– Примите, на борту КЭ, безопасность гарантируем.

– Боковая 18 м/сек., принять не могу, – отвечает милый женский голос.

Запасных нет. Владивосток должен закрыться по прогнозу туманом. «Успеем, не успеем», – гадаем мы и «успеваем». Туман закрывает Владивосток. На маршруте видимость только под собой, а радиостанции Китая усиленно тянут к себе, забивая наши частоты.

– У нас нет ночного минимума для АН-2, садиться будете в Кневичах. Бывали там? – спрашивает РП.

– Полоса рядом с вашей, частоты знаем, – отвечаю службе движения.

Долго топали до Владивостока. Ночь давно опустилась на землю и розовый закат погас на горизонте, а мы все болтались над тайгой. Вдруг слышим запрос по УКВ:

– 1914, осветите себя фарами, вам встречный ЯК-40 в наборе высоты. По локатору вас не вижу!

Щелкаю тумблеры. Два луча, словно рога у быка, упираются в нижний край облаков. Длинный луч ЯК-40 проходит левее нас.

– Все нормально, с ЯКом расходимся, – докладываю и выключаю свои фары, чтоб не позориться. На химовском варианте ночью никто не собирался летать и куда светят фары никто не проверял, и я тоже. В кабине приборы не светятся и разбросаны как попало. Полет усложнен до предела, но командир Саша Дорохов пилотирует спокойно. Второй пилот Петр Войцеховский подсвечивает кабину спичками, вот уж нарочно не придумаешь!

Заход произвели по системе ОСП в облаках и полнейшей темноте как за бортом, так и в кабине. После пролета БПРМ под нами появились расплывчатые пятна огней приближения. Полосы не видно. К земле приближаться не спешим. Выдерживаем курс по обратным показаниям АРК. Метров с 15 появились три огонька ВПП, а дальше ничего не видно. Вскоре блеснул посадочный знак «Т». Колеса мягко коснулись бетонки. Все. Полет окончен. Впереди буря скандала и разбирательств, но мы спокойны: самолет цел, экипаж жив, груз доставлен. Нас ожидает понижение в должности и увлекательное путешествие в город Ростов для подтверждения классности.

В день нарушения, седьмого мая 1980 года, наш полет составил 9 часов 50 минут, из них час ночью, в облаках, в горной местности и посадка в тумане на незнакомом аэродроме. Мы не нервничали, не суетились, не думали о последствиях, а довели дело до логического конца и после продолжали летать, получив небольшую моральную встряску. Если же экипаж думает не о полете, а о последствиях, начинается серия ошибок, спешка, и, в конечном итоге, плачевный результат.

Тому пример катастрофа ИЛ-62 в Гаванне. Полет в тумане ниже глиссады, столкновение с высоковольтной линией. Падение, разрушение техники, гибель людей.

Заход на посадку в аэропорту Иваново 27 августа 1992 года ночью в осадках и облаках самолета ТУ-134 командира Б. II. Груздева и второго пилота В. Ю. Груздева, штурмана Коновалова. Нарушение схемы захода, спешка, снижение ниже глиссады, столкновение с деревьями и жилым домом, у которого отвалили угол. По счастливой случайности жители дома не пострадали, кроме одной женщины, выброшенной из квартиры со второго этажа в огород. Женщина отделалась легкими ушибами, а 82 пассажира, из них 21 ребенок в возрасте до 16 лет и семь членов экипажа погибли.

Вина командира налицо. Начиная нарушать установленные схемы снижения, командир заносит Дамоклов меч над своей головой и головами невинных пассажиров.

Отсюда вывод – заходя на посадку в тумане, не спеши снижаться, лучше перелет чем недолет.

Земля убивает тех, кто слишком рано к ней стремится.

– Одолели, проклятые, – жаловался Назаров, директор совхоза «Нельканский».

Идут тревожные сообщения о нападении волков на оленей. Капканы и хитроумные ловушки не помогли, олени перемалывались зубастыми стаями невидимок.

Охотоведы предложили провести учет живности огромного таежного края. До такого в Аяно-Майском районе еще никто не додумывался, вначале идея показалась бредовой.

Весь долгий зимний вечер наш экипаж просидел за расчетами маршрута полета, а наутро восемь вооруженных охотников заняли места в самолете.

Обширные мари рек Батомги и Маймакан – хорошие пастбища для лосей. «Где мясо – там и волки», – рассуждали специалисты. Наш самолет, словно Змей Горыныч, носился над марями и распадками. Животных считали скрупулезно, нанося их количество прямо на карту. Крутиться в распадках было и сложно, и утомительно. Во второй половине дня залетались настолько, что забыли, где находимся. В такой суматохе, при сплошной морозной дымке немудрено и заблудиться. Тайга она и есть тайга. Тысячи сопок и тысячи рек похожи друг на друга.

С волками первый раз мы так и не встретились. Зато на следующий, в районе реки Омня сразу же столкнулись со зловещей картиной. Восемь волков обложили одного лося. Волки были матерые, с мощными полосатыми спинами, и организованы попарно. Одна пара буквально плыла по снегу впереди лося, зарываясь мордами в снег. Две другие пары продирались по снегу с боков на расстоянии нескольких метров. Четвертая – замыкала эскорт.

Лось обреченно двигался по перепаханной тропе. От него шел пар. Охотоведы, привязавшись веревками, через двери, иллюминаторы открыли по волкам огонь из всех стволов. Серые кувыркались, скалили пасти, рысью спешили в разные стороны, зарываясь с головой в глубокий снег, спасаясь от свинцовой картечи. Мокрый от пота лось черной глыбой стоял средь белого снега, благодарно глядя на неожиданных спасителей. На следующий день в двадцати Километрах от побоища мы обнаружил бурые пятна крови, клочья шерсти, рога и кости. Около 50 километров гнали хищники обреченного лося по глубокому снегу без сна и отдыха на коварную наледь, чтобы наверняка расправиться с могучим животным, способным копытом рассечь череп не только волку, но и медведю. Мы сообщили в ближайшее стадо о месте пиршества. Пастухи пообещали заложить яд в остатки лося.

Вторая встреча с волками произошла несколькими днями позже при необычных обстоятельствах. В устье реки Северный Уй кто-то заметил оленью упряжку. Откуда она здесь и зачем? Ба, да ведь тут «работают» волки.

– Оружие к бою! – кричит второй пилот Климов охотникам.

– Садись, командир, прямо на них. Сейчас мы их перещелкаем, – потирал руки Саша Крюков.

– Чем щелкать-то? Оружие в Курун-Уряхе оставили, когда забирали больного и почту, – подсказал другой Саша – Котик.

– Да вы что, в своем уме? – возмущался Крюков.

– А ваше оружие? – обратился Саша ко мне.

– Ракетница и деревянная колотушка – весь наш арсенал, – ответил я.

Кто знал про такую стаю. Вступать в драку с озверелой сворой практически голыми руками было бы неразумно, а вернее, безрассудно.

– Влипли! – сокрушался Крюков, – целую машину теряем!

Спикировав, прижимаем волков лыжами к снегу. Звери в панике, оскалив зубы, опрокидывались на спину и отмахивались лапами от нависающих лыж. Сесть прямо на них лыжами было очень заманчиво, но здравый смысл подсказывал – нельзя. Впереди, в полусотне метров, стоит стена плотного тумана, и нам не видно, что за этой стеной скрыто.

Взмываем, делаем развороты. Крупный, худой и хромой на левую переднюю ногу волчара успел достичь берега и устроиться под свисавшую с берега сосну, вмерзшую вершиной в лед реки. Видимо, это был вожак. Высоко задрав кверху морду, он выл, сзывал стаю в безопасное место. Волки гурьбой, как попало, вздымая сыпучий снег, спешили под защиту вожака. Долго мы горевали о такой богатой и так бездарно ускользнувшей от нас добыче. Через несколько дней с Омни пришла радиограмма: «Заберите трофей!» Летим на далекое стойбище, прихватив ящик мерзлой водки (первый волк требует уважения).

Оказалось – огромный волчара пал жертвой собственной жадности, доедая отравленные барием останки загубленного лося. Мы были поражены размерами волка. Весил он почти девяносто килограммов, ширина лба больше 20 сантиметров. Шерсть, набитая густым подшерстком, свалявшимся как валенок, по длине равнялась моей ладони. Когда привезли волка в Нелькан, посмотреть диковинку сбежалось полпоселка. Директор распорядился отправить зверя в районный поселок Аян. Там тоже получилось что-то вроде выставки, но, когда узнали, что волк отравлен, отказались его принимать. Снова надо было везти мерзлый «сувенир» за двести километров в Нелькан. Звоню Александру Назарову: