Ни Салмана, ни Бет-Арбел, конечно, невозможно идентифицировать, и также невозможно точно определить это событие. Некоторые предполагают, что Салман — это царь Моава, современник Осии (один такой упомянут как Салману в ассирийской надписи), и какая-то локальная победа в Трансиордании, которую он завоевал как раз перед временем высказывания пророка.

Другая возможность состоит в том, что этот стих относится к Салманасару V, который вступил на трон после Тиглатпаласара III в 727 г. до н. э. В этом случае Осия мог говорить о том, как Салманасар совершает поход в Самарию, чтобы осадить ее, и ссылаться на одержанные им по пути победы. Именно эта осада привела к падению Самарии и разрушению Израиля, несмотря даже на то, что Салманасар V не дожил до этого времени, чтобы увидеть результаты.

Однако, как это обычно для пророков, за непосредственным разрушением Осия прозревает идеальное будущее:

Это звучит так, как если бы это было произнесено после того, как Саргон увел израильтян в плен. Упоминание о самом Давиде, а не о его потомке может быть просто символическим, но это может также отражать древнее представление иудеев, которое предшествовало развитию мессианского представления.

Это — притягательная идея, ибо народ, который пережил в своем прошлом великие времена (или воображает, что переживает), иногда мечтает о том, что некий могущественный царь, который возвеличивается в традиции, в действительности не умер. Так, король Артур спит в Авалоне, в ожидании того, чтобы однажды вернуться, когда его страна действительно станет нуждаться в нем. Точно так же германский император XII в. Фредерик Барбаросса спит под горой Киффхаузер в ожидании зова своей страны.

В таком случае, возможно, этот стих является размышлением о том времени, когда иудеи ожидают возвращения самого Давида.

Конечно, странно, что об этом говорит северянин. Северное Царство нелегко подчинилось Давиду и Соломону в лучшее из времен и немедленно восстало против иудейской династии после смерти Соломона, впоследствии не проявляя никаких признаков страстного желания вернуться к первоначальной зависимости. Мечтал ли Осия о возвращении Давида, или этот стих был, возможно, поздним добавлением какого-нибудь иудейского редактора?

Иоиль * День Господень * Долина Иосафата

Иоиль («Яхве — Бог») — первый из одиннадцати малых пророков Иудеи. Собрание его высказываний не имеет никакой даты, но начинается просто следующим образом:

Поскольку в книге нет никакого упоминания об ассирийской или вавилонской угрозах, то, по-видимому, Иоиль либо говорил до того, как они стали очевидными, либо после того, как они уже прошли. Другими словами, эта книга должна датироваться или до 750 г. до н. э., или после 500 г. до н. э.

В то время, когда устанавливался еврейский канон, Книга пророка Иоиля была помещена в самом начале группы малых пророков.

Однако то, что Иоиль пророчествовал еще до плена, представляется маловероятным, и современные комментаторы как раз уверены, что книга была написана после возвращения из плена. В конце концов, нет никаких упоминаний о царях или идолопоклонстве, которые были столь на слуху в течение существования царства. С другой стороны, есть упоминание о высылке и рассеивании иудеев, которое последовало за разрушением Иерусалима:

Иудея во время Иоиля

Есть даже упоминание о греках, которые не попадали в еврейский кругозор до тех пор, пока не наступил персидский период;

Здесь, несомненно, упоминание о прибыльной работорговле, которую финикийцы вели в древние времена. Вследствии этого Книга пророка Иоиля обычно датируется примерно 400 г. до н. э.

Иоиль начинает с описания нашествия саранчи, а затем переходит к утверждению, что это бедствие символизирует намного более ужасное событие, которое поразит мир во много раз страшнее нашествия саранчи:

День Господень, на который Иоиль ссылается, конечно, апокалиптический конечный расчет, в который тираны, угнетающие иудеев, будут наказаны, в то время как сами иудеи получат воздаяние в виде идеального государства и вечной безопасности.

Поскольку день Господень рассматривается как тот день, в который происходит суд над народами, то он станет называться Страшным судом.

От лица Бога Иоиль описывает события Страшного суда:

Бог изображается не как заступник и адвокат, а скорее как представитель обвинения и судья. Исправленный стандартный перевод делает это еще более ясным, переводя эту часть стиха как «я вступлю в суд с ними за мой народ».

Никто не смог определенно идентифицировать долину И оса-фата, и, возможно, это не реальное место. Слово «Иосафат» означает «Яхве судит», и, возможно, этот стих относится не к царю Иосафату Иудейскому, а должен переводиться как «и приведу их в долину суда Господня».

Иоиль описывает суд как вовлекающий народы в целом, а наказание — как соответствующее преступлению:

Постепенно это понятие суда над народами все более удалялось от первоначальной сути и стало понятием конкретного и личного суда. Это выразилось, например, в конечном стихе Книги Екклесиаста, позднем добавлении к книге, которая сама была написана после плена:

Понятие индивидуального суда подразумевается также в поздней Книге пророка Даниила:

Амос * Ремфан * Амасия

Третий из двенадцати малых пророков — Амос, и, по-видимому, он был фактически самым старшим (хронологически) в этой группе. Действительно, он был первым примером нового явления в истории иудаизма — вдохновенным провидцем, чьи слова сохранились в письменной форме.

Амос и те, кто последовали за ним, обычно называются пророками, но есть множество различий между новым поколением и старыми группами пророков во главе с такими людьми, как Самуил и Елисей. Последний был экстатиком, который, как считалось, в своих порывах был мистически близок к Богу. С другой стороны, Амос был «одиноким волком», который не нуждался в порывах или приступах, но говорил на простом языке о том, что считал важным. Действительно, когда его спросили, пророк ли он (в прежнем смысле), он отрицал: