— Что происходит? — Кто-то закричал, и это было уже не рычание волка, а более высокого тона, почти мелодичный, звук. Голос.

Он посмотрел вниз и увидел окровавленные руки, покрыты мозолями, и синяки.

— Я думаю… — сказал он осторожно, находя это странным слышать свои мысли, произнесенные вслух в первый раз, — я думаю, что мы стали людьми.

Миру — конец. Мир в огне. Он никогда не видел ничего столь яркого. Это было солнце. Его глаза болели от блеска. Его мучали холод и жар одновременно, озноб и потливость, и он понял, что он голый. Все они голые. Они — четыре мальчика на обочине дороги, дрожащие от холода и ломящиеся от тепла.

Как они оказались здесь? Он вспомнил портал, посадку леса, понимая, что они каким-то образом переместились в человеческую форму. Они были потрясены и исчерпаны, но это не имеет значения, они просто должны выяснить, как действовать в этом новом мире. Потому что собаки были на хвосте. Их ошейников больше нет, собаки могут найти их только по запаху. Он надеялся, что у них было время. Время, чтобы привыкнуть к этому новому миру, время, чтобы убежать и спрятаться, время, чтобы спланировать освобождение других.

— Здесь.

Он поднял голову и увидел Талу, стоящую над ним. В отличие от них, она была одета в какой-то черно — красный клетчатоый костюм, материал, которого выглядел теплым. Одежда на ней была огромной, её небольшие размеры тонули в ней. Она протянула ему аналогичную пару.

— Пижамы, — сказала она. — Это то, что они одевают для сна.

Она говорила человеческим языком, и он мог её понимать.

Тала положила одеяло на плечи Maка. Maк был самым младшим из братьев, неуверенный в себе и боящийся всего. Тала, казалось, назначила себя его охранником, и Лоусон был благодарен ей за это.

— Там есть еще.

Он, Эдон, Рейф, Тала и Мак, всё, что осталось от их стаи, пошли к небольшому трейлеру. Тала уже сломала замок на двери. Они порылись в ящиках в небольшой потрепанном отсеке, который был еще более потёртым, чем их логово. Так это была земля, подумал он. И вот они, крадут у людей, которые были не в лучшем положении, чем они. Одежды были неподходящими, но покрыли их. Он посмотрел в зеркало и был потрясен, увидев свое отражение человека.

Среди волков ходили легенды, что проклятие Люцифера превратило их в животных. Лоусон увидел свои темно — каштановые волосы, карие глаза, тощую фигуру. Это было то, за что он боролся: новая жизнь, новое начало, и он понял, что хочет новое имя, чтобы пойти с ним. Старого не будет. Не в этом новом мире. Но что? Он нашел синюю куртку на соседнем стуле и надел её, благодарный, что она была теплой.

— Лоусон, — сказал Мак, указывая на белые метки на лацкане. — Твоё имя, — пошутил Maк. — И моё имя Малкольм.

Лоусон. Ему оно подходит. Он мог жить с ним. Это звучало совершенно по-новому для его ушей, и он полюбил это.

— Это я, — сказал Лоусон. — С сегодняшнего дня.

Maк кивнул.

Лоусон посмотрел на своих братьев. Рейф был большой и неповоротливый, Maк или Малькольм, как он хотел, чтобы его теперь называли, был слишком тощий; Эдон, из всех, выглядели почти нормально, красивый с яркими золотистыми волосами, черты его лица почти как у мастеров, но без пугающих шрамов.

— Ты хорошо выглядишь, — сказал ему Лоусон. — Но остальные… — Он усмехнулся. Эдон не смотрел на него, не улыбался, не отвечал.

Они оставили Ахрамин, и Лоусон думал, что Эдон никогда не простит ему это. Но у него не было времени, чтобы волноваться об этом; теперь они должны были выяснить, что делать теперь, здесь, когда они оказались свободны. Его желудок издал низкий, почти булькающий звук, и он понял, никто из них не ел, по крайней мере, день.

— Мы должны найти пищу, — сказал он.

— Там в холодильнике на кухне, — сказала Тала. Она была стройной и небольшой, тихой и красивой, но её голубые глаза были такими же, как и прежде, добрыми и нежными.

— Откуда ты знаешь так много? — Спросил он её.

Она знала. Она знала, как всё здесь происходило.

— Мастер Квинтус читал мне иногда книги из этого мира. Я была его любимым домашним животным. — Она пожала плечами. Они взяли ровно столько, сколько им нужно: буханку хлеба, банку чего — то зеленого «маринованные», как Тала назвала это.

Он не хотел, брать больше, красть у тех, кто имел так мало, но он еще не знал, как они будут жить дальше. И они должны были выжить. Так что, когда — нибудь, они могут вернуться и спасти остальных волков. Когда — нибудь все будут свободны. Лоусон думал о портале, который остался открытым для других. Маррок не придет, пока Ромулюс не будет твердо уверен, что они не смогли покинуть подземный мир без необходимых устройств. Лоусон надеялся, что его друг знает, что делает.

После первой земной недели, они узнали, что спать в парках легче, чем в лесах. Они убирали мусор из мусорных баков. Воровали бумажники из задних карманов или кошельков. Воровали у тех, кто, казалось, мог себе позволить нечто большее, люди в блестящей красивой одежде, костюмах — тройках и хороших платьях.

Они узнали место, где теперь находились: Хантинг Велли, штат Огайо. И приспособились к солнцу, шуму, ночному холоду, дневному теплу. И эти земные условия были ужасны, как ад, преисподняя была просто темной версией мира над всем этим. Он был разочарован из — за этого, он надеялся на большее. Тала дразнила его, говорила ему, что это не рай, чудеса Элизия не были предназначены для таких, как они. Они и так достаточно удачливы в том, что перешли в этот мир. Он не должен получать столько амбиций, причем внезапно.

Как Тале, Maку, казалось, было лучше видно, что они получили сами. В аду, он открыл секретную библиотеку учителей, и приучил себя читать книги, описывающие то, чего у них не было там: искусство, музыка, поэзия.

— Там красота, — сказал он им. — Мы просто должны её найти.

Но Лоусон не знал, будут ли они когда — нибудь искать её. Они едва проживали день. Не было никакого знака от адских псов, что давало ему немного комфорта. Если он и его волкам удалось пересечь Врата Ада, тогда это было разумно ожидать, что собаки могли бы сделать то же самое. Существовало также упорное нежелание Эдона. Он стал немым, сломанным, и Лоусон начал проявлять нетерпение.

— Мы вернемся за ней, — говорил он брату снова и снова. — Мы не оставим её там.

Слава Богу, Рейф помог ему с этим, Рейф был особенно сильным, как волк, и как человек он был большой, плотный. Он часто сгибал бицепс.

— Не удается поддерживать тело без пищи, — сказал он, тыкая Эдона в живот, и щипая его за руку. Сначала Эдон не говорил ни слова, но потом, он схватил бутерброд из рук Рейфа, и с тех пор он был с ними.

— Я знал, что получится, в конце концов, — признался Рэйф Лоусону. — Он никогда не мог устоять, когда я дразнил его.

— Ну, продолжай, — сказал Лоусон. — Ему придется заговорить.

— Дайте ему время, — сказала Тала. — Он прошел через многое.

— Мы все, — напомнил ей Лоусон. — А ведь еще так много предстоит сделать.

— Будьте нежны с ним, — сказала Тала, и её глаза показали печаль. Лоусон почти забыл, что она и Ахрамин были сёстрами, не только по духу, или потому, что они были из одной берлоги, а потому, что они были от одной матери.

— Она была жесткой, и она не так уж много времени находила для кого — то слабого, как я, но я любила её. Я скучаю по ней. Я хочу, чтобы она была здесь с нами.

— Мы всё сделаем, — сказал он.

— Она придет, в конце концов, — сказала Тала, положив руку ему на плечо.

Лоусон надеялся на это. Он чувствовал себя виноватым, достаточно, оставив там Ахрамин. С каждым днём ​​Эдон становился всё более молчалив, он чувствовал себя хуже. Но он должен был беспокоиться о братьях; у него не было времени, чтобы сосредотачиваться на отдельных проблемах.

В тот же день он собрал их вместе, чтобы выработать стратегию.

— Мы должны начать думать о будущем. Мы не можем продолжать жить так, воруя, и неизвестно где спать. Все молчали, потом прозвучал удивительный колючий ответ, низкий голос, похожий на знакомое рычание.