По пути в город мы останавливались всего несколько раз: Телдару опускал Борла и стряхивал напряжение с рук и плеч. Он не говорил со мной, даже не смотрел в мою сторону. Я едва обращала на это внимание. Я смотрела на закатное солнце: его лучи золотили травы и окрашивали алым далекие камни замка. Смотрела на темнеющие листья, на собственную тень, и думала, что она выше меня, и что она расплывается в темноте, сгущавшейся вокруг маленького огонька лампы.

Когда мы достигли восточных ворот, сине-черные небеса были усеяны звездами. Здесь Телдару остановился в последний раз. Борл гавкнул, и Телдару опустил его на землю. На этот раз пес крепко стоял на ногах. Он повернулся ко мне и завилял хвостом. Я потрепала его по влажной морде:

— Молодец, Борл, — и он гавкнул в ответ.

Телдару махнул стражникам, и мы вошли в Сарсенай. Я так давно не видела ночных улиц, что даже грязные и вонючие, они казались мне волшебными. Несмотря на все, что случилось в гробнице Раниора, я с радостью смотрела на темные камни и мерцание факелов. Я думала о борделе, о Бардреме, и мне не было больно. «В мире столько красоты. Она уравновешивает ужас, — думала я. — Наверное, я пьяна», и улыбнулась — всему и ничему.

Мы с Борлом задержались на ступенях замка. Телдару позволил нам отдохнуть. Он так пристально смотрел на башню, что это должно было меня насторожить, но я не обратила внимания. Когда мы двинулись дальше, я подумала, останется ли Борл со мной, в моей комнате, но мы шли не туда. Телдару остановился у дверей Халдрина и постучал.

— Да? — раздался голос короля. Моя радость мигом улетучилась.

Телдару распахнул дверь. Впереди был яркий свет и лица, которых я не узнавала, если не считать Халдрина. Он не улыбался.

— Телдару, — сказал он напряженным голосом, которого я никогда прежде у него не слышала. — Я тебя искал, хотел, чтобы ты присутствовал, но не смог найти. Зайди ко мне позже, скажем, через час или…

— Мой король. — Слова разнеслись по комнате. Пять человек — теперь я их сосчитала, — смотрели на великого Телдару. — Простите, что меня здесь не было, и что беспокою вас сейчас, но случилось нечто важное. У Нолы было видение, и вы должны об этом знать.

Теперь король смотрел на меня. Я опустила глаза, но все равно чувствовала его взгляд.

— Что за видение? — спросил он. Обычный вопрос, но за ним скрывалось беспокойство.

— Халдрин, — медленно произнес Телдару, — речь о том, о чем я тебе говорил, о том, что видел в Узоре этой земли. В твоем Узоре. Тот факт, что видение Нолы…

— Дару, — перебил его король. — Просто скажи.

Телдару сделал долгую паузу. Потом глубоко вздохнул.

— Ради себя и своей страны, — проговорил он, — ты должен жениться на принцессе Земии из Белакао.

Многие годы мне снится один и тот же сон. Я стою у старого поцарапанного стола моей матери, но не дома и даже не в своей комнате. Окружение меняется: иногда это пустыня, иногда берег реки, иногда равнина с высокой травой. Стол есть всегда, как и пути: огромные, красные, влажные, они парят над землей и вокруг. Эти пути приводят ко мне людей. Они появляются как искры, затем превращаются в размытые силуэты и, наконец, обретают плоть: мужчины, женщины, дети, и все они кажутся мне знакомыми. Среди них Ларалли, первая, для кого я прорицала, первая, кого я ранила. Здесь Грасни, которая летает и смотрит на меня сверху. Селера лениво накручивает на палец светлые волосы. Здесь много других, чьи имена я забыла, но это не важно. Я знаю, что навредила им всем. Они возвращаются ко мне по своим рекам-путям из крови, я пытаюсь отвернуться, но единственное, что передо мной есть, это стол. На нем картофельная кожура, мешочек с монетами и отрезанные кончики пальцев моей матери и других детей — братьев и сестер, чьи имена я позабыла. Из красноты простираются руки, пытаясь схватить меня, и я просыпаюсь, задыхаясь, всхлипывая, моля о прощении и спасении.

Этот сон снился мне прошлой ночью. Я отбросила скомканные простыни и несколько минут ходила по комнате. Потом разожгла в очаге огонь, разломала тонкий слой льда в умывальной чаше (тихо, чтобы не разбудить принцессу), выпила столько воды, чтобы горло онемело, но все равно не избавилась от тяжести сновидения. Поэтому я вышла за дверь. Было так рано, что Силдио еще не занял свой пост на табурете. Я прошла мимо к главному двору.

Меня охватило странное, летящее чувство. Ноги несли меня по снежным наносам и ломкой траве. Легкие наполнял резкий холодный воздух, который на этот раз был повсюду, а не задувал в окно. Близится зима: я чуяла ее, чувствовала под ногами и на коже.

На улицу меня выгнал сон. Зима. Давление слов, которые я написала за прошедшие месяцы. Моя неподвижность. Все эти месяцы в комнате я едва двигалась. Этим утром я хотела идти.

Стражник у башни открыл мне ворота. Я плотнее закуталась в накидку, поскольку на вершине холма, в начале дороги в город, всегда было ветренно. Я не знала, куда иду, но, полагаю, собиралась гулять долго. Однако я сделала всего несколько шагов и обернулась. Мне хотелось увидеть замок снаружи, а кроме того, я услышала фонтан.

Этот фонтан построен в замковой стене. Его чаша (точнее, получаша) очень большая, с красивыми зубцами по краям, но никто не садится рядом, чтобы посплетничать или набрать в ладони воды. Это королевский фонтан. Каменные руки, по которым течет вода — его руки, руки защитника, гладкие, побелевшие от времени. Я повернулась, ожидая увидеть только камни и воду, но там было что-то еще. Подойдя ближе, я увидела ленты и полоски ткани. Разноцветные клочки трепетали на гвоздях, вбитых между красными камнями. Я видела такие приношения прежде, вокруг фонтанов и на деревьях в нижнем городе. Они выражают скорбь по ушедшим. Но я никогда не видела их у этого фонтана. Лишь подойдя вплотную, я поняла, почему они здесь. Для кого.

Лаиби. Имя, вышитое на одной из широких полосок ткани. Нить была серебряной и отражала свет, котоырй медленно разгорался за моей спиной. Красные и пурпурные ленты, синие и золотистые ткани, и это имя, вышитое или написанное чернилами.

Лаиби. Маленькая потерянная дочь Халдрина. Принцесса, спавшая в колыбели в моей комнате под охраной птицы и пса. Девочка, чье лицо тоже появлялось в моем кошмаре, потому что я ранила и ее.

Я едва помню, как вернулась в замок. Я задышала вновь, когда села за стол, сжимая перо так, словно пыталась с его помощью защититься. Или ранить — не знаю, потому что иногда это кажется одним и тем же.

И вот я сижу здесь, глядя на бумагу и яркие бело-голубые небеса, а иногда на ребенка, который спит в колыбели у моих ног. Мое желание двигаться дальше, писать и подготовить себя к тому, что будет после, настолько сильное, что я замираю.

Двигайся, Нола. Назад, в комнату короля, к тем глазам, что на тебя смотрят.

К Халдрину, который прервал долгую затянувшуюся паузу:

— Что ты видела, Нола? Почему я должен жениться на принцессе Земии?

«Ты не должен. Я ничего не видела. Это план Телдару, и я не понимаю его, но знаю, что многим людям он принесет беду».

Такого я сказать не могла; я лишь сглотнула и отвернулась от всех, кроме Халдрина. Я могла попытаться сказать то, что будет почти правдой. Я не видела ни Белакао, ни Земии; не было истинных образов, которые могут исказиться из-за проклятия. Мне надо лишь соблюдать осторожность и подбирать уклончивые слова.

— Это еще не точно, — начала я. Один мужчина наклонился вперед, другой откинулся назад. Я почувствовала их пристальные взгляды, их ожидание, и выпрямилась.

— Не точно? — переспросил Халдрин. Над переносицей пролегла тонкая морщина.

— Конечно, точно, — сказал Телдару за моей спиной. Он говорил удивленно и слегка нетерпеливо. — Узор — это лабиринт возможностей, но только белакаонцы верят, что…

— Это не так, — отрезала я через плечо. — Ты всегда учил, что возникает много образов, и провидец должен выбирать…