15 – 16 января 1937 *** В лицо морозу я гляжу один: Он – никуда, я – ниоткуда, И все утюжится, плоится без морщин Равнины дышащее чудо. А солнце щурится в крахмальной нищете - Его прищур спокоен и утешен... Десятизначные леса – почти что те... И снег хрустит в глазах, как чистый хлеб, безгрешен. 16 января 1937
*** О, этот медленный, одышливый простор! - Я им пресыщен до отказа,- И отдышавшийся распахнут кругозор - Повязку бы на оба глаза! Уж лучше б вынес я песка слоистый нрав На берегах зубчатой Камы: Я б удержал ее застенчивый рукав, Ее круги, края и ямы. Я б с ней сработался – на век, на миг один - Стремнин осадистых завистник,- Я б слушал под корой текучих древесин Ход кольцеванья волокнистый... 16 января 1937 *** Что делать нам с убитостью равнин, С протяжным голодом их чуда? Ведь то, что мы открытостью в них мним, Мы сами видим, засыпая, зрим, И все растет вопрос: куда они, откуда И не ползет ли медленно по ним Тот, о котором мы во сне кричим,- Народов будущих Иуда? 16 января 1937 *** Не сравнивай: живущий несравним. С каким-то ласковым испугом Я соглашался с равенством равнин, И неба круг мне был недугом. Я обращался к воздуху-слуге, Ждал от него услуги или вести, И собирался плыть, и плавал по дуге Неначинающихся путешествий. Где больше неба мне – там я бродить готов, И ясная тоска меня не отпускает От молодых еще воронежских холмов К всечеловеческим, яснеющим в Тоскане. 18 января 1937 *** Я нынче в паутине световой - Черноволосой, светло-русой,- Народу нужен свет и воздух голубой, И нужен хлеб и снег Эльбруса. И не с кем посоветоваться мне, А сам найду его едва ли: Таких прозрачных, плачущих камней Нет ни в Крыму, ни на Урале. Народу нужен стих таинственно-родной, Чтоб от него он вечно просыпался И льнянокудрою, каштановой волной - Его звучаньем – умывался. 19 января 1937 *** Где связанный и пригвожденный стон? Где Прометей – скалы подспорье и пособье? А коршун где – и желтоглазый гон Его когтей, летящих исподлобья? Тому не быть: трагедий не вернуть, Но эти наступающие губы - Но эти губы вводят прямо в суть Эсхила-грузчика, Софокла-лесоруба. Он эхо и привет, он веха, нет – лемех. Воздушно-каменный театр времен растущих Встал на ноги, и все хотят увидеть всех - Рожденных, гибельных и смерти не имущих. 19 января – 4 февраля 1937 *** Как землю где-нибудь небесный камень будит, Упал опальный стих, не знающий отца. Неумолимое – находка для творца - Не может быть другим, никто его не судит. 20 января 1937 *** Слышу, слышу ранний лед, Шелестящий под мостами, Вспоминаю, как плывет Светлый хмель над головами. С черствых лестниц, с площадей С угловатыми дворцами Круг Флоренции своей Алигьери пел мощней Утомленными губами. Так гранит зернистый тот Тень моя грызет очами, Видит ночью ряд колод, Днем казавшихся домами. Или тень баклуши бьет И позевывает с вами, Иль шумит среди людей, Греясь их вином и небом, И несладким кормит хлебом Неотвязных лебедей. 21 – 22 января 1937 *** Люблю морозное дыханье И пара зимнего признанье: Я – это я, явь – это явь... И мальчик, красный как фонарик, Своих салазок государик И заправила, мчится вплавь. И я – в размолвке с миром, с волей - Заразе саночек мирволю - В сребристых скобках, в бахромах,- И век бы падал векши легче, И легче векши к мягкой речке - Полнеба в валенках, в ногах... 24 января 1937 *** Средь народного шума и спеха, На вокзалах и пристанях Смотрит века могучая веха И бровей начинается взмах. Я узнал, он узнал, ты узнала, А потом куда хочешь влеки - В говорливые дебри вокзала, В ожиданья у мощной реки. Далеко теперь та стоянка, Тот с водой кипяченой бак, На цепочке кружка-жестянка И глаза застилавший мрак. Шла пермяцкого говора сила, Пассажирская шла борьба, И ласкала меня и сверлила Со стены этих глаз журьба. Много скрыто дел предстоящих В наших летчиках и жнецах, И в товарищах реках и чащах, И в товарищах городах... Не припомнить того, что было: Губки жарки, слова черствы - Занавеску белую било, Несся шум железной листвы. А на деле-то было тихо, Только шел пароход по реке, Да за кедром цвела гречиха, Рыба шла на речном говорке. И к нему, в его сердцевину Я без пропуска в Кремль вошел, Разорвав расстояний холстину, Головою повинной тяжел... |