Эй, погодите-ка!
Эдвард оказался не просто смуглым — он был чернокожим. Да уж, аллилуйя, Дейзи!
Повернувшись к сестре, я увидела на ее лице нахальную улыбку.
— Ладно, это не так уж важно, — проговорила я. — Но поверить не могу, что ты мне ничего не сказала!
Дейзи расхохоталась.
— Понимаю, понимаю, — поспешно начала она. — Я знала, что ты не будешь переживать из-за этого, просто не хотела, чтобы мама узнала прежде, чем познакомится с ним.
— И что она сказала? Расскажи мне все!
Мама вовсе не расистка, просто в Нью-Ханаане живет не так много черных.
— Ну, когда я их представила друг другу, она уставилась на него, открыв рот, но я дала ей пинка, и она сразу пришла в себя.
— Дейзи, я серьезно!
— Ну ладно, пинка я ей не давала, но она действительно сначала пялилась на него.
— И?
— Честно говоря… она нормально это восприняла. Понимаешь, я взрослый человек, он тоже взрослый человек… Но с другой стороны, Пэтси…
Пока Дейзи говорила, я рассматривала Пэтси — нашу стервозную, лишенную чувства юмора и сексуальности соседку — и видела, как хмуро она косится на Эдварда. Пэтси никогда не любила нас с Дейзи, поэтому ее откровенная неприязнь к Эдварду, наверное, объяснялась в первую очередь тем, что он сделал одну из нас счастливой.
Повернувшись обратно к сестре, я продолжала слушать, вновь и вновь, как безумно она влюблена, как вдруг мне пришло в голову, что она, возможно, сумеет пролить свет на один из самых распространенных мифов.
— Слушай, так это правда, о чем все говорят? — робко поинтересовалась я, когда она наконец выдохлась.
— Правда насчет чего? — озадаченно посмотрела на меня Дейзи.
Я думала, не придется объяснять, что я имела в виду, но, похоже, сестра не поняла.
— Ну, про его… ты понимаешь. Он большой?
Щеки Дейзи вспыхнули.
— Делайла! Как ты можешь спрашивать о подобных вещах! — Она поспешно обернулась, проверяя, не услышал ли кто моего вопроса.
— Ну извини. — Я попыталась оправдать собственное любопытство. — Но, если, зная тебя всего месяц, он понял, что хочет провести с тобой всю оставшуюся жизнь, полагаю, ты все правильно делаешь.
— К твоему сведению, — фыркнула Дейзи, — мы решили подождать, не спать вместе до свадьбы.
Расправив плечи, она постаралась казаться еще выше.
— Подождать? Но за каким чертом это нужно?
Определенно мне эта концепция абсолютно чужда.
— Потому что для секса у нас будет еще целая жизнь, вот. К чему спешить?
Должна признать, подобное поведение сестры не укладывалось в мое прежнее представление о ней. У Дейзи гораздо больше поклонников, чем у меня — гораздо больше, — и я не хочу сказать, что она легкомысленна, но только ханжа стала бы хранить свою девственность для жениха. Я решила докопаться до истины… иным путем.
— Слушай, а ты читала результаты исследования сексуальности в «Пост» несколько месяцев назад?
— Нет, — помотала головой Дейзи. — А что за исследование?
— Очень интересное. Оказывается, в среднем человек имеет первый сексуальный контакт в семнадцать лет.
Дейзи подумала минутку, затем кивнула:
— Похоже на правду.
— И в среднем в течение жизни у человека бывает десять с половиной сексуальных партнеров.
— Десять с половиной? — Дейзи наморщила нос.
— Ага… это уже не похоже на правду, верно?
— Совершенно не похоже!
Мне тут же полегчало. Может, результаты исследования ошибочны. Может, девятнадцать партнеров — не так уж плохо, и я беспокоюсь из-за ерунды. Но с другой стороны, если Дейзи считает, что десять с половиной — это слишком много, тогда мои дела гораздо хуже, чем я предполагала.
— Погоди… Что ты имеешь в виду? — решила уточнить я.
— Я имею в виду, что только настоящая шлюха может переспать с таким множеством мужиков.
— Настоящая шлюха?
О нет! О нет, о нет, о нет!
Мне стало дурно.
— Вот именно. Знаешь, между нами, — прошептала она, — я спала с четырьмя парнями.
С четырьмя парнями?
Пресвятая Богородица!!!
Прежде чем я успела спросить Дейзи, не шутит ли она (о, кого я пытаюсь обмануть? — Конечно, нет), нас прервал хриплый голос:
— Делайла… ты не перезвонила… заставила меня волноваться!
Мамочка. Я нехотя обернулась и встретила ее жалостливый взгляд. Идеально выкрашенные и уложенные волосы, голова чуть склонена.
— Мама! — воскликнула я, повышая голос на октаву, дабы изобразить восторг от встречи с нею. — Как ты?
— Обо мне не беспокойся, — ответила она, разглаживая складки на моей блузке. — Как ты? Как твои дела?
— Я…
— Иди-ка, — не дала она мне закончить. — Иди к мамочке.
Когда мама обняла, она стиснула меня так сильно, что дышать стало практически невозможно. Безуспешно пытаясь высвободиться, я жадно хватала ртом воздух, пока она покачивалась со мной вперед-назад. Мамочка не произнесла ни слова, но я достаточно хорошо ее знаю, чтобы расслышать внутренний монолог. Понимаете, в ее мире, если женщине тридцать и она одинока, это означает, что она лесбиянка или неудачница. До моего тридцатого дня рождения осталось всего три месяца, и она пыталась понять, в чем дело и, что гораздо важнее, как объяснить ситуацию подругам.
«Что такое с Делайлой? Почему у нее нет мужчины? Она лесбиянка? Нет, нет, она не лесбиянка, не может быть. Хотя в юности ей действительно ужасно нравилась Джоан Джетт. И готова поклясться, как-то раз я застала ее за прослушиванием Мелиссы Этеридж. От всей души надеюсь, что ее сегодня не уволили, потому что в противном случае мое прежнее объяснение ее одиночества — слишком много работает — больше не действует, и значит, все мои друзья решат, что она одинока, потому что лесбиянка. Не то чтобы я не любила лесбиянок, отнюдь. Лесбиянки забавные. Посмотрите на Эллен де Генерес. Они вполне могут добиться успеха, или — на Хилари Клинтон. Уупс, она не лесбиянка…»
Да уж, праздник сострадания официально открыт.
— Дорогая, — нарушила она наконец молчание, — ты сегодня потеряла работу?
Она разговаривала со мной как с собакой.
— Потеряла работу? — озадаченно встряла Дейзи. — Почему это она должна потерять работу?
— Дейзи, дорогая, смотри хоть иногда новости, хорошо? — заявила мама, в конце концов (слава Богу) ослабляя свою хватку. — Сегодня в «ЭСД» были массовые увольнения.
— Увольнения? — изумленно воскликнула Дейзи. Пристально глядя мне в глаза, она ударила меня по руке. Сильно.
— Ой! — взвизгнула я.
— Ничего не «ой»! — отозвалась Дейзи. — Почему ты мне не рассказала?
— Не знаю, — пробормотала я. — Я не…
Я внезапно обнаружила, что мы не одни, замолчала и оглянулась. Как я и подозревала, все мамины приятели собрались вокруг в ожидании моих комментариев. Я уже говорила, Элизабет — икона, тем волнительнее услышать сенсационные новости от ее действующего сотрудника. Взгляд огромных совиных глаз (результат слишком усердной работы пластических хирургов) устремился на меня. Огромные черные зрачки (результат слишком больших доз викодина) вызывали нервную дрожь. Я чувствовала себя словно в одном из эпизодов «Сумеречной зоны» или «Ребенка Розмари». Я не знала, что делать, не знала, что сказать, поэтому… соврала.
— Я тебе не рассказала, потому что вовсе не потеряла работу.
Мама издала шумный вздох облегчения.
— Благодарение Господу! — воскликнула она. — Когда в новостях сообщили, что уволили почти двадцать пять процентов персонала, я подумала, что ты наверняка среди них!
— Спасибо за доверие, мамочка, — пробурчала я.
Не обращая на меня внимания, она обернулась к своим друзьям.
— Все слышали? — ликующе заявила мама. — Она сказала, что не потеряла работу!
Когда приятели принялись поздравлять ее, я повернулась к Дейзи и картинно закатила глаза.
— Брось. — Сестра обняла меня за плечи. — Пойдем, познакомишься с Эдвардом.
Проболтав с Эдвардом весь следующий час (и, кстати, это было великолепно), я заметила официанта с мамиными знаменитыми шоколадными конфетами и, извинившись, отправилась на кухню, к их источнику. С тех пор как я начала употреблять шоколад в качестве лекарства, у меня выработалась привычка, и одной штучки будет наверняка мало. Я прихватила целую пригоршню и отправилась наверх, чтобы съесть их в одиночестве в своей прежней спальне. По пути туда я встретила Пэтси. Смерив взглядом кучку конфет у меня в руках, та с отвращением покачала головой. Несколько смутившись, я решила все же не обращать внимания и пошла своей дорогой.
