шелковая рубашка — зеленая, разумеется, под цвет ее глаз за белой пленкой. Мои глаза стали черными.

Я не замечала этого, но однажды ночью Телдару взял мое лицо в руки и сказал:

— Твои глаза полностью иные. Теперь ты принадлежишь Узору.

Я приникла к зеркалу в холле и увидела, что он прав. Взглянув в свои глаза, я подумала об Игранзи, Ченн, а потом о Бардреме и была рада, когда Телдару увел меня прочь.

Селера лежала на моей кровати, Лаэдон сидел на стуле рядом, Огненная Птица Белакао обретал форму на полу у зеркала. А Земия — моабе, королева, ведьма островов, — тоже обретала форму, нося ребенка, который изменил всё.

— Когда ребенок родится, провидец должен быть рядом. — Халдрин держал ее за руку, но Земия казалась где-то далеко. Она глядела в окно библиотеки. Оранжевое платье свободно спускалось к ногам, но на животе было натянуто. Там же лежала ее рука.

— Нет, — сказала она.

Телдару рядом со мной вздохнул. Она не спускала глаз со снега, который танцевал, залетая в приоткрытые окна.

— Таков наш обычай, — сказал король.

— То есть этого хочет лорд Деррис.

Халдрин взглянул на нас.

— Да, конечно, но дело не только в этом. Провидец на королевских родах — свидетель, он произносит слова приветствия. Это традиция.

Земия повернулась спиной к нам. Мы с Телдару видели ее затылок: мелкие косички, крошечные раковины. Халдрин видел больше.

— Я хочу сестру.

В ее голосе мне послышалась дрожь. Я подумала, не плачет ли она — или мне просто этого хотелось.

— Невозможно, моабене, — он помолчал, потом сжал ее руку и сказал:

— Нола будет рядом.

— Нет.

— Тогда Телдару. Это должен быть кто-то из них.

Земия повернула голову. Она переводила взгляд с меня на Телдару. Слёз не было.

— Тогда она. — Земия обращалась к Халдрину, но в тот момент смотрела на Телдару. Рука на животе сжалась в кулак. Я подумала, каково это — ребенок, который шевелится и брыкается внутри. Подумала о серебряных дорогах, которые оживают от моей крови и дыхания.

— Госпожа Нола, — произнес король. Он улыбался, как обычно, поскольку никогда не понимал. — Ты принимаешь наше приглашение? Будешь присутствовать при рождении нашего ребенка и приветствуешь его?

Я склонила голову.

— Благодарю вас обоих, — ответила я. — Конечно.

Халдрин призвал нас к себе в то утро, когда мы закончили Мамбуру.

В конце мы использовали зеркало. Наши взгляды перескакивали от создания на полу к золоту и той крови, которая на него пролилась. Вокруг возникал Иной мир, словно золотистый дождь, тянущий вниз и вдаль. Небеса и холмы казались тенями за слепящей белизной; извилистые пути были черными и даже темнее. Они выпускали дым, и Телдару толкнул мои руки в него, чтобы он вырос еще выше. Поначалу дым был холодным, но постепенно согрелся, протекая сквозь наши пальцы, и скоро начал обжигать. Я вскрикнула, и в тот же миг дым из серого стал серебристым и собрался над дорогами. Они задрожали и тоже засверкали серебром. Из моих вен полилась жизнь, отправляясь туда, где белые небеса становились красными.

Черные глаза Мамбуры моргали и смотрели на нас. Его темная грудь — настолько темная, что я видела фиолетовые пятна лишь когда двигалась, — поднималась и опускалась. Его голова была гладкой и безволосой. Мускулистые руки и ноги лежали неподвижно. Казалось, они вот-вот согнутся, распрямятся, и он вскочит.

— Он великолепен, — произнес Телдару. Я застонала. Я слишком устала, чтобы говорить. Мои собственные мышцы были как вода.

Через несколько часов я спала так глубоко, что Лейлен пришлось долго трясти меня, чтобы разбудить. Я отмахнулась, заметив, как она уворачивается от кулака, прежде чем поняла, что он мой. Перед глазами плавали пурпурные пятна, как на теле Мамбуры.

— Госпожа, — сказала она, — вас зовет король.

Когда я пришла, Телдару сидел за столом в библиотеке. Лорд Деррис тоже был там, и Земия, глядящая на двор провидцев, но на этот раз она стояла. Халдрин ссутулился в кресле, положив локти на стол, и опустил лоб на сплетенные пальцы.

— Еще одна смерть, — сказал он, когда дверь за мной закрылась. Головы он не поднял. — Белакаонского купца убил другой купец. Сарсенаец, его сосед. Прежде, чем я решу, что делать, мне нужен ваш совет.

— Совершенно очевидно, что мы должны наказать убийцу, — произнес лорд Деррис. — Мы должны заверить короля Бантайо, что не потерпим подобных эксцессов, независимо от того, какие могут быть провокации.

— В таком случае, — сказал Телдару, — убийца тоже должен умереть.

Глаза лорда Дерриса расширились.

— Нет! Мастер Телдару, это чересчур. К смерти приговаривают только убийц знати. Народ разозлится. Будет больше крови.