— Куда он подевался? — спросил другой голос с английским акцентом.

— Ой.

Звук падения и пьяное хихиканье.

— Ты нарочно это сделала! — визгливо выкрикнула одна из девиц.

Их голоса звучали все ближе.

— Проклятье! — пробормотал Йейн и отдернул руки от лица Хейвен. Когда он сердился, он становился еще красивее.

— Это твои подружки?

Йейн сделал вид, будто нюхает воздух.

— Это… нет-нет, погоди… Уж не ревность ли я чувствую? Нет, они не подружки. Скорее, реквизит.

Хейвен покраснела. Порой его слова были интимнее поцелуев. Йейн Морроу подшучивал над ней. Он знал, что она ревнива. Он знал, что ее этим можно подколоть. Она была беззащитна и смущена. Он словно бы увидел ее обнаженной.

Взяв Хейвен за руку, Йейн вывел ее в коридор. Две девушки-модели вцепились друг в дружку, пытаясь держаться на ногах.

— Йейн! — мурлыкнула хрупкая блондинка с глазами енота. — Ну куда ты пропал? Мы тебя везде искали.

— Шоу уже начинается, сейчас награды начнут вручать, а нас в зал не пускают, — прохныкала высокая брюнетка. — Ты же знаешь, в самом начале будут чтить память Джереми. Зачем ты нас бросил?

Йейн пожал плечами.

— Дамы, я понятия не имею, о чем вы говорите. Я никуда не исчезал. Я все время был здесь.

Девушки переглянулись. Каждая надеялась, что другая поняла, что к чему.

— А это кто? — пьяно вопросила блондинка.

— Моя кузина, — ответил Йейн и поцеловал руку Хейвен.

— Твоя кузина? — брюнетка была готова расхохотаться, но осеклась. Она поморщилась. Похоже, ее мутило.

— Ну, Гвендолин, — укоризненно проговорил Йейн, глядя на нее, как на расшалившегося ребенка. — Разве так себя ведут?

— Кем ты себя возомнила? — возмущенно спросила Хейвен.

— Я — актриса! — к изумлению Хейвен, заявила девица с английским акцентом.

— Эээээээааааан! — простонала американка. — Ну как же мы в зал попадем без тебя!

— Дорогуша, в театре полным-полно мужчин, которые тоже одиноки и побогаче меня. Неужели я должен все вам растолковывать? А теперь — прошу нас извинить, — добавил он, и девицы обреченно пошли прочь по коридору, поддерживая друг дружку.

— Похоже, они тут будут бродить по коридорам до скончания веков, — сказал Йейн, когда девушки остановились на развилке. — Пора сматываться отсюда.

— Куда мы пойдем? — спросила Хейвен.

— Увидишь, — ответил Йейн.

Когда они подошли к двери с горящим знаком «Выход», Йейн остановился и отпустил руку Хейвен. Он снял льняной пиджак и отдал ей. Он была тронута и смущена его поступком. На улице было не меньше восьмидесяти градусов.[12]

— Нас ждет машина. Накинь пиджак на голову и не снимай, пока мы не сядем в автомобиль, — проинструктировал ее Йейн.

— Хочешь, чтобы я надела твой пиджак на голову? А бумажных пакетов у тебя не завалялось?

Он только что целовал ее, а теперь не хотел, чтобы их видели вместе?

— Не глупи, Констанс. Тебе очень идут черные волосы. И акцент у тебя просто умопомрачительный. Но нельзя, чтобы нас фотографировали вместе.

Хейвен сделала вид, будто не заметила, что он назвал ее Констанс, но от возмущения у нее всю кожу словно иголками кололо.

— Почему нельзя?

— Потому что я бы предпочел, чтобы за тобой пока не бегали папарацци. Вот увидишь: очень скоро ты даже не сможешь спокойно ванну принимать. К тому же я сомневаюсь, что твои нынешние родители будут в восторге от того, что ты слоняешься по Нью-Йорку с пресловутым разгильдяем. Или ты действительно хочешь, чтобы они обо всем прочли в «Access Hollywood»?[13]

— Нет, — призналась Хейвен.

Йейн усмехнулся. Хейвен надеялась, что он не слышит, как часто бьется ее сердце.

— Ясное дело, ты этого не хочешь, — сказал Йейн. — Кое-что не меняется никогда.

— Ладно, ты победил. Но как же я сяду в машину, если не буду видеть, куда иду?

— Позволь. — Йейн набросил пиджак на голову Хейвен и поднял ее на руки. — Постарайся обмякнуть. Все решат, что одна из моих подружек не дотянула до конца шоу.

Хейвен прижалась головой к груди Йейна и глубоко вдохнула. Его запах кружил ей голову. Она услышала, как скрипнула дверь. Потом защелкали затворы несколько десятков фотоаппаратов.

— Что случилось, Йейн? Ты ей чего-то нехорошего дал скушать? — послышался мужской голос.

— Она же не мертвая, а? — прокричал другой мужчина.

Хейвен в ответ вяло пошевелила ногами.

— Я просто провожаю даму домой, — спокойно сообщил Йейн папарацци. — Она слишком много выпила.

— А это которая? — прозвучал голос первого мужчины. — Девушка из «Секрета Виктории» или модель «Шанель»?

— Я похож на человека, который рассказывает о тех, с кем целуется?

Фотографы рассмеялись.

— Ладно. Можете не отвечать на этот вопрос. Доброй ночи, джентльмены.

Хейвен почувствовала, что ее укладывают на сиденье. Дверца хлопнула, и вдруг стало тихо.

— Теперь можно снять, — сказал ей Йейн, и Хейвен выглянула из-под пиджака. — Окна тонированы. Никто ничего не увидит. Даже водитель.

Десятки мужчин и женщин с фотокамерами прижимали лица к стеклам, пытаясь разглядеть тех, кто находился в салоне машины. Щеки и носы распластывались по стеклу, и казалось, что в окна заглядывают не люди, а какие-то чудища.

— Мьюс,[14] — сказал Йейн водителю и добавил: — И постарайся, чтобы за тобой не было «хвоста».

Машина, взвизгнув тормозами, сорвалась с места. Хейвен с волнением смотрела на Йейна, сидевшего в профиль к ней. Он показался ей озабоченным. Он сдвинул брови, на его глаза легла тень. Он крепко сжал губы — словно запечатал, чтобы не сболтнуть лишнее. Сейчас рядом с Хейвен сидел не легкомысленный плейбой. На миг Йейн Морроу стал похож на человека, на плечах которого лежала тяжелая ноша.

— Что случилось? — спросила Хейвен, вдруг резко осознав, что не знает ничего о том, кто сидит рядом с ней.

— Не обращай на меня внимания, — успокоил ее Йейн и взял за руку. — Просто я не ожидал, что найду тебя так скоро. Я намеревался сначала разделаться с рядом препятствий.

— Прости, — проговорила Хейвен, боясь спросить, какие препятствия он имеет в виду. — Вечно я делаю все не вовремя.

— Тебе не за что извиняться. Я ждал тебя всю жизнь.

Мрачность Йейна развеялась и сменилась знакомой улыбкой. В эту чуть кривоватую улыбку Констанс влюбилась с первого взгляда, как только увидела Этана на Пьяцца Навона в Риме. Его лицо изменилось, но все же у Хейвен не было никаких сомнений, что оно принадлежит ее возлюбленному. Никому бы не удалось совместить в выражении лица злорадство, осторожность и храбрость. «Это Этан», — убеждала себя Хейвен. От этой мысли у нее так закружилась голова, что она порадовалась тому, что сидит, а не стоит.

— Ты вправду меня ждал? — спросила она.

— Посмотрим, смогу ли я тебе это доказать. — Йейн легонько толкнул Хейвен к спинке бархатного сиденья и снова поцеловал ее. Его руки гладили ее шелковое платье, но Хейвен не просила его перестать. Все ее тело пылало огнем, а когда рука Йейна легла на ее обнаженное бедро, ей показалось, что она сейчас лишится чувств от блаженства.

— Еще нет, — проговорила она вслух и удивилась — ведь ей показалось, что она об этом только подумала.

— Прости. — Йейн помог Хейвен сесть и поправить прическу. — Просто не сдержался. Знаешь, ждать девяносто лет — это очень долго.

— Слишком долго, — согласилась Хейвен и одернула платье, подол которого взлетел почти до талии. У нее больше не осталось сомнений. Йейн Морроу не очень походил на того Этана, которого она рисовала в детстве, но Хейвен твердо знала, что встретила мужчину из своих видений. Вот чего хотела Констанс. Теперь Хейвен осталось выяснить одно: зачем.

Незадолго до парка на Вашингтон-сквер водитель Йейна остановил машину в начале мощеной дороги. Высокие кованые ворота перекрывали путь машинам и пешеходам в улочку длиной с квартал. За воротами стояли дома, казавшиеся особенно маленькими в сравнении с возвышавшимися за ними небоскребами. Это были коттеджи, поросшие плющом. Улочку освещали старомодные фонари, в заоконных ящиках цвели яркие цветы. Во всем этом было нечто очаровательно-антикварное. Словно из книги сказок вынули страничку с иллюстрацией. Табличка на ближайшем доме гласила: «ВАШИНГТОН-МЬЮС».