Ин., 21: 21–22. Его увидев, Петр говорит Иисусу: Господи! а он что? Иисус говорит ему: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? Ты иди за Мною.
Другими словами, Петр должен следовать наставлениям и не беспокоиться о любимом ученике. У любимого ученика будут свои собственные задачи, которые могут включать в себя нечто, вплоть до того, чтобы дожить до второго пришествия.
Затем автор четвертого Евангелия продолжает исправлять недоразумение, указывая на то, что Иисус не говорил категорически, что любимый ученик не умрет до второго пришествия; но что он не умер бы, если бы Иисус захотел бы устроить так.
Ин., 21: 23. И пронеслось это слово между братиями, что ученик тот не умрет. Но Иисус не сказал ему, что не умрет, но: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того?
Здесь есть один важный момент. Ранние христиане верили, что Иисус скоро вернется и вскоре будет установлено Царство Божие. Есть стихи, которые казались им подтверждающими это. Так, во всех трех синоптических Евангелиях повторяется то, что, по-видимому, было твердым обещанием по этому поводу со стороны Иисуса.
Мф., 16: 28. Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем.
Очевидно, любимый ученик, должно быть, стоял там в то время, и если у этого ученика была большая продолжительность жизни, то замечание Иисуса, должно быть, приобретало конкретный смысл. Один за другим те, кто знал и слышал Иисуса, умирали, но любимый ученик продолжал жить. Конечно, тогда многие, должно быть, думали, что именно его Иисус упоминал как того, кто «не вкусит смерти» до второго пришествия.
Четвертое Евангелие как последнее из написанных (через семьдесят или более лет после распятия) должно быть уже менее уверенным, чем синоптические Евангелия, в предстоящем втором пришествии. В частности, если бы любимый ученик умер, не дождавшись второго пришествия, то его секретарю или какому-нибудь более позднему комментатору было бы необходимо вставить замечание по поводу того, что Иисус действительно высказал утверждение в отношении любимого ученика, но оно было условным, а не абсолютным.
(Конечно, можно было бы посчитать, что упоминание о тех, кто не умрет до второго пришествия, относилось не к любимому ученику, а к какой-то совершенно малоизвестной личности, о которой Иисус слышал в то время. Эта мысль, возможно, внесла свой вклад в воскрешение рассказа о так называемом «Вечном жиде». Это был иудей, который совершил некоторое преступление против Иисуса или оскорбил его во время распятия и был осужден на вечные скитания по земле, вплоть до второго пришествия. Об этой личности возникло огромное множество легенд, которые все совршенно лишены библейской основы, за исключением отдаленного подтверждения в этом стихе.)
Однако, возвращаясь к любимому ученику, мы можем увидеть, что этот последний отрывок в четвертом Евангелии можно использовать, чтобы доказать, что он, должно быть, был долгожителем. И действительно, если он написал четвертое Евангелие в 100 г. или несколько позже, то, должно быть, это так.
Но из двух сыновей Зеведея Иаков не был долгожителем. Он умер мученической смертью через несколько лет после распятия:
Деян., 12: 1–2. В то время царь Ирод поднял руки на некоторых из принадлежащих к церкви, чтобы сделать им зло, и убил Иакова, брата Иоаннова, мечом.
Остается только Иоанн, сын Зеведея, к тому же он является единственным апостолом, по поводу которого нигде в повсеместно принятой традиции не говорится о мученической смерти. Напротив, в одной легенде предполагается, что он дожил до возраста в девяносто или более лет.
Согласно этой легенде, Иоанн в более позднем периоде своей жизни занимался миссионерской деятельностью в Эфесе, городе на побережье Малой Азии. Во время царствования Домициана (81–96), когда христиане подвергались преследованию, он удалился в целях безопасности на остров Патмос, который находится примерно в 50 милях к юго-западу от Эфеса. После смерти Домициана он возвратился в Эфес и умер там во время Царствования Траяна (98—117).
Если это — действительные факты и если ему было двадцать лет во время распятия Иисуса на кресте, то сын Зеведея Иоанн родился в 9 г., и ему было бы девяносто один год в 100 г., когда могло быть написано четвертое Евангелие. Это большой возраст, но, разумеется, вполне достижимый.
Еще одним аргументом в пользу этой теории является то, что в четвертом Евангелии Иоанн ни разу не упоминается по имени, так что нет никакой возможности отличить его от любимого ученика. Наибольшая вероятность упоминания возникает в тот момент, когда некоторые из учеников перечисляются среди тех, кто однажды увидел воскресшего Иисуса:
Ин., 21: 2. …были вместе Симон Петр, и Фома, называемый Близнец, и Нафанаил из Каны Галилейской, и сыновья Зеведеевы, и двое других из учеников Его.
Но и в этом месте нет никакого упоминания о любимом ученике.
Таким образом, нет никаких явных несообразностей в том предположении, что любимым учеником был сын Зеведея Иоанн. И действительно, прочной традицией ранней церкви было то, что этот Иоанн является автором четвертого Евангелия. С 200 г. эта традиция стала общепринятой, а ее истоки можно найти еще у Иустина.
Его свидетельство считается особенно ценным, так как он претендовал на то, что знал Поликарпа, христианского епископа Малой Азии, который жил примерно с 70-го по 155 г. и который, в свою очередь, как предполагалось, был учеником самого Иоанна.
В наше время существуют теории, согласно которым Иоанн, которого Иустин упоминает как автора четвертого Евангелия, был несколько иным Иоанном, не сыном Зеведея, но этот вопрос невозможно разрешить до полного удовлетворения всех точек зрения. Мы можем просто сказать, что христианская традиция делает сына Зеведея Иоанна автором четвертого Евангелия и нет какого-нибудь очевидного и простого способа опровергнуть эту традицию. Поэтому четвертое Евангелие называется Евангелием от Иоанна.
Слово
Евангелие от Марка начинается с крещения Иисуса Иоанном Крестителем как того момента, когда в Иисуса вошел Дух Святой. Матфей и Лука начинают с рождения Иисуса, выбрав этот момент в таком же качестве.
Иоанн идет еще далее вспять. В то время как в синоптических Евангелиях Иисус выглядит прежде всего как человек (хотя он также и Мессия), то у Иоанна Иисус показан гораздо более возвышенным образом, как явно божественная личность для всех, кроме отъявленных негодяев. И, подчеркивая этот момент, Иоанн начинает свое Евангелие с хвалебного гимна «Слову» (или, по-гречески, «Логосу»), которое возвращает нас к самому началу времен.
Ин., 1:1 В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
Использование термина «Слово» с прописной буквы, как обозначающего некий аспект Бога, не обнаруживается более нигде в Ветхом Завете или, в этом отношении, нигде в Новом Завете, кроме Евангелия от Иоанна и пары других книг, приписываемых этому же автору. Термин «Логос» можно обнаружить, однако, в сочинениях греческих философов, и там оно используется примерно в том же смысле, как и у Иоанна.
Истоки этого термина восходят к VI в. до н. э., к тому времени, когда царство Иуды подходило к концу, а иудеев уводили в вавилонский плен. В том веке в среде некоторых ученых западного побережья Малой Азии возник новый взгляд на вселенную.
Первым из них был Фалес из Милета, который родился примерно в 640 г. до н. э. (когда завершалось длинное царствование Манассии в Иудее). Считается, что он первым изобрел методы абстрактной геометрии, изучал электрические и магнитные явления, привнес вавилонскую астрономию в греческую науку и предположил, что вода является фундаментальным материалом вселенной.
