Май(?) 1937 *** С примесью ворона – голуби, Завороненные волосы. Здравствуй, моя нежнолобая, Дай мне сказать тебе с голоса, Как я люблю твои волосы Душные, черноголу'бые. В губы горячие вложено Все, чем Москва омоложена, Чем молодая расширена, Чем мировая встревожена, Грозная утихомирена. Тени лица восхитительны - Синие, черные, белые. И на груди – удивительны Эти две родинки смелые. В пальцах тепло не мгновенное, Сила лежит фортепьянная, Сила приказа желанная Биться за дело нетленное... Мчится, летит, с нами едучи, Сам ноготок зацелованный, Мчится, о будущем знаючи, Сам ноготок холодающий Славная вся, безусловная, Здравствуй, моя оживленная Ночь в рукавах и просторное Круглое горло упорное. Слава моя чернобровая, Бровью вяжи меня вязкою, К жизни и смерти готовая, Произносящая ласково Сталина имя громовое С клятвенной нежностью, с ласкою. Начало июня 1937
*** Пароходик с петухами По' небу плывет, И подвода с битюгами Никуда нейдет. И звенит будильник сонный - Хочешь, повтори: – Полторы воздушных тонны, Тонны полторы... И, паяльных звуков море В перебои взяв, Москва слышит, Москва смотрит, Зорко смотрит в явь. Только на крапивах пыльных - Вот чего боюсь - Не изволил бы в напильник Шею выжать гусь. 3 июля 1937 Стансы Необходимо сердцу биться: Входить в поля, врастать в леса. Вот «Правды» первая страница, Вот с приговором полоса. Дорога к Сталину – не сказка, Но только – жизнь без укоризн: Футбол – для молодого баска, Мадрида пламенная жизнь. Москва повторится в Париже, Дозреют новые плоды, Но я скажу о том, что ближе, Нужнее хлеба и воды,- О том, как вырвалось однажды: – Я не отдам его! – и с ним, С тобой, дитя высокой жажды, И мы его обороним: Непобедимого, прямого, С могучим смехом в грозный час, Находкой выхода прямого Ошеломляющего нас. И ты прорвешься, может статься, Сквозь чащу прозвищ и имен И будешь сталинкою зваться У самых будущих времен... Но это ощущенье сдвига, Происходящего в веках, И эта сталинская книга В горячих солнечных руках – Да, мне понятно превосходство И сила женщины – ее Сознанье, нежность и сиротство К событьям рвутся – в бытие. Она и шутит величаво, И говорит, прощая боль, И голубая нитка славы В ее волос пробралась смоль. И материнская забота Ее понятна мне – о том, Чтоб ладилась моя работа И крепла – на борьбу с врагом. 4 – 5 июля 1937, Савелово *** Музыка твоих шагов В тишине лесных снегов, И, как медленная тень, Ты сошла в морозный день. Глубока, как ночь, зима, Снег висит как бахрома. Ворон на своем суку Много видел на веку. А встающая волна Набегающего сна Вдохновенно разобьет Молодой и тонкий лед, Тонкий лед моей души - Созревающий в тиши. <1909?> *** Необходимость или разум Повелевает на земле - Но человек чертит алмазом Как на податливом стекле: Оркестр торжественный настройте, Стихии верные рабы, Шумите листья, ветры пойте - Я не хочу моей судьбы. И необузданным пэанам Храм уступают мудрецы, Когда неистовым тимпаном Играют пьяные жрецы. И, как ее ни называйте И, для гаданий и волшбы, Ее лица ни покрывайте - Я не хочу моей судьбы. <Не позднее июня 1910> *** Дождик ласковый, мелкий и тонкий, Осторожный, колючий, слепой, Капли строгие скупы и звонки, И отточен их звук тишиной. То – так счастливы счастием скромным, Что упасть на стекло удалось; То, как будто подхвачены темным Ветром, струи уносятся вкось. Тайный ропот, мольба о прощеньи: Я люблю непонятный язык! И сольются в одном ощущеньи Вся жестокость, вся кротость на миг. В цепких лапах у царственной скуки Сердце сжалось, как маленький мяч: Полон музыки, Музы и муки Жизни тающей сладостный плач! |
