— Что это такое? — спросила Хейвен, швырнув матери газетную вырезку. Мэй Мур опустила глаза и дико побледнела. — Что это такое? — еще более требовательно вопросила Хейвен. Она просто рассвирепела, сама не понимая почему.

— Обрывок газеты? — робко пробормотала ее мать.

— В принципе, это сообщение об автокатастрофе. Знаешь, о какой именно?

— Можно я посмотрю? — тихо спросила Мэй.

— Что тут происходит? — грозно осведомилась бабушка Хейвен, встав на пороге.

— Уходи, Имоджин, — прорычала Хейвен. — Это не твое собачье дело.

— Как ты смеешь так со мной разговаривать в моем доме? — рявкнула в ответ Имоджин.

— Она права, мама. Это не твое дело. — Мэй оторвала взгляд от газетной заметки. Ее глаза смотрели ясно и решительно. — Оставь нас.

Имоджин была потрясена не на шутку. Впервые за многие годы дочь отважилась ей противоречить.

— Прошу тебя, — повторила Мэй. — Позволь мне поговорить с Хейвен с глазу на глаз.

— Хорошо, если ты так настаиваешь, но скажи своей девчонке, чтобы она следила за своим языком, — процедила сквозь зубы старуха, развернулась и маршевым шагом ушла в сторону гостиной.

— Садись, Хейвен. — Мэй указала на стул около стола, стоявшего у окна. — Думаю, ты уже достаточно взрослая. Я скажу тебе все, о чем ты хочешь знать.

Не в силах смотреть матери в глаза, Хейвен села напротив окна и устремила взгляд на горы, усеянные желтыми пятнышками цветущих кустов кизила. Над лиловой вершиной самой высокой горы стояло закатное солнце.

— Почему, когда отец погиб, он был рядом с этой женщиной?

Мэй Мур попыталась улыбнуться, но это у нее не получилось.

— Я уже давно ищу ответ на этот вопрос, — призналась она. — И ни разу мне не удавалось найти другого объяснения, кроме самого очевидного.

У Хейвен ком подступил к горлу.

— Значит, у них все-таки был роман?

Мэй Мур кивнула.

— Почти все об этом говорили, а я не желала слушать. Знаешь, порой вблизи трудно разглядеть людей. Твой отец клялся мне в верности, и я ему верила. Но оказалось, что он мне все время лгал.

— Не понимаю, — пробормотала Хейвен. — Как он мог так поступить? Ты мне столько историй рассказывала про то, как вы познакомились, как поженились. Ты верила, что вы были просто предназначены друг для друга.

— Ах, эти мои рассказы… — Морщинки на лбу Мэй стали глубже. Она вдруг как-то съежилась, словно тоска придавила ее, но все же продолжала говорить: — Я надеялась, что ты все это забыла. Теперь я чувствую себя очень глупо. Я просто замечталась.

— Что значит — «замечталась»? — Голос Хейвен прозвучал сердито, с упреком. — Ты все выдумала? Ты мне лгала?

Мэй Мур приняла удар не дрогнув. Хейвен могла бы догадаться, что ее мать давно готовилась к этому разговору.

— Порой, когда мы влюблены, мы берем факты и сплетаем из них красивые истории. Но это опасно, потому что в один прекрасный день, нравится тебе это или нет, ты увидишь горькую правду жизни. Ты обнаруживаешь, что люди не всегда таковы, какими тебе хочется их видеть. И если ты не готова к правде… ну, тогда ты испытываешь шок, скажем так.

— Ты поэтому попала в больницу? — спросила Хейвен.

— Это была не просто больница, — ответила Мэй.

— Я знаю, — сказала Хейвен и принялась водить кончиком пальца по пятнышку на столе.

— Прости. Представляю, как тебе тяжело. Но пожалуйста, постарайся меня понять. Все мои мечты погибли вместе с твоим отцом. Все, во что я верила всем сердцем, оказалось фальшью. Твоя бабушка всеми силами старалась предостеречь меня, но я предпочла не слушать. Я была молодая и глупая, и я дорого заплатила за свою глупость. Если бы не ты, Хейвен…

— Значит, Имоджин была права насчет папы… — пробормотала Хейвен.

Мэй Мур наклонилась к столу и перешла на полушепот.

— Твоя бабушка очень мудра. Она не первый год живет на свете и трезво смотрит на вещи. Пожалуй, теперь я тоже смотрю на вещи трезво.

— То есть ты больше не веришь, что есть люди, которым суждено быть вместе?

Мэй откинулась на спинку стула и пытливо посмотрела на дочь. У Хейвен горели щеки.

— Твой вопрос как-то связан с Этаном и той коробкой, которую я тебе отдала? — спросила Мэй.

Хейвен промолчала.

— Мне бы хотелось верить, что люди могут быть предназначены друг для друга. — Похоже, Мэй Мур решила поделиться с дочерью последней искоркой надежды. — Как знать? Может быть, и для меня кто-то существовал — просто мне не довелось с ним встретиться. Но ты должна искать свое счастье, и пусть мой горький опыт тебя не останавливает. Хейвен, ты говоришь об Этане с раннего детства. Если он вправду существует, я думаю, ты просто обязана его разыскать.

Хейвен села на пол и прижалась спиной к запертой двери спальни. Обхватив голову руками, она думала не о матери и не об Этане Эвансе. Как ни странно, она мысленно перенеслась в дом Морган Мэрфи. Она увидела десятилетнюю Морган, расхаживающую по дому в воздушном белом платьице, в которое она была одета в день свадьбы ее кузины. Морган была одной из девочек с цветами. Когда они вдвоем понарошку наряжались, Морган всегда настаивала на том, что будет невестой. К четвертому классу она уже знала, что на свадьбу хочет букет из розовых пионов, платье с десятифутовым шлейфом и мужа-красавчика, который будет исправно платить за все ее прихоти.

Со временем Хейвен стала относиться с презрением к девочкам вроде Морган — к тем, чье воображение умещалось в обложке дешевого романа. Таких в школе «Синяя гора» было немало. Эти девочки писали свои предполагаемые замужние фамилии на последних страничках общих тетрадей, они регистрировались на сайте воображаемых свадеб с помощью компьютеров в библиотеке. Для них любовь была безобидной игрой — красивой историей, которой они себя забавляли. Хейвен всегда считала таких девчонок глупыми. А теперь, после разговора с матерью, она поняла, насколько опасным может быть такое поведение.

Хейвен всегда казалось, что найти любовь можно, слушая свое сердце. Она не догадывалась о том, как сильно сердце может обмануть человека. Мэй Мур искренне верила, что нашла своего суженого. А когда стало ясно, что она ошиблась, эта ошибка разрушила ее. И вот теперь Хейвен грозила опасность. Она могла ошибиться точно так же, как ее мать. Она понимала, что ей нельзя торопиться, что нельзя бездумно бросаться в чьи-то объятия.

— Хейвен! — послышался снизу крик бабушки. — Хейвен!

Хейвен приоткрыла дверь и прокричала в щель:

— Что?

— Спустись сюда! Доктор Тидмор звонит. Хочет поговорить с тобой.

Хейвен сняла трубку беспроводного телефона с базы, прикрепленной к кухонной стене. Рисунки, найденные ею на чердаке, все еще лежали на столе.

— Алло?

— Привет, Хейвен, — сказал доктор Тидмор. Это прозвучало немного фамильярно из уст священнослужителя. — Надеюсь, я тебе не помешал? Просто хотел узнать, как дела у моей особенной девочки.

Хейвен поежилась. В детстве она не возражала, когда пастор ее так называл, а в семнадцать лет такое сюсюканье стало ей неприятно.

— Нет, вы мне совсем не помешали, — ответила она.

— Что-нибудь случилось, Хейвен? — спросил доктор Тидмор. — У тебя голос странный.

— У меня все в порядке, — заверила его Хейвен, постаравшись, чтобы ее голос звучал веселее.

— Что ж, рад слышать. А звоню я, чтобы удостовериться, что мы с тобой увидимся завтра вечером.

— Завтра вечером? — переспросила Хейвен, рассеянно перебирая рисунки с чердака. Ее взгляд упал на рисунок с изображением ряда небольших домов, и ее сердце забилось чаще. По центру рисунка был расположен белый коттедж с красной дверью. Окна второго этажа были затянуты темно-зелеными бархатными шторами.

— Твоя бабушка договорилась, чтобы ты приходила ко мне по средам. Наша первая встреча — завтра в четыре, — напомнил Тидмор. Хейвен промолчала. — Мы поговорим о твоих видениях.

— В четыре, — рассеянно пробормотала Хейвен, наклонившись к рисунку.