Кроме того, дож Венеции Энрико Дандоло, явно намеревавшийся превратить Четвертый крестовый поход в торговую операцию, расставил в договоре несколько хитроумных ловушек для «крестоносных болванов» (выражение Маркса).
Несколько слов об этом незаурядном человеке. Этот, по меньшей мере девяностолетний, слепой от старости и ран дож — символическая фигура для Венеции. Энрико Дандоло предстает перед нами как человек с неукротимой энергией и уменьем дерзать, одаренный мудрой дальновидностью, способностью к тонкому политическому расчету и совершенной беззастенчивостью в выборе средств для достижения поставленных целей. Безусловная преданность интересам своего класса и государства сочетались в нем с редкой в те времена свободой от религиозных предрассудков, делавшей его нечувствительным к громам папской курии и равнодушным к делам веры и благочестия, если они не сочетались с серьезными мирскими интересами.
Ловушки, расставленные хитроумным дожем в договоре с крестоносцами, были следующими. Во-первых, место, куда именно венецианский флот должен был доставить крестоносцев, указано не было. Те, против кого предпринимался поход, именовались в тексте договора весьма расплывчато: «враги». И эти враги нигде не назывались хотя бы «неверными». Кстати, и после подписания договора вожди крестоносцев никак не уточняли, куда намерены отправиться: рядовым участникам похода было объявлено только, что они «отправятся за море».
Во-вторых, — и это главное, — согласно договору, участники крестового похода обязывались выплатить 85 тысяч марок независимо от того, сколько в действительности людей и грузов перевезут корабли Венеции. В договоре назывались цифры подлежащего перевозке контингента конного и пешего войска, однако отсутствовало условие, ставившее размер платы за провоз в зависимости от фактического количества крестоносцев, которые соберутся к назначенному сроку в Венеции[115].
В этом-то и заключался подвох, здесь-то Венеция и раскинула свои сети. Коварный замысел венецианского правительства состоял в том, чтобы воспользоваться финансовыми затруднениями крестоносцев (если они возникнут) и побудить рыцарское воинство устремиться к иной цели, отвечающей интересам Венеции.
Возможно, Иннокентий III догадался, каковы тайные намерения венецианцев, возможно, он видел план Дандоло насквозь и прекрасно понимал, что дож пытается использовать крестоносцев в интересах Венеции. Тем не менее, 8 мая 1201 года Папа утвердил договор крестоносцев с республикой Св. Марка. Таким образом почва для Крестоносец превращения крестового похода против мусульманского Египта в грабительский поход против христианской Византии была в значительной мере подготовлена.
А «семена будущего урожая» в эту почву бросили сами византийцы. В 1195 году в результате дворцового переворота в Константинополе был низвергнут и ослеплен император Исаак II Ангел. Его престол узурпировал новый василевс Алексей III. А в начале 1202 года сын ослепленного императора, царевич Алексей, бежал из константинопольской тюрьмы с помощью судовладельца из Пизы, который представил ему место на корабле и дал возможность, по словам византийского историка Никиты Хониата, «закрыть свой след водою».
Весной 1202 года царевич Алексей явился в Рим и смиренно обратился к Папе с просьбой о помощи против узурпатора Алексея III. В вознаграждение за эту помощь — оказать ее должны были, разумеется, «освободители Святой земли» — Папа назначил царевичу следующую цену: подчинение греческой церкви римской и участие Византии в крестовом походе. Таким образом, Иннокентий получил прекрасную возможность под предлогом «защиты справедливости», вернув Константинополю законного правителя, вернуть его и в лоно католической церкви. И не упустил ее.
Само собой разумеется, что все те, чьими усилиями ткалась, хотя и с разных сторон, единая канва событий, до поры до времени действовали в глубокой тайне. Лишь много столетий спустя ученые, черпая по крохам факты и свидетельства из современных той эпохе документов, постепенно нащупали и развязали узелки секретной дипломатии начала XII столетия.[116]
К лету 1202 года близ Венеции, на малонаселенном острове Лидо, собрались значительные отряды немецких, французских, итальянских крестоносцев. Им сразу же пришлось почувствовать зависимость от венецианцев, которые производили снабжение «волков христовых» продовольствием. Наиболее нуждающимся рыцарям пришлось голодать, что спровоцировало болезни и даже смерти.
Как и предвидел Дандоло, прибыли далеко не все крестоносцы, на которых рассчитывали при подписании договора, и собравшиеся оказались не в состоянии собрать нужную сумму к лету 1202 года: из 85 тысяч марок Венеция получила лишь 51 тысячу. Но дож понимал, что если войско разойдётся (а дезертирство с острова Лидо начинало принимать угрожающие масштабы), то Венецию ожидают серьезные осложнения с Иннокентием III: венецианцы-де сорвали крестовый поход! Приняв во внимание все эти обстоятельства, Дандоло, не забывая при этом о выгодах Венеции, предложил рыцарям следующий выход из создавшегося положения: крестоносцы должны помочь Венеции завоевать город Задар на восточном побережье Адриатического моря, в Далмации.
В народном собрании Венеции Энрико Дандоло выступил со следующей речью[117]: «Господа, эти люди не могут нам больше платить, и то, что они уже заплатили, нам принадлежит вполне на основании договора, которого они не в состоянии исполнить. Но мы не должны пользоваться своим правом с такой строгостью, чтобы не навлечь осуждения на себя и нашу землю. Потребуем у них одной услуги. Король Венгрии отнял у нас Цару[118], один из укрепленнейших городов на свете, и мы при всем нашем могуществе не будем в состоянии завоевать ее без помощи этих людей.
Предложим им помочь нам в том, и мы отсрочим в их пользу тридцать тысяч марок серебра, которые они нам должны, пока Бог дозволит нам сражаться вместе с ними».
Предложение дожа было одобрено, несмотря на то, что Задар был владением венгерского короля, который и сам «принял Крест», Но ни Дандоло, ни жителей Венеции, как, впрочем, и предводителя крестоносцев маркиза Бонифация Монферратского, это не смутило. Похоже эта сделка, временно превращавшая крестоносное войско в наемников Венеции, обеим сторонам показалась вполне приемлемой и совместимой с делом освобождения Святой земли. Во всяком случае, Бонифаций фактически уступил на время предводительство дожу Венеции, который взялся самолично командовать флотом во время экспедиции против Задара.
И Дандоло — этот изумительно энергичный старик — разыграл перед крестоносцами и жителями Венеции настоящую комедию, о которой рассказывает Жофруа Виллардуэн: «…все собрались в церкви Св. Марка: там было много народа, как туземцы[119], так и большая часть баронов и пилигримов.[120]
Перед началом большой обедни дож Венеции по имени Дандоло взошел на кафедру и сказал народу: «"Господа, вы вступили в союз с лучшими людьми во вселенной и за самое великое дело, какое когда-либо предпринималось. Я уже стар и слаб, и нуждаюсь в покое, и страдаю телесными недугами, но тем не менее, я вижу, что между вами нет никого, кто мог бы править и распоряжаться, как я, ваш государь. Если вы дадите свое согласие, чтобы я взял Крест для управления вами и для руководства, то я оставлю на своем месте сына, и он будет править землей, а я пойду жить и умирать вместе с вами и пилигримами" И когда крестоносцы услышали это, то они закричали в один голос: "Мы вас молим, именем Бога исполнить обещание, сделать то и отправиться вместе с нами!"».
Иннокентий III, узнав о «злом намерении» венецианцев, запретил крестоносцам, под угрозой отлучения, «нападать на христианские земли». И все же можно с уверенностью утверждать, что на деле Папа потворствовал осуществлению замыслов Венеции, с которыми связал себя еще весной 1201 года. В конце концов, Рим располагал вполне действенными средствами помешать нападению на Задар. Если бы Иннокентий III искренне хотел избавить христианские земли, в том числе и Задар, от вторжения, ему стоило бы рассчитаться с Венецией за долги своего обанкротившегося воинства средствами папской курии, для которой сумма в 34 тысячи марок была не слишком велика. Но Иннокентий III, конечно, не собирался этого делать. Когда же из крестоносного войска в Рим пришли беспокойные запросы: как быть, не разойтись ли для того, чтобы пресечь «злое намерение» Дандоло? — папа через своего легата выразил волю «апостольского престола» в таких словах: «Простительнее искупить малое зло великим добрым делом, нежели, оставив крестоносный обет невыполненным, бесславными грешниками вернуться на родину».
